2016-5-19 11:36 |
М. ШАХНАЗАРОВ: Доброе утро! У микрофона Мария Андреева. М. АНДРЕЕВА: И Михаил Шахназаров. Здравствуйте! Сегодня к нам пришёл Григорий Заславский, исполняющий обязанности ректора Российского института театрального искусства.
Григорий Анатольевич, приветствуем вас!
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Здравствуйте.
М. АНДРЕЕВА: Можно поздравлять вас или пока рано?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Я придумал такую формулировку: «Поздравляю вас и выражаю соболезнования, нужное подчеркнуть».
М. ШАХНАЗАРОВ: На контрасте?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да.
М. ШАХНАЗАРОВ: Знаете, соболезнования иногда и с радостью говорят: «Скорблю, безмерно скорблю!»
М. АНДРЕЕВА: Вы пока являетесь исполняющим обязанности. Министр культуры Владимир Мединский, можно сказать, вас выбрал, на вас сделал ставку. Но ещё должны быть демократичные выборы?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да, обязательно.
М. АНДРЕЕВА: Когда они будут проходить?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Дело в том, что ГИТИС - самый демократичный вуз, по-моему, в России. Он является самым большим в мире театральным вузом и очень демократичный. По-моему, такой процедуры нет больше нигде, потому что в ГИТИСе выбирает не учёный совет, а нужно добиться расположения и любви, во всяком случае, на первых порах, всех преподавателей и студентов. То есть, голосуют все.
М. АНДРЕЕВА: И студенты тоже?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да.
М. ШАХНАЗАРОВ: Вас любят?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Ну, как, вообще, как говорил Шаляпин, я не десятирублёвая бумажка, чтобы меня любили все. Поэтому, особенно в театральной среде, не все любят. Когда я вместе с Владимиром Мединским, с Кариной Левоновной Мелик-Пашаевой, бывшим теперь уже ректором ГИТИСа, вместе с первым заместителем министра культуры Владимиром Владимировичем Аристарховым входил в аудиторию ГИТИСа, где собрались все педагоги, я, поднявшись на сцену, стал судорожно перебирать в голове, о ком из этих замечательных и великих актёров и режиссёров я за последнее время написал отрицательные рецензии - я же ещё и театральный критик. И я думал, Боже мой, что я написал о спектакле Каменьковича, («Мастерская Петра Фоменко»)? Похвалил, но не его, похвалил Ивана Поповски за «Сон в летнюю ночь». Но вроде ничего, вроде поздоровался. Вот такие мысли тоже были.
М. АНДРЕЕВА: Мне просто любопытно, если вы занимаете эту должность, это же вам будет мешать объективно оценивать постановки, творчество, нет?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Конфликт интересов, да.
М. ШАХНАЗАРОВ: Нужно выбирать между чем-то. Перед всеми нами иногда такой выбор стоит.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Ну, во-первых, есть ещё режиссёры и актёры в театре имени Вахтангова, в театре имени Маяковского. Вообще есть ещё много режиссёров и актёров, которых можно таким вот образом, шантажом заставить прийти и набрать курс в ГИТИСе, потому что, разумеется, в ГИТИСе, опять же, очень большая демократия в этом отношении, и всё решают кафедры, но, конечно же, я думаю, что вместе с кафедрами мы будем постепенно искать новых педагогов. Кстати говоря, теперь я, приходя на интервью, понимаю, что главная моя цель, знаете, как когда Сергей Михалков писал инсценировку по Салтыкову-Щедрину, то Товстоногов, для которого писалась эта инсценировка в «Современнике», дочитав её до конца, звонит ему и говорит: «Серёжа, ты что такое написал?» Там в конце последняя ремарка: «Поднимается занавес, там «Аврора», звучит исторический выстрел». Он говорит: «Какая «Аврора»? Какой выстрел? Это Салтыков-Щедрин!» На что Сергей Владимирович Михалков сказал: «Гога, ты ставь, что хочешь, а я написал то, что нужно было написать». Так вот я теперь понимаю, что когда я прихожу на эфир, вы спрашиваете, что вы хотите, а я должен сказать то, что нужно: что в ГИТИСе идут приёмные экзамены, что в этом году на актёрский факультет набирает Владимир Алексеевич Андреев, великий русский актёр, народный артист СССР, режиссуру - Леонид Ефимович Хейфец, это не только патриарх, но и человек, который в последнее время, на мой взгляд, переживает такую болдинскую осень. У него в филиале театра Маяковского подряд вышло три спектакля, несмотря на его преклонный возраст. Он, правда, запрещает, и когда я его как-то поздравил с юбилеем три или четыре года тому назад, он просто сказал, это садизм и издевательство - напоминать ему о его возрасте.
