фото показано с : rusnovosti.ru

Д. НАДИНА: У микрофона Дарья Надина, Виолетта Волкова, адвокат и правозащитник у нас в студии. Здравствуйте, Виолетта Владимировна. В. ВОЛКОВА: Здравствуйте. Д. НАДИНА: У нас много поводов для разговора, давайте начнём со страшной истории, которая приключилось в селе Ивашевка под Сызранью.

Мы все пристально наблюдаем за следствием - был убит полицейский и вся его семья, шесть человек в общей сложности. Сразу возникает вопрос: а не 90-е ли к нам вернулись? Как Вы рассматриваете это преступление, что Вы здесь видите? В. ВОЛКОВА: Это ситуация, когда говорить о 90-х вообще не стоит. Давайте вспомним Кущёвку, это далеко не 90-е. Очень сложно говорить про такие преступления, потому что не знаешь, чем они были вызваны: то ли это простая бытовуха и месть за что-то, либо связано с работой. Надо сначала дать следствию отработать и понять, кто, за что и почему. Если это связано с профессиональной деятельностью, а это единственная версия, которая заслуживает максимального внимания, то это полнейшее безобразие, и, возможно, это как раз месть за то, что человек работает честно, правильно, что он не состоит ни в каких отношениях «рука к руке». Д. НАДИНА: Или наоборот. В. ВОЛКОВА: Говорят, что он пристально занимался местными серьёзными производствами, которые от него страдали, он боролся с нарушениями. Д. НАДИНА: Там хищения нефтепродуктов на НПЗ были. В. ВОЛКОВА: Неужели он такой ущерб нанёс производству, что за это можно было только таким образом с ним разойтись? Д. НАДИНА: Как много вообще у нас преступлений по профессиональной линии совершаются, как часто полицейские страдают из-за своей работы? В. ВОЛКОВА: Достаточно часть. Вы не обращали внимания, что когда заходишь в любой отдел полиции, там на стене висят памятные доски, где написано, какие сотрудники пострадали, погибли при исполнении служебных обязанностей. Это говорит о том, что страдают, гибнут люди при исполнении достаточно часто, и это касается не только сотрудников полиции, прокуроров, но и руководителей налоговых служб. В Электростали, например, порядка 10 лет назад был убит глава налоговой, который тоже принципиально с чем-то боролся. Страдают адвокаты, которые там ведут дела, страдают от рук бандитов. Последние события на Украине были, когда погиб адвокат Александров. К сожалению, получается такая ситуация, что люди, которые честно, чаще всего, выполняют свою работу, страдают. Д. НАДИНА: Если говорить о наказании, которому подвергается человек, напавший на полицейского, то какое оно? Мы знаем, что в США очень жёстко с этим: если ты просто поднимешь руку на полицейского - год проведёшь в тюрьме наверняка. В. ВОЛКОВА: И у нас точно также. 318-я, которая вменялась людям после событий 6 мая 2012 года, сели от 3 лет в среднем. Д. НАДИНА: Поцарапал эмаль зуба. В. ВОЛКОВА: Ла, кинул жёлтым предметом, похожим на бильярдный шар, а вроде как это был лимон, и никаких по большому счёту не принёс увечий. Насколько я понимаю, человек пытался отвлечь внимание, но в результате вроде попал лимоном, и тому через бронежилет было больно - три с лишним года отсидел и вышел. В России жёсткие наказания просто за то, что ты сделал больно сотруднику полиции. Даже если ты просто сорвал погон с форменной одежды, не причинив ему ничего, всё равно это карается законом, и чаще всего, реальным сроком. Д. НАДИНА: А хуже всего тем, кто уже находится в заключении, людей могут обвинить в том, что они проявили насилие по отношению к сотруднику колонии, просто пальцем коснулись. Я сегодня читала про Мохнаткина в очередной раз. У человека сломано два позвонка в колонии, но он подвергся дисциплинарному наказанию сверху уже после, потому что оскорбил сотрудника колонии. В. ВОЛКОВА: Одно дело оскорбить и дисциплинарное наказание