ФПИ — Фонд перспективных исследований — был создан в октябре 2012 года. В фонде работает порядка 130 человек. Их главная задача — находить молодых и перспективных учёных по всей стране, которые смогут обеспечить российской науке технологический прорыв.

Перспективные проекты снабжают современным оборудованием, помещением, выделяют зарплаты учёным. Главная задача — создать прорывные технологии, в первую очередь в оборонном секторе. На финансовом языке такие инвестиции называются рискованными, потому что нет гарантии, что перспективная разработка когда-нибудь превратится из фантастической идеи в современный серийный продукт. О том, зачем понадобилось создавать этот фонд, какие фантастические вещи удалось изобрести, мы поговорили с вице-премьером Дмитрием Рогозиным, который также является председателем попечительского совета Фонда перспективных исследований.

— Дмитрий Олегович, зачем понадобилось создавать такой фонд?

— Такой, знаете, своеобразный исторический пинг-понг у нас с американцами. Сначала были созданы такие уникальные коллективы, как шарашки (жаргонное название НИИ и КБ тюремного типа в СССР, в которых работали заключённые учёные, инженеры и техники. — Прим. ред. ), в сталинское время для создания атомного оружия, ракетного оружия. Потом появились академгородки советской Академии наук. И Советский Союз добился прорывных результатов в областях, которые потрясли Америку и весь западный мир, тем более что шло соревнование между социализмом и капитализмом. Первый спутник, первый человек на орбите. Когда нет войны — идёт соревнование. И американцы решили ответить созданием DARPA (Управление перспективных исследовательских проектов Министерства обороны США. — Прим. ред. ). Набрали туда молодых "головастиков" и стали создавать технологии, которые потом стали иметь и гражданское применение. Возьмите, например, Интернет. Он создавался как военная программа. По линии DARPA. А теперь многие не представляют свою жизнь без Интернета.

— Вы считаете, что Интернет создавался как военная программа? Ведь есть версия, что он создавался как коммуникационная сеть между учёными.

— Всё, что мы имеем у себя под рукой, — это всё создавалось военными. Начиная от мобильного телефона и заканчивая Интернетом и так далее. Потому что военные находятся в состоянии противостояния постоянно. Они хотят добиться победы. Для этого им нужно совершенство в технологиях. И поэтому государство не жалеет средств на оборонные технологии.

— Раз создали фонд, то, получается, в предыдущие годы программа по созданию перспективных разработок была провалена?

— В 80-х годах у нас ещё были серьёзные успехи у Советского Союза. Взять хотя бы проект "Буран" (советский ответ на американский шаттл. — Прим. ред. ).

— Но это советское.

— Советское. А что потом произошло? Потом не стало ничего советского. И в девяностые годы ещё держались как-то на том, что было накоплено в предыдущую эпоху. И это умерло, потому что вообще перестали финансировать и оборонно-промышленный комплекс, и науку. Если что и производилось, то на старых запасах.

— В какой момент иссякли старые запасы?

— Считайте, что мы ещё имеем какие-то крохи. Но с нулевых годов практически всё. В этой связи возникла крайняя потребность на эту DARPA дать свой ответ. Есть, конечно, разработки конструкторских бюро. В авиационной и танковой промышленности. Это нормальная эволюция военно-технической мысли. Но, для того чтобы иметь прорывы и идти не просто эволюционно, а революционно, надо иметь возможность рисковать. Для того чтобы рисковать, был создан ФПИ. Смысл существования которого не в том, чтобы основывать работу на уже существующих научных коллективах, а собирать новые коллективы — под конкретную задачу. У фонда сейчас исследования ведутся по более чем 60 направлениям. Про часть из них мы не можем рассказать. Но некоторые вещи имеют двойное, в том числе и гражданское, назначение.

— Из тех проектов, которые состоялись, какие самые успешные?

