фото показано с : svoboda.org

Перед Днем Победы разразился очередной скандал, связанный с памятью о блокаде Ленинграда. Статья петербургского писателя Елены Чижовой для швейцарской газеты Neue Zrcher Zeitung возмутила политика Геннадия Зюганова и писателя Николая Старикова, а политолог Наталия Елисеева потребовала возбудить против Чижовой уголовное дело за "оправдание нацизма".

Главный посыл статьи букеровского лауреата Елены Чижовой в том, что память о блокаде долгое время была под запретом, а потому нуждается в восстановлении и глубоком осмыслении. Чижова обвиняет в трагедии блокады как Гитлера, так и Сталина, которые, по ее мнению, "сыграли в четыре руки". Это возмутило коммуниста Геннадия Зюганова и писателя Николая Старикова – как и рассуждение о том, что Сталин не любил Ленинград: "В глазах Сталина Ленинград – объект кристальной, безо всяких посторонних примесей ненависти. Думаю, что ее причина – чувство собственного достоинства ленинградцев, способность к самостоятельному мышлению, которые для укрепления своей богоподобной власти следует вырвать с корнем. Уничтожить раз и навсегда”. Именно этой ненавистью Чижова объясняет то, что “в условиях, когда в блокадное время на Большую землю шли составы с военной техникой, которую выпускали ленинградские заводы, Сталин и его приспешники не организовали регулярное снабжение города продуктами питания… Я не историк, но думаю, что даже небольшая часть этих эшелонов могла спасти десятки, если не сотни тысяч человеческих жизней". Прочитав статью, политолог Наталия Елисеева отправила в Следственный комитет заявление с просьбой возбудить против Елены Чижовой уголовное дело по статье 354. 1 УК РФ ("Реабилитация нацизма").

Елена Чижова удивлена такой реакцией. Она считает, что не написала ничего такого, что бы не обсуждалось много и горячо в последние годы. Она признает, что допустила некоторые ошибки с точки зрения исторической науки – но не такие, какие ей приписывают ее критики, вроде заявления о том, что у Сталина и Гитлера был якобы некий общий план. Что касается своего утверждения о нелюбви Сталина к Ленинграду, то здесь писательница советует своим критикам обратиться к текстам Лидии Чуковской, Надежды Мандельштам, Анны Ахматовой, Никиты Ломагина, к секретным дневникам Ольги Берггольц, к дневникам ленинградцев. При этом, по словам писательницы, в статье выражено совершенно однозначное отношение к Гитлеру, и никакой речи об оправдании нацизма не может быть. Но причины бурной дискуссии вокруг статьи для Елены Чижовой понятны:

"Спорят не о блокаде и не о войне, а о текущем состоянии российского общества. Спорят не о нашем прошлом, а о нашем будущем. Люди загораются друг от друга, изобретают безумные формулировки, сами же их опровергают, к тексту статьи это никакого отношения не имеет. Вначале вообще оперировали кусками текста, переведенного с немецкого обратно на русский, все это вместе – очень неприятное зрелище".

Чижова поясняет, что ее статья написана не к 9 Мая, а в январе. Швейцарская газета заказала ее, узнав, что у писательницы вышла книга о Петербурге-Ленинграде, просто переводчица закончила работу именно сейчас. По словам Чижовой, буря вокруг статьи говорит об атмосфере, в которой существует российское общество.

Историки отнеслись к статье Елены Чижовой сурово – они не простили ей ошибок. Автор нескольких книг Великой Отечественной войне историк Вячеслав Мосунов уверен, что легенда об особой нелюбви Сталина к Ленинграду живуча, но ни на чем не основана:

Говорить о том, что Сталин хотел гибели города и его жителей, конечно, нельзя

"Если посмотреть на принятие решений советским руководством в 1941 году, то видно беспокойство о Ленинграде. Да, многие решения принять не успели, но говорить о том, что Сталин хотел гибели города и его жителей, конечно, нельзя. Беда в том, что у нас отсутствует нормальный документальный нарратив по этим вопросам, и пока мы его не напишем, будут появляться такие мнения. Нельзя транслировать подобные исторические легенды в публичном поле, получается, что вы дразните таких нечистых на руку деятелей, как Стариков – я не боюсь это говорить, потому что с ним и так все ясно. Человек, придумавший роль Англии в февральской революции, – это вопрос уже не к историкам, а к другим специалистам. Но такие заявления, как сделанное Еленой Чижовой, дают почву для серьезной критики, этим будут пользоваться люди вроде Зюганова".

