фото показано с : svoboda.org

На 95 году жизни умерла киновед и театральный критик Майя Туровская.  Туровская была членом Союза писателей и Союза кинематографистов СССР, в 2007 году получила кинопремию "Ника" в номинации "За вклад в кинематографические науки".

Слава пришла к Туровской после того, как именно она вместе с Юрием Ханютиным предложила идею и сценарий фильма "Обыкновенный фашизм", режиссером фильма пригласили Михаила Ромма.

Картина, вышедшая на экраны в 1965 году, вызывала в памяти недавние советские реалии, в частности, сталинские репрессии, подавление инакомыслия, но говорила об этом иносказательно, "эзоповым языком".

За первые 11 месяцев проката двухсерийную документальную ленту посмотрели 22 миллиона человек. Такой интерес объяснялся и желанием многих разобраться в сталинском тоталитаризме, в 1956 году осужденном на ХХ съезде коммунистической партии Никитой Хрущевым. Это понял главный идеолог власти Михаил Суслов, особенно возвысившийся при сменившем Хрущева в 1964 году Леониде Брежневе. Суслов изъял фильм из проката, а когда книгу о фильме по окрику из ЦК сняли из печати, так объяснил режиссеру принятое решение: "Фильм посмотрели миллионы и забыли, а сотни откроют книгу и начнут думать". Книгу издали почти 40 лет спустя в России и в Германии. Это было уже во времена перестройки.

В архивах Радио Свобода сохранились воспоминания Майи Туровской о том, как создавался этот труд, переживший политиков, идеологию и строй.   

Об идее фильма "Обыкновенный фашизм" 

– Это была случайность. Я ездила в Белые Столбы и смотрела там старое немое немецкое кино. Там было два меленьких зала тогда, в одном сидела я, в другом сидел мой сосед, приятель и коллега Юра Ханютин, и он смотрел нашу "Хронику военного времени". И вот тогда мы подумали, что хорошо было бы соединить хронику и игровое кино, то, что впоследствии в фильме не осуществилось. Фильмы этого времени немецкие – это были ужастики. Там был не только жанр, там был настоящий ужас, который, быть может, создатели даже не имели в виду, потому что они старались сделать занимательное кино, легенды, сказки, фантастические истории, но в них был настоящий ужас. Не то, что потом было, когда была игра в страшное. Хотя это начали делать в Голливуде тоже в основном немецкие эмигранты, которые привезли с собой вполне настоящий ужас. Понимаете, такой скрытый подлинный ужас, страх. И в этом смысле Кракаор был прав, он это сформулировал как предчувствие маленького человека перед миром неизвестным, это совершенно неизвестно, с какой стороны тебя погубит. И нас захватила очень эта идея. Не только потому, что мы видели что-то на экране, но потому что это относилось к нам самим. Что мы хотим понять, что произошло с нами самими и понять как то, что называлось "маленький человек", а в немецком кино он существовал так же, как и в русской литературе, стал на сторону нацизма.

– Вы использовали свой собственный опыт времен войны? Вы помните свои впечатления?

– Я встретила  войну, услышала о ней: с подругой пошла в ГИТИС на день открытых дверей, вот там я услышала речь Молотова, а вечером я шла во МХАТ на "Анну Каренину" – вот так я встретила войну. Понять было невозможно, совершенно не укладывалось. Включается радио, все просто, как стояли, немая сцена из "Ревизора" у Мейерхольда, все превратились в восковые куклы. Хотя, вообще говоря, было понятно, что война будет, и весь этот период был подчинен тому, что война будет. На этом была основана жизнь, не говоря уже об идеологии.  

А мой будущий муж, с которым я тогда еще не была знакома, он попал перед войной, переходя из одного института в другой, он кончил три курса в юридическом и попал на практику к Вышинскому в камеру следователя. Это привело его в состояние такого ужаса, что он ушел оттуда, его загребли в армию и отправили в погранвойска, которые тогда входили в состав НКВД. Поэтому у него была фуражка с зеленым околышем, которой все пугались до обморока, а он был всего-навсего погранец. И у них был очень странный взвод, который состоял наполовину из бывших уголовников, другую половину из студентов. Уголовники были в мотопехоте, уголовники сидели на мотоциклах, а студенты сзади с автоматами. Он встретил войну на внешней границе в Залещиках, это была внешняя граница Бесарабии. Он был не просто неспортивным, а он был антиспортивным. Он не хотел бегать кроссы, он просто отказывался и все, в армии. И сержант ему все время говорил: "Ты погибнешь в первом бою". Вот в эту ночь, поскольку он в очередной раз за то, что не бегал кросс, сидел "на губе", он уцелел, а в казарму попала бомба, и сержант погиб, даже не зная, что он погиб еще до первого боя. Жизнь очень странно устроена.

– Когда вы вернулись из эвакуации, в Москве работали пленные немцы. Вы помните свое тогдашнее отношение к ним?

