2016-4-7 18:00 |
Министр образования и науки РФ Дмитрий Ливанов сказал, что мы фактически сейчас вернулись к тому уровню образования, который был характерен для конца советского периода. Теперь, пожалуй, двинем в семидесятые.
Дойдем ли? Министр образования и науки РФ Дмитрий Ливанов сказал, что мы «фактически сейчас вернулись к тому уровню образования, который был характерен для конца советского периода». Сказал он это в самом оптимистическом контексте: мол, в Европе наша система образования «почти по всем параметрам номер один».
Меж тем возникает не может не возникнуть вопрос: как же так, мы реформировали, реформировали и дореформировали до уровня четвертьвековой давности? Даже если не оспаривать это утверждение, а принять его за правду, конец восьмидесятых всяко не пора расцвета советского образования. И вот, оказывается, скоро будет тридцать лет, как мы стараемся дотянуть до былого не-расцвета.
Этому невеселому казусу можно было бы придумать приличное объяснение.
Например: в Китае провал на месте образования случился в пору культурной революции, когда за десять лет было закрыто 106 вузов, их преподавательский состав распущен, имущество многих образовательных учреждений конфисковано, а учебные материалы уничтожены.
Но в современном Китае культурная революция осуждается, политика государства в области образования резко изменилась. Оно стало строго иерархичным, базирующимся на полноценных систематических экзаменах, и выпускники, прошедшие через всю экзаменационную сетку, получают отличные социальные шансы.
У этого подхода есть свои минусы, но он, несомненно, отличается от того, что было.
Почему в школьную программу непременно нужно втащить современную литературу?
У нас же признать ошибки реформирования никто не готов, принципиальные отличия непонятны (только бумажной, отчетной работы стало очевидно больше), мы вроде бы вернулись к уровню конца восьмидесятых и должны этому порадоваться. Теперь, пожалуй, двинем в семидесятые. Дойдем ли?
«Уровень образования» понятие многомерное, измерить его непросто. Я все-таки обращу внимание читателей на аспект ценностный.
Согласно опросам 2012 года, результаты которых опубликованы в статье социолога Светланы Мареевой «Особенности идентичностей и ценностных ориентаций российской молодежи», семьдесят процентов опрошенных в возрастной подгруппе 18 лет 21 год «выразили готовность переступить через нормы и принципы морали для достижения успеха».
Семьдесят процентов и это только те, кто готов заявить об этом открыто! Сорока двум процентам россиян младше 30 лет доводилось сознательно обманывать кого-то для достижения своих целей, пятьдесят шесть процентов считают, что преуспевшие не должны помогать неудачникам.
Справедливости ради: Мареева пишет, что в 2001 году доля молодых людей, терпимых к обману и взяткам, была на пять процентов выше, чем сейчас. Допустим, что это не статистическая погрешность, а истинная положительная динамика но все же: чего мы хотим добиться?
Среди всех стран БРИКС (вроде бы перспективных и стремительно развивающихся) именно в России молодежь с наибольшим скептицизмом относится к роли труда в жизненном успехе. Казалось бы, это вступает в противоречие с мыслью, что человек сам кузнец своего счастья и не обязан помогать неудачникам но нет.
В вышедшей в прошлом году интереснейшей книге Института социологии РАН «Российский чиновник» проанализирован карьерный путь чиновников пожилых и молодых: если раньше он пролегал через партийно-комсомольскую работу, то теперь через связи и знакомства.
Добавим к этому, что шестьдесят четыре процента российской молодежи считают, что «человек должен жить в той стране, где ему больше нравится» (против тридцать шесть процентов, которые думают, что Родину покидать нехорошо), и шестьдесят пять процентов понимают свободу как личную свободу, а не возможность реализовать политические права.
И это, как ни крути, результат воспитания не только школьного, конечно. Это проекция царящей в обществе идеологии. Нам говорят, что ее нет, что доминирующая идеология запрещена но ведь она есть. «Будьте индивидуальностью», «не позволяйте надеть себе идеологические шоры», «приоритетны не взгляды, левые или правые, а личная свобода и благополучие». Итог крайняя разобщенность и атомизированность российских граждан.
