Александра родилась в 1872 году в дворянской семье генерала от инфантерии Михаила Домонтовича. Он в своё время принимал участие в Крымской войне, затем в войне с Турцией и некоторое время даже успел побыть губернатором в болгарском Тырново.

Уже после рождения дочери Домонтович руководил военными советниками и специалистами, занимавшимися обучением персидской казачьей бригады — одного из самых элитных персидских подразделений.

У Александры Домонтович было немало знаменитых родственников. Например, её единоутробной сестрой была знаменитая оперная певица Евгения Мравина-Мравинская, солировавшая в Мариинском театре. Троюродным братом Александре приходился поэт Игорь Северянин — суперзвезда Серебряного века русской поэзии.

Мифы и легенды начали сопровождать жизнь будущей революционерки ещё с юности. В большинстве источников, повествующих о её биографии, можно найти утверждения, что Александра была столь неприступной девушкой, что несколько женихов свели счёты с жизнью после её отказов, а сама она будто бы однажды даже отказала самому адъютанту императора Тутолмину. Как часто бывает с подобными легендами, это в лучшем случае полуправда.

Например, молва связывала самоубийство Ивана Драгомирова, сына знаменитого генерала (Михаил Драгомиров позировал Репину для картины "Запорожцы пишут письмо турецкому султану"), именно с отказом Александры. Однако хорошо знавший всех Драгомировых художник Репин вспоминал, что юный Иван застрелился после того, как он и некая его возлюбленная исповедались друг другу и он счёл себя недостойным такой ангельской девушки.

Что касается Тутолмина, то он действительно был видным генералом и действительно предпринимал попытки посвататься к Александре. Однако адъютантом императора Александра III он никогда не был.

Избранником Александры стал её троюродный брат Владимир Коллонтай. Выходец из семьи обрусевших поляков. Хотя и утверждается, что Владимир был беден и ничем не примечателен, к моменту женитьбы он имел офицерский чин и в дальнейшем сделал прекрасную карьеру, дослужившись до генеральского звания.

В этом браке у Александры родился сын. Однако она очень быстро поняла, что тихая семейная жизнь не для неё. Ей хотелось великих свершений, авантюрных приключений, а роль хранительницы очага и матери казалась ей невыносимо скучной и банальной. Сначала она закрутила бурный роман с близким другом супруга офицером Александром Саткевичем. В конце концов ей надоело и это и после нескольких лет супружеской жизни она решила порвать с привычным кругом. Оставив пятилетнего сына на попечение супруга, Коллонтай отправилась в свободное плавание и уехала в Европу. Формально — для учёбы в университете.

Но к тому моменту она давно уже была увлечена революционными идеями, к которым пришла под влиянием близкой подруги Елены Стасовой — весьма влиятельной и близкой к Ленину дамы.

Первая советская феминистка

В эмиграции Коллонтай перезнакомилась со всеми знаменитыми теоретиками марксизма. Позднее она стала одной из двух самых знаменитых женщин в партии в советскую эпоху (всё же Крупская всегда играла роль супруги вождя мирового пролетариата и как самостоятельная революционная единица мало кем воспринималась). Одной из них была Коллонтай, второй — Розалия Землячка. Несмотря на то что обе происходили из весьма богатых семей, они были полными противоположностями. Предельно суровая и аскетичная Землячка, принципиально не пользовавшаяся даже косметикой, чтобы не отвлекаться от революции. Сухая и строгая дама с нервно поджатыми губами, при появлении которой смолкал смех и вяли цветы, дама, которая никогда и никого не любила, кроме революции. И весёлая и жизнерадостная Коллонтай, блиставшая на танцах, в мехах и драгоценностях, флиртовавшая едва ли не на всех европейских языках и менявшая любовников как перчатки. Землячка никогда не была теоретиком и не выдвигала идей. Её функции сводились к карам и наказаниям — как врагов, так и соратников. Коллонтай, напротив, прославилась в первую очередь как теоретик, а не как управленец. Фактически она стала зачинателем феминизма в его советской версии.