М. ШАХНАЗАРОВ: Сколько ему?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Он, по-моему, 1933 года.
М. АНДРЕЕВА: Не надо напоминать, тебе же сказали. Что ты переспрашиваешь?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Но вообще возраст в театре - понятие относительное, как и у женщины. Главное, чтобы была такая в глазах - неэфирное слово - и если его нет, то уже всё. И у режиссёра тоже. Это очень физиологичная профессия, и пока есть, извините, сексуальная энергия, то соответственно, и режиссёр живой. И у Хейфеца в спектаклях этот драйв присутствует. Он один из тех немногих мастеров, которые сегодня могут научить ремеслу. Понятно, что приходит человек, я не могу из него, я вообще не из кого ничего не могу сделать, и невозможно из любого человека сделать режиссёра. Он должен быть талантлив, у него должно быть режиссёрское мышление. А вот ремесло дать - это возможно. Вот Хейфец как раз из тех, кто может его дать, и из его учеников как раз очень много хороших постановщиков.
М. ШАХНАЗАРОВ: Какое у нас в России новое назначение или перестановка проходит без скандала? Это касается всех областей: и театр, и спорт, и какие-то государственные корпорации.
М. АНДРЕЕВА: Давай из недавнего вспомним: Клименко выбрали, назначили. Ой, что было!
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Это кто?
М. АНДРЕЕВА: Герман Клименко - советник Путина по интернету.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да-да-да, как забывается быстро!
М. АНДРЕЕВА: Ой, что творилось в Сети! Он ещё ничего не сделал, а уже сказали, что он запретит интернет и вообще свободу слова в России. Вы понимаете, что и про вас много разного говорят.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да, я даже кое-что прочитал, готовясь ко встрече с вами.
М. ШАХНАЗАРОВ: Мы не акулы пера, Григорий Анатольевич, мы так.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Я могу вам честно сказать, я, несмотря на то, что мне говорят «не читай», читаю и, конечно же, расстраиваюсь. Например, вчера вечером мне из Канн позвонила моя очень хорошая подруга, кинокритик, и рассказала, как в Каннах кинокритики обсуждают, что я, как известно, с помощью знаменитого в актёрских кругах чёрного риелтора Дяди Саши выселяю одиноких актёров из центра Москвы и покупаю за бесценок их квартиру. И самое главное, что действительно не так давно мы купили квартиру на Маяковской, но там все были довольны. И риелтор - очень интеллигентный человек. Он, может быть, немножко антисемит, но это, по-моему, единственный его недостаток. Он действительно очень много общается с актёрами и людьми искусства, понимаете, уже намучился, имеет основания. И поскольку та приятельница, которая звонила, познакомила меня с этим риелтором, она его прекрасно знает, и всё это происходило на её глазах, она говорит, ну что вы! Но люди же всё знают, им же всё рассказали. Ещё я прочитал, что мой прадедушка пытал Мандельштама.
М. ШАХНАЗАРОВ: Фотографии, наверное, выложили.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да. Я тоже переживаю, потому что мой прадедушка был железнодорожным рабочим в Ростове-на-Дону. Может быть, какого-нибудь Мандельштама, который был путеобходчиком, он и пытал.
М. АНДРЕЕВА: А к Осипу он не имел отношения?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Я думаю, о существовании Осипа мой прадедушка мог просто не подозревать.