— На днях буквально (25 января в Казани Владимиру Путину показали новый ракетоносец Ту-160. — Прим. ред. ), когда поднялся уже Ту-160 и ушёл в облака, возникла двухминутная пауза, и министр промышленности показал президенту два газогенератора для двигателя крылатой ракеты. Один был сделан традиционным способом. Другой как раз был произведён по заказу ФПИ, он был создан намного легче и точнее с помощью 3D-печати.

Вторая интереснейшая тема. Мы только что завершили испытания по разработке детонационного двигателя. Это двигатель, который даёт прибавление тяги обычному реактивному двигателю до 30 процентов. Представляете, не три процента, а 30 процентов. Это настоящий рывок.

Мы часто говорим о космосе, о некоторых вещах, которые овладевают нашими фантазиями с детства. Например, корпорация "Энергия" в полный рост уже занимается аватаром, которого назвали F. E. D. O. R. Это целое семейство роботов, которые должны заменить членов экипажа при проведении особо опасных операций. И мы эту технологию будем испытывать на новом пилотируемом корабле, старт его планируется в 2022 году. Экипажа на нём не будет, так как это испытательный полёт. Там как раз полетит F. E. D. O. R.

Он будет решать задачи, в том числе выходя в открытый космос. Ремонт антенны, например, или другого оборудования. Он должен быть человекоподобным, потому что управляется человеком. Оператор его будет находиться далеко — на Земле. А эта конструкция будет летать на высоте 200–250 км. Тем не менее на таком расстоянии человек будет видеть всё, что видит робот. И любое движение человека робот должен повторять. Следующий шаг — это переход к искусственному интеллекту. Также на базе ФПИ создан Центр боевой робототехники.

— Какие именно боевые роботы уже разработаны или проектируются?

— Робототехнический комплекс "Нерехта". Это несколько боевых роботов, оснащённых вооружением, на гусеничной основе. Двигатель у них и электрический (бесшумный), и двигатель внутреннего сгорания. И есть среди этой команды "Нерехта" робот, который также является роботом-разведчиком. Что они делают? Они спят, застывают. В случае появления признаков противника они просыпаются. Робот-разведчик обследует обстановку, передаёт сигнал боевым роботам. Они тоже выдвигаются на позицию. Но решение о применении оружия всё равно принимает человек. Он помечает цели и отдаёт приказ об атаке.

— Вы считаете, роботы могут полностью заменить людей на поле боя?

— Мы считаем такую задачу крайне необходимой. В условиях нашей большой страны, местами малозаселённой, если говорить про регионы Дальнего Востока, Крайнего Севера и так далее, то там охрана государственных границ могла бы осуществляться в том числе с применением роботов. В будущем это, возможно, и рой беспилотников, и техника, которая будет находиться на земле, и техника, которая будет находиться под водой. Приводы, железо — это самое простое, что есть в них. Именно поэтому фонд осуществляет конкурс работ по созданию искусственного интеллекта.

— А как быстро проект, того же робота, продвигается от идеи до серийного производства?

— Всё происходит по следующей цепочке: сначала защищается проект, готовится документация, набирается коллектив — лучшие из лучших. Либо уже приходит коллектив, который выигрывает этот конкурс. А задача фонда — оснастить этот коллектив необходимым оборудованием. То есть за счёт фонда финансируются станки, оборудование, заработная плата. Осуществляется постоянный контроль за тем, как развивается работа эта. Потом представляется демонстратор проекта. Если демонстратор выдерживает все испытания (а мы проводим крайне жёсткие испытания на полигонах), он представляется заказчику, например Министерству обороны или Министерству промышленности. Или иным заказчикам, если его заказали госкорпорации "Роскосмос" или "Росатом". Далее они уже запускают эту технологию в серийное производство.

— Если рассмотреть конкретные примеры. Вот винтовка с реактивным патроном, которую недавно показывали, она уже в серийном производстве?

— Она ещё на испытаниях. В ней самое важное — это система наведения и управления. Потому что стрельба осуществляется не по застывшей мишени, а по движущейся. Там ещё испытания ведутся. Вообще, сами коллективы, которые представляют изобретения, работают по контракту максимум до семи лет.

— Пытаетесь остановить утечку мозгов?