После того как РСДРП раскололась на большевиков и меньшевиков, Коллонтай не примкнула ни к одной из фракций, оставаясь как бы посередине. Благодаря одному из своих новых увлечений — революционному экономисту Петру Маслову, она больше симпатизировала меньшевикам. Тем не менее Александра выбрала второстепенный для враждующих фракций, но важный для неё участок работы, оставаясь на котором она могла сохранять относительную независимость. Это было женское движение.

В начале ХХ века в ведущих мировых странах набирало мощь движение суфражисток, требовавших для женщин избирательных прав. Эту идею поддерживала и Коллонтай, но её желания были куда амбициознее. Она желала не просто уравнивания мужчин и женщин, а создания принципиально нового общества, на новых принципах и началах.

Не совсем верно считать её классической феминисткой хотя бы потому, что марксистские феминистки считали буржуазных феминисток, как они их называли, своими заклятыми врагами. Считалось, что феминистки уводят женщин от стоящих перед пролетариатом революционных задач, то есть требуют уравнивания мужчин и женщин в буржуазном обществе и желают добиться для женского пола всего лишь повышения статуса в уже существующем обществе, тогда как Коллонтай неизменно увязывала женский вопрос с революционным. Женщины не должны бороться за свой статус, они должны бороться за революцию и создание нового общества. И уже в рамках этого нового революционного общества права мужчин и женщин наконец будут уравнены. Буржуазных феминисток марксистские презрительно называли равноправками. В итоге Коллонтай так и не удалось соблюсти баланс и она всюду оказывалась чужой среди своих. Феминистки воспринимали её как радикальную большевичку, большевики — как феминистку и критиковали за "женский" уклон в противовес пролетарскому.

Однако марксистские вожди всегда склонны были недооценивать женский вопрос и рассматривать его как второстепенный. Хотя бы потому, что в России пролетариат составлял незначительное меньшинство, а женщины — крошечную часть этого незначительного меньшинства. И, конечно, и речи быть не могло о независимом женском движении, которого хотела добиться Коллонтай.

Долой семью

Одним из самых ненавистных институтов для Коллонтай была семья. Она считала её атавизмом, сохранившимся с устаревших капиталистических времён, когда семья становилась ячейкой для накопления капитала и передачи его по наследству. В коммунистическом мире будущего, по мысли Коллонтай, не должно было остаться места семьям. Во-первых, из-за их очевидной устарелости, поскольку они лишатся своего основного смысла. Во-вторых, из-за того, что семья — это буржуазный и собственнический продукт. Супруг считает супругу своей собственностью и наоборот. Разве это не угнетение? Разве это не принижение женщины, которую брак низводит до хранительницы очага и воспитательницы детей? В конце концов, брак отрывает женщину от интересов пролетариата, заставляя её служить интересам не своего класса, а индивидуалистически обособленной семье. Из-за радикальных взглядов на брак Коллонтай разошлась с несколькими своими мужчинами.

Уже после революции Коллонтай написала утопический рассказ о прекрасном мире будущего, каким он видится ей. Действие рассказа "Скоро" происходит в 1970 году. "Жизнь налажена так, что живут не семьями, а расселяются по возрастам. Дети — во "Дворцах ребёнка", юноши и девочки-подростки — в весёлых домиках, окружённых садами, взрослые — в общежитиях, устроенных на разные вкусы, старики — в "Доме отдыхновения". В коммунах нет ни богатых, ни бедных; эти слова — забытые слова. Они ничего собой не выражают. У членов коммуны имеется всё, что надо для того, чтобы не думать о насущном, о материальном. Одежду, пищу, книги, развлечения — всё доставляет члену коммуна. За это член коммуны отдаёт коммуне свои рабочие руки на два часа в день", — так описывала она прекрасный мир будущего, который ей грезился.

Новая женщина

Коллонтай также сформулировала идеал новой женщины, которая придёт на смену женщинам прежних эпох. Буржуазное общество учило женщину быть покорной, терпеливой, уступчивой, сводя её функции в лучшем случае к деторождению и домашнему хозяйству. Девушки нюхали цветочки, плакали над любовными романами, потом выходили замуж и становились полностью зависимыми от мужчин. С этим в коммунистическом будущем должно быть покончено. По Коллонтай, новая женщина сильна, независима, самостоятельна, не нуждается в мужской опеке и поддержке, она способна противостоять мужскому деспотизму и умеет подчинять разуму чувства, эмоции и переживания.