«Важней конкретные дела, а не политическая борьба» ну да, это звучит прекрасно, то-то у нас развелось столько благотворителей, которые собирают деньги на лечение отдельных тяжелобольных («конкретные дела»), в то время как гарантированная государственная медицинская помощь деградировала, больницы фактически переведены на самоокупаемость.
Нет, не всегда помогают «конкретные дела». Зато права свободно уезжать «в ту страну, где больше нравится» да, этого права мы добились. А что делать?
С вышибанием «исторического покаяния» и свободой интерпретаций у нас явно переборщили: если старшее поколение принимает не любезное сердцу толкование отечественной истории в штыки, то на молодежь «торговля страхом» просто не действует им что «застой», что «перестройка», что «лихие девяностые» все едино. Все маркируется как «неактуальное прошлое».
А если говорить о настоящем, о прямо сейчас текущем то много ли в России учителей истории, которые, к примеру, вчера напомнили старшеклассникам, что исполнилось два года с начала восстания в Донбассе? Восстания, которое с самого начала было направлено на то, чтобы русским людям быть с Россией, и продолжается прямо сейчас. Но мы ведь не скажем об этом школьникам а значит, история в пролете. Она неактуальна.
Литература? Вот Александр Архангельский, популярный телеведущий, профессор ВШЭ, писатель и автор школьного учебника по литературе, объясняет, какой должна быть школьная программа по литературе. Она должна быть, опять же, разной. Единый учебник «маразматическая идея». «Его не может быть, потому что литература не задачник и не предполагает правильного ответа на последней странице. Она предполагает трудноразрешимые вопросы и совместный поиск ответов».
Почему же нельзя построить единый учебник как не-задачник? Почему нельзя решать трудноразрешимые вопросы и совместно искать ответы на хотя бы! едином материале? Почему в школьную программу непременно нужно втащить современную литературу, соответственно, урезав классику до «изучения отрывками»?
На последний вопрос может быть много ответов разной степени обоснованности, но несомненный только один: современным писателям очень выгодно застолбить место в школьной программе. Это единственная гарантия, что спустя хотя бы пару десятилетий их все еще будут помнить и переиздавать.
А вот Лев Толстой, по воспоминаниям Валентина Федоровича Булгакова, в 1910 году прямо советовал молодым людям «не читать того, что написано в последние шестьдесят лет это такая путаница! Я нарочно сказал шестьдесят лет, чтобы и себя тоже захватить».
Можно не согласиться с Толстым, можно проникнуться доводами Архангельского, что, дескать, современность можно познать только на современном литературном материале но нельзя же не видеть, что нам снова подсовывают разнобой, даже минимально не отстоявшийся.
Лично мне трудно относиться к этим доводам хоть сколько-то серьезно с тех пор, как я, поговорив с лоббистами «современной подростковой литературы», узнала, что они имеют о современной отечественной подростковой литературе представление самое смутное (даже об Эдуарде Веркине «что-то слышали») и протаскивают конкретно западную, переводную литературу.
Это будут не просто «свободные, индивидуальные программы» это будут западно ориентированные программы.
При этом поданные вне хотя бы и западного исторического контекста политической борьбы в духе «личной свободы и идеологической незашоренности». А ведь достижение нельзя рассматривать в отрыве от усилий. А ведь усилия это всегда определенная «идеологическая зашоренность» и ограничение личной свободы.
Подспудно будет совсем нетрудно провести мысль, что жить надо там, где тебе нравится.
И мы должны будем как великое и незаслуженное везение расценивать, если на фоне всего этого вернемся хотя бы в восьмидесятые.
Теги:
литература, история, вузы, школы, образование, реформа образования, Дмитрий Ливанов
Закладки:
.
Подробнее читайте на vz.ru ...