– Первое впечатление от пленных немцев – это знаменитый день, который помнит любой человек, который был тогда в Москве, когда пленных немцев провели по Москве. Любой человек, который пережил это время, про это вспомнит. Было ощущение до этого – это ощущение ужаса, отступление каждый день, страшные сводки. И вот первый раз, когда шла колонна пленных немцев. Я даже не могу сказать, какое чувство было: и любопытство, и ужас, и сострадание – все это вместе. Хотя, конечно, все-таки главное чувство было в первый раз, что они не непобедимы.

Об историческом чувстве

– Сейчас кажется, что это была Троянская война, Древняя Троя для современных людей, а для нас это была просто наша жизнь. Причем, в 60-е годы она еще была если не вчерашней, то позавчерашней. Главное переживание нашей жизни. Так что, конечно, отрешиться от этого мы никак не могли. Написав сценарий, мы сели и стали думать, кто из режиссеров может это сделать. И долго судили, рядили и решили, что лучше всего М. Ромм. А потом, когда нам стали возить коробки, подлинный архив Геббельса, это само по себе был очень сильный стимул. Когда я открывала эти черные коробки и там готическим шрифтом все это напечатано, это было очень мощное впечатление. Михаил Ильич посмотрел фрагменты из этих нацистских фильмов и сказал: "А где вообще тут нацизм?". Они были ужасно похожи на наши.

В Германию и в Польшу мы ехали по двум вещам. Нам нужны были, согласно нашему новому сценарному замыслу, детские рисунки. С одной стороны, детские рисунки детей гетто и лагерей, с другой стороны, нацистских детей. И вот тут было одно из переживаний. Мы приехали с Юриком на три дня в Польшу, там надо было найти именно рисунки детей гетто. Там было для нас тогда потрясением – еврейский музей. Мы пошли в еврейский музей. Там сидела экскурсовод, красивая женщина с черными матовыми глазами. Я никогда не забуду, это в меня врезалось каленым железом. Я сказала: "Скажите, пожалуйста, нет ли у вас рисунков детей гетто?" Я сказала таким разговорным тоном. Она на меня посмотрела, у нее был отвернут рукав до локтя, и был номер, она на меня посмотрела, у нее был ровный безжизненный голос, и сказала: "Неужели вы не знаете, что от гетто осталась только пыль?" Мне стало до такой степени стыдно, этот стыд я испытываю каждый раз, когда я об этом говорю, пишу или думаю. Потом эти рисунки нашли уже не мы с Юрой в Кризенштате, это был показательный лагерь, куда возили иностранцев, показывали, что узники концлагерей содержатся по нормам и так далее. А в Берлине мы должны были искать рисунки нацистских детей. Нам представлялось, что это легче легкого, потому что у каждого дома есть. Выяснилось, что ничего похожего, ничего общего. Выяснилось, что все его выбросили, ни у кого нет ничего. Мы очень возмущались и говорили, что они такие неисторические, у них нет совершенно исторического чувства.

– Как реагировали немцы на ваши изыскания? Понятно, что это были восточные немцы, но все же?

– Показывали фильм с Юрой, мы от страха чуть не умерли, потому что в зале была такая мертвая тишина, как будто там никого нет. Тут есть такой парадокс: в ГДР во многом себя не ассоциировали с нацизмом, поэтому они относились к этому спокойно. У них были антифашистские фильмы свои. Когда мы привезли готовый фильм, тут были всякие разные эксцессы. Конечно, они его принимали с большим трудом внутренним. Работать с немцами было прекрасно, они тогда еще не были достаточно социалистическими, чтобы развалиться, еще дисциплина была традиционно немецкая.

О воротах, которые удалось отпереть

– Я смотрела в Мюнхене фильм о Сталинграде. Женщину из Сталинграда спрашивают, которая пережила все эту битву, интервьюер спрашивает совершенно серьезно и проникновенно: "Скажите, пожалуйста, а было ли вам жалко немецких солдат, которые обмороженные?" Она на него посмотрела как на сумасшедшего и сказала: "Но это же не мы к вам пришли, вы к нам пришли. Почему я их должна была жалеть, вы же нас не жалели?" У нас, поскольку мы работали так, никакого личного зла не было, конечно, уже прошло 20 лет. Но когда они смотрели фильм, кто-то плакал, кто-то уходил сразу, не взглянув в нашу сторону. А с одной девушкой был скандал, потому что она пришла после фильма и сказала: "Этого ничего не могло быть. Мой папа был на войне, мой папа ничего этого делать не мог". Понимаете, у них до сих пор идет расчет с прошлым. Хотя комплекс внутренний, он очень силен, они хотят, чтобы это забыли.  