получить. Другое дело, если бы он в процессе своей перепалки дотронулся до него хотя бы пальцем. Жёстко карается потому, что если позволить хотя бы одному заключённому хоть какой-то вред нанести сотруднику колонии безнаказанно, они все так будут делать. Там же кто сильный, тот и прав. В данном случае эта толпа криминалитета, не тех, кто попал в колонию случайно в результате ДТП со смертельным исходом, а реальный криминалитет, который склонен к разбою, грабежам, насилию над личностью - это основной контингент там. Если людям, живущим по волчьим законам, дать возможность обидеть сотрудника колонии, это потом чревато серьёзными последствиями. Д. НАДИНА: Мы со слушателями миллион раз это обсудили, но тема вечная - Брейвик пожаловался на норвежское государство, ему давали разогретые полуфабрикаты, холодный кофе, он был этим крайне недоволен, и в итоге отсудил какую-то сумму, частично выиграл у государства. Мы здесь все задавались вопросом: насколько это нормально? Человек, убийца, живёт в царских условиях, у него номер в тюрьме лучше, чем в гостинице в Сызрани, но ещё имеет право жаловаться. При этом наши слушатели справедливо замечают, что лучше пусть в таких условиях и имеет право на жалобу, чем как в наших тюрьмах люди сидят. В. ВОЛКОВА: Да, у нас в тюрьмах очень часто нечеловеческие условия, и наказание должно быть неотвратимым, но не жестоким, не уничижающим достоинство. С другой стороны, если наших убийц серийных сажать в такие условия, как Брейвика, ещё и давать возможность в нормальном возрасте выйти на свободу, потому что его 20 лет закончатся уже скоро. Мало того, возможно, он будет просить снисхождения и досрочного освобождения, на которое тоже будет иметь право. Из тюрьмы выйдет оформившийся, здоровый, молодой, сильный человек, у которого убеждения никак не пострадали. Д. НАДИНА: Укрепились, возможно. В. ВОЛКОВА: Я читала, что к нему ещё и влюблённую женщину будут пускать. Попробуйте у нас с «пожизниками». Он сидит в мешке метр на метр, гуляет в каменной клетке, где видно небо в клеточку. Попробуй он сказать, что ему кофе холодный принесли. С другой стороны, никто не обещал, что в колонии будет хорошо. Когда человек шёл на совершение тяжелейших преступлений, за которые у нас у него было бы пожизненное заключение, вообще без разговоров, и он бы чётко отсидел свои 25 лет, а после них замучался бы ещё следующие 25 лет просить об условно досрочном или снисхождении. «Пожизники» по нашим законам - это практически невыходные люди. У нас скоро наступит срок, когда первые «пожизники» могут выйти на свободу. Я вас уверяю, они не выйдут. У меня есть внутреннее ощущение, благо я знакома с нашей системой правосудия и ФСИН, такие люди просто не выйдут. Там были бы люди защищены, если бы Брейвик сидел в таких же условиях, как у нас, они бы понимали, что он больше не выйдет и преступление не совершит. Д. НАДИНА: У меня нет до конца понимания, почему у нас так устроена тюремная система. С одной стороны, там есть маньяки, убийцы, товарищи типа брейвиков, с ними всё понятно, спору нет никакого, пусть их хоть палками бьют, я думаю, ни один нормальный человек за них не вступится. Но ведь у нас очень многие люди попадают в тюрьму случайно: убийство по ошибке, кража, несправедливое обвинение не дай бог. У нас всего 0,4% оправдательных вердиктов, и мы можем представить масштаб. Почему у нас нет для таких людей тюрем, в которых они будут чувствовать себя людьми? В. ВОЛКОВА: Проблема гораздо глубже. То, что у нас нет частных тюрем, за которые можно было бы заплатить и чувствовать себя там более-менее нормально: ходить в спортзал, жить в отдельной камере, получать нормальное питание, хотя и быть полностью ограниченным в правах и передвижении. Да, к сожалению, таких тюрем у нас нет, и наша