Большое внимание она уделяла борьбе с "собственническими" взглядами. Ревность — устаревшее чувство, считала она. "В новой женщине "ревнивую самку" всё чаще и чаще побеждает "женщина-человек", — писала Коллонтай.

Как это нередко бывает, пропагандисты каких-либо идей сами не всегда в состоянии им следовать и соответствовать. Всю жизнь выступавшая против собственничества в отношениях и ревности партнёров друг к другу, Коллонтай была потрясена, когда узнала, что её новый избранник Павел Дыбенко подыскал себе любовницу за её спиной. Этого она ему так и не смогла простить, хотя в своих статьях и утверждала: "Пора этой привычке исчезнуть, это остаток буржуазного представления, что "собственность" — это высшая ценность. Хорошему товарищу, созвучной подруге не скажешь же "мой" или "моя".

Дневник, который она вела всю жизнь, сохранил её переживания: "Неужели Павел разлюбил меня как женщину? Самое больное — зачем он назвал её голубкой, ведь это же моё имя. Он не смеет его никому давать, пока мы друг друга любим". Ходили даже слухи, что она пыталась застрелить неверного супруга.

Коллонтай и Дыбенко познакомились в революционном 1917 году. Над их странным союзом посмеивались все большевики. Генеральская дочь, прекрасно образованная, знавшая несколько языков, лично знакомая со всеми знаменитыми социал-демократами Европы. И неотёсанный полуграмотный матрос из украинской провинции, с трудом могущий написать своё имя без ошибок. К тому же между ними была немалая разница в возрасте. Дыбенко было 28 лет, а Коллонтай уже 45. Впрочем, такая разница не должна удивлять. В основном она предпочитала мужчин значительно моложе себя. До Дыбенко у неё был революционер Александр Шляпников, который был моложе на 13 лет. А после Дыбенко, когда она уже работала послом в Норвегии, избранником 51-летней Коллонтай стал 30-летний французский коммунист Марсель Боди. Секретарь советского посольства Семён Мирный, её последнее увлечение, был моложе неё на 26 лет (Александре к тому моменту уже исполнилось 58).

Дыбенко высоко взлетел в первые месяцы после революции. Если Коллонтай стала наркомом государственного призрения (правда, всего на три месяца), то бывший баталер получил пост наркома по морским делам. Но вскоре оглушительно провалился. Вместе с революционными матросами его отправили оборонять Нарву от наступавших немцев. Вместо этого Дыбенко с моряками бежал, да так быстро, что остановился только в Гатчине. Его сняли со всех постов, исключили из партии и отдали под трибунал. Но вмешательство Коллонтай, вхожей в кремлёвские кабинеты, помогло. Дыбенко отделался только лёгким испугом и не понёс никакого наказания. Тогда же, руководствуясь, видимо, эмоциональными соображениями, Коллонтай вышла за него замуж, хотя два десятилетия после разрыва с первым супругом всеми силами избегала супружеской рутины и слишком близких отношений. Впрочем, этот брак продержался недолго и после измен Дыбенко они разошлись.

Сексуальная революция

Нередко Александру Коллонтай называют валькирией сексуальной революции и приписывают ей авторство "теории стакана воды", которая заключается в том, что получить секс должно быть так же просто, как страждущему выпить стакан воды. В реальности же Коллонтай не имела никакого отношения к этой теории, сформулированной задолго до неё. Эта теория действительно обрела популярность в РСФСР в начале 20-х годов, но Коллонтай никогда её не пропагандировала.

Отчасти такое мнение сложилось о ней из-за её имиджа. По меркам того времени Коллонтай, сменившая множество любовников и отрицавшая необходимость семьи, выглядела весьма радикально даже на фоне большевиков. Знаменитый социолог Питирим Сорокин называл её несомненной нимфоманкой.

Писатель Бунин не самым лестным образом упоминал о ней в "Окаянных днях": "О Коллонтай (рассказывал вчера Н. Н. ): "Я её знаю очень хорошо. Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала самое простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы — "на работу". А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку — и шмыг с коробкой конфет в кровать к подруге: "Ну давай, дружок, поболтаем теперь всласть!" Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот (ангелоподобный) тип среди прирождённых преступниц и проституток".