М. ШАХНАЗАРОВ: А почему вообще либеральная общественность так возбудилась после этого назначения?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Не знаю. Мне сегодня с утра жена рассказала, что Лена Гремина, один из основателей Театра. doc, вступилась за меня и написала какие-то хорошие слова, и в ответ посыпались какие-то страшные слова и так далее. И нет никаких примеров, понимаете? Кто-то говорит, как можно было выбрать человека, которому публично дал пощёчину Михаил Козаков и Анатолий Смелянский?
М. АНДРЕЕВА: Я даже знаю, кто это написал. Это Марина Давыдова, известный театральный критик.
М. ШАХНАЗАРОВ: Я знаю, что Михаил Козаков был достаточно сложным человеком.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Дело в том, что он действительно обещал при встрече, но пощёчины не было. Я сегодня ночью консультировался со своим юристом и спрашивал, можно ли подать в суд. Невозможно подать в суд.
М. АНДРЕЕВА: Почему?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Потому что для того чтобы доказать, что это клевета, нужно доказывать, что не было пощёчин. Есть свидетели наших скандальных разговоров с этими людьми. Да, хорошо, и что я получу? Один рубль?
М. АНДРЕЕВА: Опровержение.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Это понятно. Я в своё время судился с одним издательством по поводу того, что оно опубликовало в книжке Гришковца мою статью и подписали «Г. Заславская». Я им позвонил, они сказали, ой, какая накладка, сейчас мы пришлём вам официальные извинения. Прошло три месяца, в итоге я подал в суд. Процесс шёл год, я выиграл 17 000 рублей. Издательство перерегистрировало название. Был издательский дом, перерегистрировались как издательство и всё. Надо отдать им должное: прошло несколько лет, они позвонили и сказали, нас гложет совесть, мы хотим вернуть вам эти деньги. И вернули, представляете?
М. ШАХНАЗАРОВ: Наши слушатели вам желают удачи, Григорий.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Спасибо. А можно я дорасскажу историю про Михаила Козакова?
М. АНДРЕЕВА: Да, конечно.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Я считаю, не надо оправдываться. Если есть вопросы, надо объясняться и надо рассказывать, пусть это будет называться «моя версия событий». Дело в том, что в какой-то момент Казаков захотел стать руководителем театра имени Пушкина, и даже этот вопрос был согласован с тогдашним министром культуры Натальей Дементьевой, она тоже его поддерживала, хотя это театр московский. Я тогда опубликовал в «Независимой газете», где я тогда работал, статью, которая в итоге помешала ему возглавить театр. Там было сказано, что у него очень тяжёлый характер, что за последние несколько лет он поменял четыре или пять театров как актёр и режиссёр. Он тогда собирался поставить то ли «Ромео и Джульетту», то ли что-то ещё, горинский «Чума на оба ваших дома!», и вот он этой идеей прошёлся по четырём или пяти театрам: МХТ, театр имени Маяковского, и так далее. Кроме того, он всё-таки отстаивает совершенно другой тип антрепризного театра, а не репертуарного, в который он собирался приходить, и, как я написал, он очень нехорошо уезжал из России, облив её грязью, и он очень плохо потом возвращался из Израиля, облив грязью его.