система под них не заточена. Проверяли наши СИЗО полтора года назад. Выяснилось, что заключённых кормили консервированной капустой, из неё делали всё, а консервируют её в экстракте уксуса. Д. НАДИНА: Слушатель пишет: «Просто у нас тюрьма - это наказание и кара, а у них, прежде всего, изоляция от общества, избавление общества от опасности. Почему у нас такая система?» Это ментальное отношение, у нас испокон веков так шло? В. ВОЛКОВА: Естественно. Вспомните ссылки, которые были ещё при царе, не будем говорить про декабристов, но и каторжные работы были. То, что сейчас происходит в колониях, считайте, каторжные работы: за дикий труд по 12 часов в день оплата в месяц 200-400 рублей не лезет ни в какие рамки. Д. НАДИНА: У нас в студии был журналист Лурье, который отсидел 4 года. У него в колонии люди хотели работать, но работы не было. Люди сидели без дела, не могли толком ни коммуницировать, ни общаться, плюс нечеловеческие условия и работы нет. В. ВОЛКОВА: Занять себя по большому счёту нечем, и только работа даёт им возможность отвлечься от того, что тебе совершенно нечем заняться. Кроме того, работа даёт возможность получения поощрений, а поощрение - это возможность выхода. Нет работы - нет будущих перспектив и надежды. Конечно, многие заключённые хотят работать, хотя бы ради того, чтобы получить возможность выйти раньше. Д. НАДИНА: У нас сейчас новый уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова, к тому же генерал-майор МВД, ветеран боевых действий. Пока не очень понятно, что она сделает основным направлением своей работы. Как Вы думаете, может измениться наша тюремная система с её приходом? В. ВОЛКОВА: Сложно сказать, потому что она уполномоченный по правам человека, а не контролёр за системой ФСИН. Права человека нарушаются не только в системе ФСИН, но и в других местах, где она обязана реагировать. То, что у неё за плечами правоохранительное прошлое, тоже ни о чём не говорит, у меня оно тоже есть, работа в прокуратуре, и это никак не отражается на моей работе адвокатом, когда я занимаю противоположную позицию. Многие сейчас сомневаются, сможет ли она быть уполномоченным, защищать права - я думаю, может. Она очень хорошо изнутри системы знает, где и как можно эти права нарушить. Если её поставили на такую должность, я думаю, она вполне может компетентно этим заниматься. Как она будет это делать, я не знаю. На моём веку лучшим уполномоченным по правам человека был Владимир Лукин. Человек на все нарушения реагировал, у меня о нём остались самые замечательные впечатления. Я очень надеюсь, что нас ждёт человек не хуже. Д. НАДИНА: В развитых демократиях омбудсмен - защитник прав человека, он обеспечивает дополнительный контроль за властью, и он защищает чаще всего права меньшинств: национальных, инвалидов. Когда у нас слушатели слышат «меньшинства», им сразу геи рисуются на параде в центре города, но ведь это очень многие группы. У нас эта система тоже работала, опять же при Лукине, как Вы справедливо заметили. При Москальковой это может работать? Будучи депутатом Госдумы она голосовала за законопроекты, которые очень слабо укладываются в формат правозащиты: и иностранные агенты, и запрет иностранного усыновления, и оскорбление чувств верующих. В. ВОЛКОВА: Придётся перестроиться. В Госдуме она голосовала с учётом определённого партийного мнения, а здесь придётся работать в другом русле. Работа правозащитника такого уровня как она во многом зависит от команды, поэтому не плохо бы подобрать себе достойную команду, которая будет заниматься делом, а не рутинными отписками. Команда у Владимира Лукина была просто замечательная. Д. НАДИНА: Какие проблемы правозащиты у нас в стране можно выделить в первую очередь? В. ВОЛКОВА: Проблемы везде: во ФСИН, в правоохранительных