— Наши люди никуда не уезжают. Понимаете, что очень важно для молодого человека, для молодого гения, — это не только заработная плата. Люди, увлечённые своим делом, они хотят прийти не на завод со старыми технологиями, со станками "времён Очакова и покоренья Крыма". Они хотят прийти на технологии, которые позволят им реализовать все свои задумки, пусть даже самые сумасшедшие. Поэтому мы предоставляем им не только заработную плату, которая конкурентна, но мы даём им новое оборудование, новую технику.

— А если говорить про резонансные исследования, то много шуму наделали техника бескислородного дыхания и такса, которую в конце года показывали сербскому президенту Вуйчичу. Это чисто шоу было?

— Мы ведём обычно эти исследования в закрытом режиме. Но иногда производятся некоторые демонстрации. Вот то, что вы видели, то, вокруг чего поднялся такой шум, — это была не очень запланированная демонстрация. Показать то, что невозможно, то, во что люди не верят, это значит привлечь молодых людей в Фонд перспективных исследований. То есть эти вещи взрывают общественное мнение. Наша задача тут не PR, наша задача — найти таланты, найти "золотые головы".

В чём смысл этого исследования — жидкостного дыхания? Как мне рассказывали разработчики, такие исследования велись и в советские времена. Но для успеха нужна статистика — стопроцентная статистика выживаемости. 100 из 100. Вот говорят, "что они нового показали, такое было уже". Такого ещё не было! Пытались, но было 50 на 50. Кто-то из животных погибал, кто-то выживал. А это — не принимается.

Откуда пошли эти исследования? Разговаривая с нашими учёными, я понял, что побудительным мотивом для них был "Курск". То есть гибель нашей подводной лодки. Когда часть экипажа выжила после этого ужасного взрыва, но все попытки подойти к этой лодке, вынуть экипаж и поднять их быстро с глубины в сто метров были невозможны, то есть люди были обречены. С этого момента и возобновились эти исследования. Смысл их состоит в том, чтобы, в случае аварии подводной лодки или любого комплекса, работающего на глубине, использовать не воздух, а специальную жидкость для спасения экипажа, которая заполняет лёгкие и начинает питать их кислородом. Ну, по сути, как человек-амфибия, то же самое.

— И насколько продляет такая жидкость возможность дышать?

— Ну, это часы, а может, и сутки. Одна из наших лабораторных собак, с которой проводили эти исследования (начинали, конечно, с грызунов, потом уж перешли на собак, когда добились безопасной стопроцентной статистики), находилась под давлением, как на глубине в 1004 метра. Больше километра! И быстрое извлечение из её лёгких этой жидкости не нанесло ни малейшего ущерба её здоровью.

— Ну и всем интересна судьба этой таксы. Как живёт, почему решили вы её забрать?

— Мы же люди, сострадание какое-то существует, безусловно. Эти испытания так или иначе действуют на человеческое восприятие. И у нас есть традиция, что все лабораторные животные, которые проходят через испытания, разбираются учёными и сотрудниками фонда и становятся домашними питомцами. То есть потом у них счастливая жизнь, что называется. Я ещё до опыта сказал: "Я эту собаку заберу!" И она находится у меня дома с другой собакой, которая давно у меня живёт. Я сам собачник. Поэтому у меня теперь овчарка и такса. Таксу звать Николас, овчарку — Пончик. Они сначала погавкали друг на друга. Понятно, там мальчик, тут мальчик. Такса молодая ещё, ей восемь месяцев. Овчарке два года и четыре месяца.

— Вы ожидали такой бурной реакции на эксперимент?

— Мы же живём в своей среде. У нас нет какого-то пиаровского агентства, которое оценивает эффекты/не эффекты. Было просто принято решение довести до общественности, что такого рода работы ведутся. Понятно, что серьёзные люди отнеслись очень серьёзно к этому. И многие поздравляли коллектив. А кто-то вот спекулировал, особенно в блогосфере писали всякие глупости, небылицы. Честно говоря, у нас нет задачи понравиться. Наша задача — спасать людей.