Когда мы делали "Москва – Берлин", то наши визави немецкие не хотели показывать, там это был абсолютный запрет, все, что относилось к нацизму, было запрещено категорически. Они так испугались, они сказали – ни за что, это запрещено, невозможно. Мы сказали: но мы же все показываем, мы же делаем выставку-визави. То есть до какой-то степени мы отперли эти ворота. Сейчас там тоже появились неонацисты, о которых мы тогда говорили в фильме. Это есть реакция на свое прошлое. Когда я слышу, что если бы мы не одержали тогда победу, то мы бы теперь пили мюнхенские пиво гораздо раньше. Объясните мне, что я могу сказать молодым людям, которые справляют день рождения Адольфа Гитлера, в то время как он сказал, что славяне – прирожденные рабы? В последние годы войны уже даже СС состояло из украинцев, бог знает из кого. Уже в личной охране Гитлера были почти одни иностранцы, немцев там было сравнительно мало. Были планы этих лагерей. Славянам нужно было дать основы грамоты, чтобы они могли подписать свое имя и считать до десяти. Но если они это знают и не понимают, ведь перед ними вся история.

О знакомстве с Мюнхеном

– Ребята были совершенно молодые.  Я им сказала: ребята, я нахожусь в Мюнхене наконец, я всю дорогу, полтора года смотрю на экране этот город. Скажите, пожалуйста, я хочу увидеть три места – Фельдхернхалле, перед которым происходили ежегодные шествия факельные, дальше – музей, первый камень которого заложил Гитлер, и "Бюргерброй", где в 1923 году произошел "пивной путч" так называемый. Они мне сказали: да зачем "Бюргерброй"? Это ерунда какая-то. Мы пойдем в "Хофброй", это замечательная пивная (около которой я теперь живу, в двух шагах), и там мы выпьем замечательного пива. Я говорю: да нет, меня "Бюргерброй" интересует с исторической точки зрения, а не с пивной. Они сказали: мы представления не имеем. То есть как? Это ваша история! Они сказали: это не наша история, мы все родились после войны. Что было правдой, вообще говоря. На следующее утро мне позвонил бельгийский режиссер, который сказал: я слышал, что вы хотели увидеть то-то, то-то и то-то, но они вам не могли показать. Я говорю: да. Он говорит: они правда ничего этого не знают и не хотят знать, а я за вами приеду на машине и вам покажу. Но я не говорю, что музей этот сейчас – это музей, который стоит посредине города, а Фельдхернхалле стоит просто на Одеонсплац, ну, как бы он стоял, там, на Триумфальной площади, то есть его вообще не видеть нельзя при всем желании. И он мне это действительно все показал. Так вот, понимаете, вот эти молодые ребята… для них этот фильм тоже был. . . они увидели про свой фашизм, про который они ничего не хотели знать. Немецкий человек, не из ГДР, как я представляла себе, не из нашего посольства задал мне такой вопрос: а почему вы сделали фильм о нас, в то время как у вас свои были закорючки? Знаете, вот это трудный был момент, потому что ты стоишь на эстраде, перед тобой сидят эти. . . с такими вот глазами, и ты думаешь: ну, не туфли же покупать ты сюда приехала, правда? И я им сказала следующую фразу, которая должна была бы прозвучать, чтобы меня не посадили, у меня же семья в Москве, вы же понимаете, а с другой стороны, чтобы я не врала. Я им сказала: а вы видели когда-нибудь человека, который бы мог делать фильм, не основываясь на личном опыте? Вот, я считала, что это такая. . . Главная была не я, главным был Марк Донской, который рассказывал им Коздолевского, все свои фокусы. Он накатал колоссальную "телегу", и я не понимала, почему Марк Донской в опале. Все говорил: он снимал фильм про Ленина, положил ему руку на плечо, за это. Но теперь-то я знаю, за что. Эта "телега" пришла непосредственно в секретариат Суслова, основной был Марк Донской с Коздолевским, и я, которая им сказала такую вещь. После этого меня много лет не выпускали, Марка Донского тоже не выпускали, хотя он был герой всего. Так что это к вопросу о том, о чем фильм. Он был о них, и он был, конечно, и о нас тоже. И это они поняли, также как понимали мы, когда начинали его делать. Мы для этого его делали. Просто это не произносилось вслух.

О тоталитаризме

– Это иллюзия, что бацилла тоталитаризма погибла, это удивительное совершенно заблуждение. Понимаете, я прожила тоже, теперь живу эту жизнь, я теперь вижу, как это… У меня уже нет вопросов. Когда мы начинали делать фильм, у меня были вопросы к истории, ради этого мы с Юрой в холодных залах "Госфильмофонда" придумали эту картину, как это могло быть. У меня нет вопросов к истории. Я живу в этой истории и я вижу, что это гораздо проще может быть, чем нам кажется, это происходит уже сегодня, причем не только здесь, в России, это происходит и на Западе. Я все время рыла вот эту ямку, маленькую такую ямку, когда уже никого из нас не осталось, авторов фильма: как это может быть, почему это может быть? Отвечаю: потому что таков человек. Единственный ответ на этот вопрос – это человек. В нем заложена эта возможность и при определенных условиях она реализуется и, более того, набирает силу. Не надейтесь, что эта бацилла уничтожена, не надейтесь на это, не живите в этой утешительной иллюзии. Помните, что это может быть с вами каждый день.  .

Подробнее читайте на svoboda.org ...