М. ШАХНАЗАРОВ: Это было на самом деле. Я помню эту историю.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: И там даже был очень смешной момент. Я, прежде чем публиковать, показал тогда статью тогдашнему главному редактору «Независимой газеты» Виталию Третьякову. Он прочитал её, и говорит: «У вас здесь написано «облив говном». Может, конечно, у вас в театральной среде это более понятное и распространенное слово, но, может, поменять его на «грязью»?» Я, естественно, пошёл навстречу. И когда статья вышла, буквально часа в три-четыре Казаков стал звонить в отдел культуры. Он звонил примерно каждые 15 минут, всё более и более заплетающимся языком говорил о том, что требует опровержения, что подаст в суд. Естественно, в суд он не подавал, опровержения давать было не на что. Понимаете, он уехал из Советского Союза, говоря, что ему нечем кормить ребёнка. Он русский интеллигент. Мы все тогда очень тяжело жили. В этой ситуации я говорю, вот Ахматова Анна Андреевна написала в другие тяжёлые годы стихотворение: «Я была тогда с моим народом там, где мой народ, к несчастью, был». Ты русский интеллигент, ты не имеешь права уезжать из России, когда другим людям ещё тяжелее, чем тебе. Намного тяжелее. И он уехал в Израиль, прекрасно, там есть чем кормить ребёнка. Потом он говорит, это культурная провинция, и возвращается. Ты уезжал в Израиль не в культурную столицу мира, ты не в Нью-Йорк уезжал, чтобы играть там. Ты уезжал, потому что нечем было кормить. Тебе дали, чем кормить ребёнка? Дали. Прекрасные условия: снимался в рекламе, разные партии рекламировал или одну партию. Чего ты тогда ругаешь Израиль? Он тебе дал то, что ты хотел. А культурную столицу тебе Израиль не обещал. Поэтому я считаю, что это нечестно по отношению к той стране, которая дала ему гражданство и так далее. И он сказал, что при встрече он мне обязательно врежет, и чтобы я держался от него подальше. «Левой он бьёт, как Арбенин», - сказал он в своём последнем звонке. Я ему сказал, что Арбенин прославился другим. Как-то он действовал иначе, и вообще, он совсем не положительный герой в русской литературе. Я из тех людей, которые мимо тёщиного дома без шуток не ходят. Я всё время шёл ему навстречу, а он всё время прятался. И когда был юбилей «Современника», я вхожу в театр, а он отходит от администраторской. И мне до администраторской ещё метра три, но я, чтобы он услышал только, говорю: «На фамилию Заславский, пожалуйста!» И у него не было возможности пройти мимо меня. Он остановился: «Вы Заславский?» - «Да, я». «Готовы?» - он отошёл на шаг назад - «Вы готовы?» Я говорю: «Я-то готов, а вы готовы? Вы же врезать обещали». Он говорит: «Готовьтесь!» И когда уже был конец, банкет и всё прочее, он как-то вдалеке стоял, я не выдержал, я ему подмигнул, мол, давай уже. И он пошёл в мою сторону и начал размахивать руками, но не чтобы ударить, а что-то он стал говорить. Тут подскочила его супруга, стала говорить моей жене, уведите своего мужа. На что моя сказала: «Уведите своего, мой нормальный». Вот такая была история. Оксана была ещё и с ребёнком на руках. Но я в той ситуации не написал ничего такого, с чем бы я не был согласен сегодня. Это моя позиция. Я считаю, что приход в театр Пушкина Романа Козака был спасением для театра, и то, что сегодня театром руководит Евгений Писарев, это не моя заслуга, но это преемственная политика в репертуаре этого, в общем-то, очень интересно развивающегося театра.
М. АНДРЕЕВА: С Козаковым понятно. Но говорят, что и ваша наставница Инна Соловьёва от вас отказалась в той же статье, где упоминается случай с Козаковым. Какие у вас отношения?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Я долгое время был любимым учеником Соловьёвой и, хотя она на протяжении учёбы каждого из нас постепенно брала в любимчики, что мучило, конечно, всех остальных. В 1999 году я опубликовал в «Независимой газете» материал, это был не мой материал, он был под псевдонимом, про Анатолия Мироновича Смелянского, который был в то время начальником Инны Соловьёвой в научном отделе школы-студии МХАТ. Это была история так называемого колледжа МХАТа, когда Анатолий Смелянский в Америке организовал рекламную кампанию по некоему колледжу МХАТа, когда американцам предлагалось сдать по 11 500 долларов, приехать в Москву и позаниматься по систему Станиславского. Люди заплатили, и одна из девушек, приехавших в Москву, которая взяла в кредит в банке, была потрясена, что этот колледж был не в школе-студии МХАТ, там не было ни одного педагога из школы-студии МХАТ. Она как американка отнеслась к этому как к жуткому обману. Она сказала, очень хорошее образование, но я платила за джинсы Levis! Я платила за колледж МХАТа! Да ещё в конце им раздали какие-то бумажки, на которых был изуродованный портрет Чехова, которого узнать невозможно, а второй просто не понятно, кто был - Яков Михайлович Свердлов или Никита Виссарионович Троцкий, как в одном анекдоте было. Она дала интервью при условии, что оно будет опубликовано, когда она уедет, она уже боялась. Но она оставила свой адрес, мы с ней общались. Потом ещё одна девочка всё это подтвердила, и это была жуткая история. Они требовали каких-то опровержений. И Третьяков тогда говорил, мы с удовольствием опубликуем опровержение.