органах, в соцзащите - это целый комплекс проблем, который надо решать. Система везде хорошо работает, и вдруг где-то засбоила. Сейчас прошла информация, что есть на Урале несчастное село Ключики, в котором местный мэр отмечает майские праздники 8 мая, потому что ему так удобно, а 9 Мая, видимо, сам где-то гуляет. Уже много лет люди не могут добиться от него, чтобы отмечать праздник вместе со всей страной. Это проблема системы или определённого человека? Я считаю, что это проблема определённого, абсолютно беспринципного, человека, который не хочет устроить праздник в своём селе, где он командует, где он племяннику землю нараздавал. В прошлом году на 70 лет Победы была жива последняя ветеран, которая обращалась к нему и прочила отметить этот день 9 Мая. Ей было отказано. По просьбам трудящихся местного села всё-таки торжества были проведены 8 мая, как в Европе, видимо, после чего мэр отбыл в неизвестном направлении гулять праздники, как ему нравится. Это проблема системы? Конечно, нет. Д. НАДИНА: Разве не система дала ему возможность так себя вести? Если бы у нас были более жёсткие проверяющие органы, он чувствовал пристальный взгляд на себе со стороны Москвы, наверное, не позволял бы так себя вести. В. ВОЛКОВА: Тогда мы говорим, что у нас полнейшая централизация и навязывание мнений. Д. НАДИНА: Так оно и есть, у нас полнейшая централизация, Вы так не думаете? В. ВОЛКОВА: Судя по этому селу - нет. У человека нашлось своё видение государственных праздников в России. Люди страдают, а он - нет. В данном случае говорить надо об отдельных определённых фактах, с которыми надо бороться. Да, есть системные вопросы, например, те же недочёты системы ФСИН, трудовые повинности, трудовое рабство. Люди не могут получать за свой труд смехотворные зарплаты в 200-500 рублей, потому что у нас минимальная заработная плата в России к 10 тысячам приближается. Если ты получаешь за свой месячный дикий труд 300 рублей, то ты должен понимать, что тебя используют как раба. Если у нас рабство есть, надо заняться им и бороться - это системная проблема. А если у нас есть несчастное село Ключики, маленькая точка на карте России, где происходят такие безобразия, я понимаю, что центру необходимо обратить внимание, если это не может сделать уральское руководство. Д. НАДИНА: Слушатели не могут поверить в то, что у нас 0,4% по оправдательным делам. Статистика, правда, такова? В 2015 году Маркин так заявлял. В. ВОЛКОВА: В реальности всё так и есть, даже хуже. Вердиктом называют решение присяжных, а если выносит профессиональный суд - это приговор. Что вердиктов, что приговоров - несчастные 0,4%, куда входят дела по частным обвинениям, когда сосед избил соседа, никто не видел, суд оправдал, производство прекратил. Основная масса - это бытовые дела, которые скоро декриминализируются, и тогда оправдательных приговоров будет ещё меньше. Сам оправдательный вердикт, если его выносят присяжные, не даёт гарантий, что этот человек будет на свободе. По формальным основаниям Верховный суд такие приговоры отменяет, а в статистику он уже лёг, как оправдательный. И получается, что по статистике у нас 0,4%, но приговор отменили, человека осудили. Д. НАДИНА: Оправдательных приговоров ровно ноль? В. ВОЛКОВА: Практически, их очень мало. Д. НАДИНА: Меньше 0,4%? В. ВОЛКОВА: Меньше. Практически обо всех оправдательных приговорах, которые есть, мы слышим. Если зайти на сайт РосПравосудия и ввести в поиске «оправдать», то выйдет количество, которое на пальцах можно пересчитать. Д. НАДИНА: Маркин аргументировал это тем, что у нас очень хорошо следствие работает, и ещё на этапе следствия дело, которое плохо слеплено, развалится. По Вашему опыту, так ли это? В. ВОЛКОВА: Если бы радиослушатели видели моё скептические выражение лица, то поняли