Сразу же после революции Коллонтай благодаря своим ярким и радикальным выступлениям превратилась в самую знаменитую советскую женщину. Свидетельством тому служит множество посвящённых ей песен, частушек и стишков, зачастую весьма фривольных и скабрезных, которые были популярны в Петрограде в то время.

Отстаивая необходимость некоторых свойственных концепции "свободной любви" тезисов (например, отсутствие собственнических отношений и ревности по отношению к партнёру), она тем не менее не была пропагандисткой беспорядочных половых связей, как гласит популярный миф. Она лишь твердила о необходимости создания новой пролетарской морали в половом вопросе. Какой именно будет эта мораль, она затруднялась сформулировать, отмечая лишь то, что первостепенной будет не любовь к своему партнёру, а любовь к коллективу.

В одной из самых знаменитых своих статей — "Дорогу крылатому Эросу" — она писала: "Провозглашая права "крылатого Эроса", идеология рабочего класса вместе с тем подчиняет любовь членов трудового коллектива друг к другу более властному чувству — любви-долгу к коллективу. Как бы велика ни была любовь, связывающая два пола, как бы много сердечных и духовных скреп ни связывало их между собою, подобные же скрепы со всем коллективом должны быть ещё более крепкими и многочисленными, ещё более органическими. Буржуазная мораль требовала: всё для любимого человека. Мораль пролетариата предписывает всё для коллектива".

Закат популярности

Первые пять лет после революции были звёздным часом Коллонтай. На неё обрушились слава и известность. Она могла позволить себе открыто спорить и не соглашаться даже с Лениным. Всё закончилось в начале 20-х, когда Коллонтай и её бывший возлюбленный Шляпников возглавили т. н. рабочую оппозицию, выступившую против Ленина. Тогда Ленин победил и буквально вытер ноги о своих политических соперников.

Вскоре после смерти лидера партии началась грызня за власть, но Коллонтай переждала все штормы и бури в тихой и уютной Норвегии, а затем и Швеции. Она больше не участвовала в политических дискуссиях, не писала ярких статей о новой половой морали и отношениях между полами, забросила и свои художественные книги. Её жизнь стала скучна и буржуазна. То, от чего она всеми силами стремилась уйти в юности, в конце концов настигло её во второй половине жизни. Она давала приёмы в советском посольстве, ходила на званые вечера, мило беседовала с иностранными политиками. И больше не было никаких статей про эмансипацию женщины, выступлений перед толпами перевозбуждённых матросов и поучений комсомольцев в половых вопросах.

Новое поколение советской молодёжи уже знало Коллонтай только как советского посла. В начале 30-х Сталин объявил женский вопрос окончательно решённым в СССР и все специализированные органы типа женских отделов были распущены. Теории Коллонтай были объявлены чуждыми марксизму ещё раньше и преданы разгрому, а затем и забвению в Советском Союзе. Уже в Литературной энциклопедии, вышедшей в 1931 году, о Коллонтай сказано: "К. строит наивную социологию любви предшествующих общественных формаций, в итоге устанавливая "пролетарскую мораль"… По существу этические теории К. ничего общего с пролетарской моралью не имеют. Как художник К. интереса не представляет".

В 1945 году уже пожилая Коллонтай из-за болезни вынуждена была вернуться в Москву после более чем 20-летнего отсутствия. Это была уже совсем другая страна по сравнению с той, из которой она уезжала на дипломатическую работу. Формально она не выходила на пенсию и продолжала работать советником в МИД. В марте 1952 года она умерла в возрасте 79 лет.

Спустя почти два десятилетия, на волне сексуальной революции в западных странах, к работам Коллонтай вновь вспыхнул интерес. Она была признана одной из значимых персон в истории феминистического движения и стала считаться одной из предтеч сексуальной революции. В СССР она в таком качестве никогда не рассматривалась, её феминистические выступления и пропаганда новой морали старательно затушёвывались — они если и упоминались, то вскользь. Коллонтай не вычеркнули из истории страны, как некоторых менее удачливых деятелей того времени. Но вплоть до распада Советского Союза её позиционировали в первую очередь как женщину-дипломата, предпочитая не вспоминать о ней как о теоретике и пропагандистке женской эмансипации и новых отношений между полами. .

Подробнее читайте на life.ru ...