М. АНДРЕЕВА: Получается, Инна Натановна на это обиделась?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да. Обиделась, что её начальника вот так прокатили. Тогда Табаков дал большое интервью «Радио Свободы» и сказал, что это возмущающая его частная предпринимательская деятельность некоторых педагогов школы-студии МХАТ. А потом он - с ним у меня и тогда были нормальные отношения, и сейчас, - мне позвонил и сказал: «Гриша, для меня Толя Смелянский - очень близкий человек, пойми меня. Я не могу его не поддержать».
М. АНДРЕЕВА: А действительно Инна Натановна от вас отреклась?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да, действительно. Она опубликовала статью в газете «Культура», которая заканчивалась абзацем, что Заславский часто себя называет моим учеником, пусть больше не называет. Мой диплом и в результате моя кандидатская диссертация - многими открытиями в русском театре XVIII века я обязан ей, потому что она мне очень помогала в этой работе.
М. АНДРЕЕВА: Сейчас, я так понимаю, вы не общаетесь, и она вас не поздравляла?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Нет. Тогда, когда это произошло, очень многие известные профессора, доктора наук звонили мне и говорили, Гриша, называй меня своим учителем. И в той истории со Смелянским Александр Петрович Свободин и многие другие выдающиеся театральные критики и театроведы звонили мне и говорили, что, к сожалению, какие-то этические правила и нормы и всё прочее оказались сильно размыты.
М. АНДРЕЕВА: Понятно. Ну, вы видите сами, что у вас много таких недоброжелателей.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да. Мне это, конечно же, неприятно. Я не такой человек, которому всё равно.
М. АНДРЕЕВА: Вы видите, что театр становится популярнее в последние годы?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Да, мне это очень приятно. Я очень рад, что в театре растут цены на билеты.
М. АНДРЕЕВА: Вам приятно это? А людям неприятно.
М. ШАХНАЗАРОВ: Актёры начинают зарабатывать. Театральные актёры никогда не отличались высокими заработками. Это радует.
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Театральные актёры много не зарабатывают нигде в мире. Например, моя очень хорошая приятельница и известная всем, кто интересуется театром в России, актриса Камий Кайоль, француженка, которая недавно приезжала в Москву, в спектакле Антонова играла одну из главных ролей, во Франции закончила психологический факультет Сорбонны, работает в суде, составляет психологические портреты убийц и воспитывает двоих детей. И там таких актрис немало, которые работают где-то ещё. А она очень хорошая актриса.
М. АНДРЕЕВА: Вот скажите ещё, вы строгий руководитель?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Я всегда даю людям шанс. Вообще я всегда своим студентам в МГУ говорю, ну, как я могу вам ставить двойки, если я считаю, что я неудачно воспитал троих детей? Они очень хорошие, но они совершенно непослушные.
М. АНДРЕЕВА: Григорий, спасибо вам большое. Когда выборы?
Г. ЗАСЛАВСКИЙ: Это зависит от меня, от Министерства культуры. В принципе их можно и через полтора года проводить и через год, но я думаю, что тянуть бессмысленно, потому что всё станет понятно: мы находим общий язык, этот коллектив в меня верит или нет. Поэтому через полгода, наверное.
М. АНДРЕЕВА: Спасибо. В любом случае удачи!
.Подробнее читайте на rusnovosti.ru ...