бы без слов и относительно работы следствия, и того, в каком виде дела поступают в суд. Суды кстати очень часто возвращают уголовные дела, чтобы их доработали. То же обвинение предъявляется, в котором данные не соответствуют материалам дела, никто это особо не проверяет, даже прокурор утверждает, что обвинительный акт, тоже на это не смотрит. Всё делается автоматически: пролистал, подписал, а потом начинают вылезать косяки. Когда я работала в прокуратуре, то занималась как раз надзором за соблюдением законности в органах внутренних дел, через меня прошло огромное количество уголовных дел. Косяки следствия были всегда, есть и будут. Те же полицейские работают по закону «О полиции», у них есть внутренняя аттестация, которая не соответствует внутреннему экзамену, который проходят в суде и адвокатуре, потому что судья сдаёт очень серьёзный квалификационный экзамен. Мы понимаем, что человек, который сидит напротив меня и вершит правосудие, хотя бы этот экзамен сдал, значит, у него определённый уровень и объём знаний есть. А молодой следователь, который приходит в органы полиции, который формально сдал допуск и прошёл аттестацию - это люди, которые часто ничего не смыслят в праве. Кроме того, это абсолютно зависимые люди. Не надо смотреть в законе, что у нас следователь является независимым лицом, попробуй, сделай что-нибудь не так, без согласия начальника, не согласовав это с прокурором. Когда я регулярно слышу: «нам надо согласовать позицию с прокуратурой», а я отвечаю: «вы же независимые», мне скептически смеются в лицо, мол, когда же мы не согласовывали. Сама система не даёт нормально проводить следствие по уголовным делам. Взять следствие по делу 6 мая. Столько косяков и столько несуразиц, сколько было там - это уму непостижимо. Также дело Pussy Riot, которое я вела. Могу сказать точно, что судить по православным трактатам X и XIII веков, и на этом строить обвинение - немыслимо, в любом нормальном государстве это невозможно. Но у нас это возможно оказалось. Фактически они были осуждены на основании экспертизы, которая прошла по двум трактатам и соборам X и XIII веков. Как это может быть - я не могу понять. Тем не менее, это случается. Говорить о качестве правосудия у нас не приходится ни со стороны правоохранительных органов, ни со стороны судов. Для тех же судов были уже интервью различных судей, которые таковыми уже не являются, они раскрывали секреты и говорили, что вынесение оправдательного приговора для них сродни совершения преступления внутри системы. Если ты выносишь оправдательный приговор, то внутри системы на тебя косо смотрят. Д. НАДИНА: Почему система такая? В советское время было не так. При Сталине оправдательных вердиктов было 30%, а сейчас - 0,4%. Почему? В. ВОЛКОВА: Вы видели в судьях кого-нибудь из бывших адвокатов? Там бывшие прокуроры, бывшие сотрудники. А если туда затесался вдруг несчастный адвокат, то он там может быть один из тысячи. Это получилось чисто случайно и где-нибудь в регионе. А если мы смотрим централизовано, то доступ адвокатов в эту систему запрещён, потому что адвокат смотрит с другой стороны, не с обвинительной. Вся наша правоохранительная, судебная система обвинительная, она смотрит на то, как бы человека обвинить. И оправдательные приговоры выносятся, когда уже совсем вопиюще, белоснежными нитками шито дело, что не решаются такого человека обвинить. Чуть-чуть полегче с присяжными, но у нас постоянно выводится из суда присяжных ряд судебных дел. Некоторые дела, которые могут до пожизненного довести, под присяжных не подходят. Например, женщина, которая совершила ряд убийств, будет судиться абсолютно точно не коллегией присяжных. Вроде бы женщина защищена, ей наказание меньше, а с другой - её вывели из-под этой системы. Д. НАДИНА: