2018-2-22 12:05 |
Россия набрала 29 баллов из 100 и заняла 135-е место из 180 в новом глобальном Индексе восприятия коррупции за 2017 год, составленном международным движением Transparency International. Индекс восприятия коррупции каждый год составляется на основании опросов экспертов и предпринимателей, проведенных независимыми организациями по всему миру.
Целый ряд громких дел в России, формально связанных с коррупцией, в том числе суд над бывшим министром экономического развития Алексеем Улюкаевым и бывшими губернаторами Никитой Белых и Александром Хорошавиным, не повлияли на Индекс, поскольку эксперты не признали эти дела своеобразными подвижками в противодействии коррупции.
Результат 29 баллов Россия набирает третий год подряд, меняются лишь места (в 2015 году это было 119-е, в 2016 – 131-е), но, по мнению экспертов, связано это с переменами в других странах, а также с включением или исключением некоторых из них из Индекса.
О том, что влияет на Индекс восприятия коррупции и почему Россия остается в числе аутсайдеров, в интервью Радио Свобода рассказал генеральный директор "Трансперенси Интернешнл-Россия" Антон Поминов.
– Если исключить внешние факторы, что, по-вашему, влияет на стабильно низкий индекс России?
– У нас особо ничего не происходит. То есть мы как-то плетемся вроде бы в том же направлении, что и весь мир, где-то что-то лениво делаем, чтобы не казаться на фоне других стран совсем уж отсталыми, но системная антикоррупция находится внизу списка приоритетов у людей, которые принимают решения: Путина, Медведева. Понятно, что они заняты чем-то другим.
Индекс восприятия коррупции – это способ привлечь внимание к проблеме всех, кому это может быть интересно"Новой газеты" и телеканала "Дождь". Навальный выводит людей на улицы, но ни одного антикоррупционного дела по следам этих расследований почему-то нет. . .
– Проблема в том, что после того, как публикуется какой-то факт, на это должна быть официальная реакция. И ладно там журналисты и некоммерческие организации что-то публикуют, но есть много судебных решений, например, американского суда, по которым та или иная компания признается виновной в том, что давала взятки, например, в России.
Но дальше-то ничего не происходит со стороны наших правоохранительных органов. Совершенно понятно, что никто не ведет никакой серьезной антикоррупционной работы и системно не хочет менять положение дел, а всякие громкие дела, о которых мы слышим, происходят случайным образом, мы даже не можем объяснить каким.
– Здесь законы плохие или правоприменительная практика никуда не годится?
– Законы, на самом деле, у нас не такие плохие. В 2008 году была принята масса всяких полезных улучшений, но проблема в том, что все это не очень работает. Самое элементарное: у нас суд избирательно судит и за одно и то же может вынести совершенно разные приговоры или вообще отказаться принять какое-то дело к рассмотрению. Например, против генерального прокурора те же самые ФБК пытались что-то такое инициировать, но у них ничего не получилось. То есть по антикоррупции, по прозрачности законы в России нормальные. Но проблема в том, что ни парламент, ни суд толком не являются независимыми ветвями власти, они просто с этим никак не могут работать, все одеяло утащила на себя исполнительная власть.
Большинство правительств мира считают, конечно, что Индекс восприятия коррупции как-то повлиять на российские власти, чтобы ситуация улучшилась?
– Вообще идея заключается в том, что мы всегда выдвигаем какие-то рекомендации, и не только в рамках Индекса восприятия коррупции. Это способ привлечь внимание к проблеме властей, международных организаций, граждан – в общем, всех, кому это может быть в той или иной степени интересно, не важно для чего. А дальше уже невозможно кого-то чему-то научить насильно. Если среди лиц, принимающих решения, есть те, кто хочет видеть в этом для себя руководство к действию, или воспринимать это как советы, наверное, они могут им последовать. Те же, кто считает, что все это происки врагов, могут видеть ровно это. Надо сказать, что большинство правительств мира считают, конечно, ч Если все будет продолжаться так же, антикоррупция будет такая же точечная, а судебные власти, парламентские расследования, парламентский контроль будут оставаться несуществующими, то я бы сказал, что, наверное, нет причин, чтобы что-то улучшилось. А если будет что-то меняться в глобальном смысле, то, наверное, и ситуация с коррупцией как-то сдвинется с места. Как можно сделать прогноз, если все зависит от того, с какой ноги встанет Мудрейший? Мне кажется, тут прогнозировать что-то совершенно бесполезно. Когда институты не работают, все зависит от Мудрейшего. У нас разделение властей есть только на бумаге, поэтому все зависит от него.
– То есть больше никто не в состоянии решить эту проблему?
– По-хорошему ее должен решить народ, и мы надеемся, что это рано или поздно произойдет. Появится политическая конкуренция, что, в свою очередь, приведет к тому, что судебная реформа будет проведена, чтобы гарантировать минимальные права собственности. Ну а там, глядишь, и до более частных вопросов дойдем. Либо второй вариант: будем сидеть и ждать, что они там надумают, и какую еще реформу проведут. . . Но я боюсь, что от мелких реформ ничего существенно не изменится. .
Подробнее читайте на svoboda.org ...