— Если говорить о фантастических проектах фонда, я читал, что вы планировали летающую машину сделать?

— Тут вопрос — зачем. Это на самом деле не очень сложно. Ведь, если квадрокоптеры существуют, поднять машину не очень сложно. Тут надо отличать рискованные проекты от развлечения. У нас на это денег и времени нет. А вот то, что нам интересно, — это беспилотное движение. Вот этим мы занимаемся.

Беспилотное движение — это высокоточная космическая навигация. Это не как сейчас работают GPS или ГЛОНАСС, в метрах, это должно быть в сантиметрах. Это когда системы между собой разговаривают. Это "интернет вещей" в том числе.

— Вы систему разрабатываете, опираясь на GPS или на ГЛОНАСС?

— На ГЛОНАСС, конечно. К 2020 году мы уже сравняемся с GPS по точности. Надо говорить ещё о том, что мы развиваем систему ЭРА-ГЛОНАСС. Такого на Западе нет, кстати. Это система, которая позволяет в случае аварии или ДТП автоматически передать сигнал об инциденте в кол-центр. Оттуда идёт звонок водителю. Спрашивают, что произошло. Есть ли какое ранение и так далее, уточняются детали. При этом передаётся сигнал всем аварийным службам, которые выезжают на место. В итоге спустя год после начала работы этой системы мы уже имеем сотни спасённых человеческих жизней — благодаря ЭРА-ГЛОНАСС. Этой системой оснащены все автомобили, которые ввозятся на территорию России с 1 января 2017 года. Здесь мы впервые показали, что умеем коммерциализировать возможности орбитальной группировки.

Также Фонд перспективных исследований сейчас работает над особыми системами искусственного интеллекта. Например, вот камеры, их много камер — на улицах или в подъездах. Сейчас создаётся единая интеллектуальная система. Ведь посадить у каждой камеры оператора невозможно. Что же мы, миллион человек перед ними посадить должны смотреть на этот экран? Значит, нужна система, которая позволит выводить в операционный центр картинку только с той камеры, где происходит что-то нештатное, необычное. То, что заставило саму машину выявить это и передать картинку с камеры на экран.

— Большой брат?

— Да, "большой брат", если хотите. Кроме того, эта же система проводит идентификацию транспортного средства, сразу определяются черты лица и выводятся данные паспорта и биоданные по нарушителю, например, или террористу. То есть эта система обработки данных позволяет владеть практически всей ситуацией, которая происходит в городе, и моментально реагировать на неё. То есть мы с вами получим современную технологию мегаполиса, обеспеченного супербезопасной системой. Над этим тоже работает ФПИ.

— В США хорошо налажена связка "военные — гражданские технологии". У нас до гражданского рынка все военные разработки доходят очень-очень долго. Разработки ФПИ как-то исправят эту ситуацию?

— Мы развиваем это направление. В процессе военных разработок возникают и так называемые "сопутствующие результаты", которые можно было бы использовать в гражданском производстве. Ну, например, система регенерации воздуха, разработанная специально для подводной лодки. Специалисты иногда на профессиональном сленге называют её кондиционером. Но это же особый кондиционер, вовсе на бытовой не похожий, обладающий уникальными свойствами и ресурсом.

Ещё в конце интервью хочу сказать, как трудно иногда бывает добиваться результата. В том числе через волну неверия или хая, который в интернет-блогах появляется. Честно скажу, я человек привыкший. Я вообще из политики пришёл в технократы. Но многие люди, которые работают, наши учёные, они очень ранимые, и их надо поддерживать, хвалить надо иногда, чтобы у них был моральный стимул чего-то добиваться. Поэтому надо очень бережно относиться к подобной информации. Поржать — это в другом месте пусть поржут. Конечно, если бы все исследования приносили результат, это было бы хорошо. Но на то и проводятся эти высокорискованные исследования, что, даже если из десяти проектов один даст результат, это значит, что мы на правильном пути. .

Подробнее читайте на life.ru ...