Почему именно в новой российской действительности так всё выглядит, почему трансформировалась система с советских времён? В. ВОЛКОВА: Она не трансформировалась, она уже давно такая. Когда Вы говорите, что было при Сталине, то это почти 70 лет назад. А потом она постепенно трансформировалась: потом был Хрущёв, Брежнев. Д. НАДИНА: При Андропове было усиление. В. ВОЛКОВА: Андропов у нас в той же позиции, что и Владимир Владимирович, с тех же высот смотрят на эту систему, тоже несколько с обвинительной стороны: было бы смешно, если человек, работавший на систему со стороны правоохранительных органов, госбезопасности вдруг занялся правотворчеством и послаблениями. Д. НАДИНА: Максим спрашивает: «Правда ли, что суды по возможности выносят оправдательные приговоры, чтобы не заполнять тюрьмы заключёнными и экономить бюджет страны?» В. ВОЛКОВА: Это какой-то мечтатель написал. Конечно, нет, это не правда, такого нет. Недавно я была в другой студии, мы говорили по поводу возможности введения высшей меры наказания, и человек, депутат Госдумы говорил, что у нас с бюджетом сейчас не очень хорошо, содержать заключённых обременительно, поэтому давайте их всех сразу расстреляем, и всё у нас будет хорошо. Со стороны Госдумы слышится мнение, что так как с бюджетом плохо, надо так поступить. Д. НАДИНА: К разговору о Болотном деле - сегодня Мосгорсуд подтвердил приговор одному из его фигурантов. Вы с этим согласны? В. ВОЛКОВА: Я с данным делом не знакома. Д. НАДИНА: У него 2,5 года колонии за удар полицейского зонтиком. В. ВОЛКОВА: Не знаю, насколько удар полицейского зонтиком был для полицейского, который был в полной амуниции тяжёлый, насколько тяжело это перенёс полицейский, в связи с чем это произошло и кто этот удар видел. Сама ситуация, случившаяся 6 мая, достаточно абсурдная, и это ещё будет предметом неоднократных разбирательств в будущем. Всё то, что произошло, я вижу по-другому. Я сама была там со своим подзащитным и наблюдала это со стороны. Д. НАДИНА: С Удальцовым. В. ВОЛКОВА: Да, и я всё это видела. Больше того, там находились сотрудники Владимира Лукина, которые тоже определённые вещи отмечали, и представители Общественного совета при МВД тоже видели. Они отметили определённые факты, которые почему-то не вошли в материалы дела. То, что там произошло и то, что впоследствии повесили на Удальцова, абсолютно неправомерно, и когда-нибудь правильный разбор полётов свершится. Но на быстрый разбор я не рассчитываю. Д. НАДИНА: Сколько Удальцову осталось сидеть? В. ВОЛКОВА: Если не будет принят закон, который все называют «два к одному», что если в следственном изоляторе человек провёл какое-то время, оно будет засчитываться один к двум или к полутора, то Удальцов выйдет 8 августа 2017 года, как раз за полгода до выборов. Ситуация, которая с ним складывается, когда его постоянно штрафуют, и даже сейчас мы просили об УДО, за этот период он был дважды оштрафован: один раз за то, что отлучился в туалет, не в тот, как посчитали сотрудники ФСИН, на 6 минут с рабочего места, и получил за это 10 суток ШИЗО. Второй раз за то, что не вовремя встал, не вовремя умылся - тоже выговор получил. Видимо, его ведут к злостному нарушителю, а злостное нарушение при тяжести его деяний ведут к тому, что впоследствии будет установлен административный надзор. Для нас не секрет, почему его наказывают. Его наказывают не за что-то, а для чего-то, чтобы впоследствии за ним установить полный контроль, запретить появляться в определённых местах, заставить после 10 часов вечера быть дома. Получается, что человек, который отбыл фактически наказание и должен быть свободен, получает дополнительно ограничение его свободы в соответствии с законом, за ним устанавливается полный контроль. А если он нарушает, у нас есть уголовная статья за уклонение от административного надзора. Фактически человека могут бесконечно долго держать в ежовых рукавицах и руководить его действиями всю жизнь. На мой взгляд, это абсолютно незаконно, но доказать, что это так и есть, мы не можем. Эта система вся такая, и она всегда такой была все последние 50 лет. Д. НАДИНА: Давайте Ройзмана обсудим, целый скандал разгорелся, Пушков много всего в Twitter написал, порекомендовал Ройзману прикусить язык. Всё это было связано с некоторыми заявлениями, которые сделал Ройзман касательно патриотизма, в частности, говорил, что патриотизму учить не надо, георгиевские ленты не нужны. Как Вы рассматриваете эти заявления, это тянет на экстремизм? В. ВОЛКОВА: На экстремизм это не тянет. Я никогда и не сомневалась в его непорядочности чисто человеческой. Но непорядочность человеческая, к сожалению, уголовно не наказуема. В данном случае: посмотри, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Его дружба с экстремистами, националистами украинскими, которые поддержали и приветствовали убийство Олеся Бузины - это политический процесс, он мэр, руководитель крупного города-миллионника, конечно, общаешься с другими политическими силами, но про крайней мере, афишировать дружбу с людьми, которые поддержали и приветствовали это убийство, мерзко, а он это делает. С этой стороны он ничего не боится. Опять же к вопросу о централизации власти - у нас есть такая клоака. Екатеринбург в последнее время, на мой взгляд, это политическая помойка, которую вокруг себя Ройзман собирает. Посмотрите на его друзей, его круг общений и мероприятия, которые он проводит. Его заявление о том, что патриотизму учить не надо - да, любовь к отеческим гробам должна быть в крови. Если тебя воспитывают в неуважении к отеческим гробам, я видела видео, где сморкались в георгиевские ленты - это не уголовно наказуемо, но как на это спокойно смотреть? Будь я нормальным русским мужиком, может быть, я бы и применила кулаки, пострадала бы после этого уголовно по статье 116 ч. 1 в связи с тем, что были применены недозволенные уголовные методы. Нормальный человек бьёт по морде за такое. Д. НАДИНА: Недавно был отчёт Следственного Комитета, Бастрыкин много говорил, что у нас возросло количество преступлений, совершённых по экстремистской линии, экстремизма стало больше, их задерживают. С другой стороны возникает вопрос: больше дел возбуждать стали или экстремистов больше стало? Как вообще понимается экстремизм и как его понимает судебная система? В. ВОЛКОВА: То, что раньше ограничивалось кухонными разговорами, потому что после этого ждали, что воронок приедет, заберёт. В детстве, ещё в 80-х годах, воронком пугали. Сейчас этим воронком уже никого не удивишь, а когда в сети появляются какие-то театрализованные представления, это вызывает улыбку. Сейчас люди осмелели, и когда говорят о том, что в России недостаточно демократии, то её как раз достаточно, иначе бы они даже рот не могли открыть. То, что раньше происходило на кухне, в кругу семьи, сейчас вырвалось, плюс интернет даёт такую возможность. Люди делятся, спокойно говорят о своих взглядах, но иногда говорят не достаточно в рамках закона. Возбуждение ненависти по определённым социальным, политическим признакам, действительно, карается. Когда говорят, что надо всех перебить, некоторые это воспринимают, как призыв к действию. Скоро дата - 2 мая. Пусть это произошло не в России, но это вызывает ужас. Д. НАДИНА: С одной стороны, если человек сидит дома, у себя во Владимире и сделал репост «ВКонтакте» записи со скинхедами, его потом хватают и бросают в клетку, с другой стороны я вижу депутатов, политиков, которые едва ли не с высоких трибун кричат: «Бей ***, спасай Россию», и им ничего за это не делают. Как понять, за что ты можешь сесть, а за что премию дополнительную выпишут? В. ВОЛКОВА: Лучше всего эту ситуацию прокомментировала бы Евгения Васильева: она чётко понимает, за что можно сесть, а за что отпускают по УДО при том, что ты поливал цветы, и через 10 дней было понятно, что человек исправился. А Удальцов, который работает и норму перевыполняет, не имеет даже поощрения за работу. Надо быть в каких-то отношениях с системой, семейных, близких или ещё каких-то, чтобы это всё прокомментировать. Мы говорим о том, что Россия - высоко коррумпированное государство. Мы не говорим, что у нас всё в порядке. Но поймать надо за руку. Я столкнулась с Ивановской областью, там это везде. Но сказать, что этот - вор, а этот тоже украл, я не могу, потому что меня за это за лжесвидетельство и клевету привлекут. Даже если мы видим какой-то момент коррупции, то сидим и молчим. Если есть люди, которые прореагировали, сообщили в органы, органы посмотрели и приняли решение. А бывает, что в органы сообщили, а они посмотрели и заключили, что этот человек к власти близко, не будем трогать. В своё время Бориса Немцова не привлекли к ответственности за то, что он матерно оскорбил президента. Пытались привлечь, сделали экспертизу и вынесли, что матерное выражение по отношению к президенту не является оскорблением. За меньшее, за слово мразь, хотя оно считается достаточно литературным, привлекали к ответственности и назначали сроки. А за то, что он Путина матерно обозвал, его не привлекли, сказали, что это очень субъективно. Во многом эта субъективность отражается на том, кого привлекают и почему. Д. НАДИНА: Запускаю традиционное голосование: вы поддерживаете нашу гостью сегодня, согласны с тем, о чём она говорит или нет, вы против? Сегодня стало известно, что президент подписал закон, обязывающий суды при рассмотрении административных дел принимать в качестве доказательства фото и видеозаписи. Это к плюсу или минусу? В. ВОЛКОВА: Наверное, от этого больше пользы, потому что раньше мы чуть ли не костьми ложились, чтобы эти доказательства были приняты. Мы обосновывали и доказывали, суды это всё равно делали, но очень нехотя. У меня в практике есть такое, когда суд сказал, что «видеозапись противоречит показаниям сотрудников полиции, поэтому не может быть принята». Не верь своим бесстыжим глазам, послушай меня. Мы были обескуражены таким поведением суда. Если такое решение есть, то суды просто не будут иметь возможности отказать, когда они чувствуют, что человек может отбиться. Сейчас закон просто отрезал эту дорожку. Конечно, будут говорить о том, что ваша видеозапись велась не сначала, не всё охватила, где-то прерывается или в перерывах могло быть совершено то, что сказал сотрудник полиции. Д. НАДИНА: Но речь идёт только об административных делах. Получается, что на уголовную статистику, о которой мы много говорили, это никак не повлияет. В. ВОЛКОВА: По уголовным там другой порядок сбора доказательств, туда всё приобщается. Если не приняли на стадии следствия, то адвокат имеет право предъявить всё в суде, и потом это всё будет оценено. Отказ в защите и отказ в предоставлении доказательств расценивается как невозможность защиты, невозможность состязательного процесса, а это одно из оснований отмены. Д. НАДИНА: «Экстремизм всё-таки - это повод закрыть рот недовольным или реальное преступление?» - спрашивает Максим. В. ВОЛКОВА: И то, и другое одновременно. Иногда за совершенно минимальное, за репост чьей-то записи наказывают, причём того, что скопировал, а не автора. В то же время, действительно, это реальная борьба, потому что иногда такого наговорят и к такому призовут, что за это надо серьёзно наказывать. Это очень субъективная оценка. Д. НАДИНА: 77% слушателей Вас поддерживают, 23% против.

Подробнее читайте на rusnovosti.ru ...