Зюганов, комментируя статью Чижовой, заявил, что пакт Молотова – Риббентропа был правильным шагом, позволившим отодвинуть советскую границу на 200–300 километров, иначе, по мнению лидера КПРФ, гитлеровцы намного раньше дошли бы до Ленинграда и до Москвы. Вячеслав Мосунов считает, что пакт был более выгоден Германии и что в следующие два года адекватность решений советского руководства сомнительна, поскольку страна была поставлена в невыгодное положение и едва не лишилась одного из союзников – Англии:

"В марте 1942 года англичане и французы собирались готовиться к отправке экспедиционного корпуса в Финляндию и разрабатывали планы бомбежек нефтепромыслов в Баку. Это тоже эффект пакта Молотова – Риббентропа. Так что и заявления лидера коммунистов грешат множеством неточностей и являются не очень корректной трактовкой истории в свою пользу", – говорит Мосунов.

Сваливать на одного Сталина ответственность за катастрофическое положение страны в начале войны и за блокаду Ленинграда Мосунов не склонен. Он считает это итогом развития страны, развития армии с 1 пятилетки до 1941 года:

"Сталин принимал решения не один, его личный стиль руководства сложился не сразу, он стал Хозяином только к середине 30-х годов. Армия развивалась по безумным идеям Тухачевского, даже после того как он был репрессирован, он требовал насыщения армии техникой уровня 1931–32 годов, а в 1933–34 уже все поменялось. И промышленность поставляла армии абсолютно небоеспособную технику". "Мудрое" руководство Сталина и советского командования тоже вызывает у историка множество вопросов.

Руководитель центра "Возвращенные имена" при Российской национальной библиотеке Анатолий Разумов считает, что действия Сталина по защите всех советских территорий отличались одинаковой жестокостью:

"Вспомните практику выжигания оставляемых населенных пунктов –Сталин нигде не оставлял простора для мирной жизни, люди для него были функциями, – замечает Разумов. – Что касается ненависти Сталина к Ленинграду, то историки не Фрейды и не Юнги, чтобы влезть в его голову, но что блокада, конечно, явилась результатом действий вермахта. В то же время положение города не было бы таким катастрофическим, если бы не политика Сталина, который устроил у себя террор, а потом подружился с Гитлером и привел его к своим границам, начал вторгаться в другие страны".

Разумов не согласен с позицией Чижовой, но говорит, что "люди вправе высказывать любые точки зрения, и сегодня мы просто обязаны рассуждать о причинах войны, о злодеях Гитлере и Сталине". йны после чудовищных репрессий 1930-х годов, но говорить о том, что ненависть главы государства к Ленинграду привела к блокаде, абсурдно. По мнению Кантор, художественное воображение писателя не стоит экстраполировать на историческое знание, но у полярных позиций Чижовой и Зюганова есть одна общая черта – они не имеют отношения к истории.

Выбор был сделан в пользу фронта, а не в пользу мирного населения, война велась чудовищными методами

То, что в город везли сырье для заводов, а не хлеб, Юлия Кантор объясняет тем, что советская власть вообще не слишком гуманистично относилась к своему народу. "Выбор был сделан в пользу фронта, а не в пользу мирного населения, война велась чудовищными методами, так, как ее могло вести советское руководство, но никакого сговора Сталина и Гитлера не было". При этом высказывание литератора Чижовой Юлия Кантор не считает поводом для обширной исторической дискуссии, которую спровоцировало то, что статья появилась в европейской газете перед 9 Мая. Кантор уверена, что политизация истории идет во вред науке, что она чревата истерикой и похоронами исторической правды, когда некомпетентные высказывания с одной стороны провоцируют столь же некомпетентные высказывания с противоположной стороны и круг замыкается.

По мнению кандидата исторических наук Кирилла Болдовского, статья Елены Чижовой представляет интерес в той части, где речь идет о семейных воспоминаниях, а ее рассуждения о блокаде он называет некомпетентными, указывая на многочисленные ошибки, даже в дате уничтожения первого Музея блокады. Но он признает ее правоту в том, что власти почти ничего не делают, чтобы точнее определить подлинное число жертв блокады, которое, безусловно, больше официальной цифры. Едва ли не наибольшее неприятие вызывает у историка то место в статье, где Чижова излагает причины ненависти Сталина к Ленинграду:

"Наверное, было бы лестно считать, что "чувство собственного достоинства, способность к самостоятельному мышлению" имеет территориальный характер, но боюсь, что это не так, и говорить, что у ленинградцев есть особые качества, отличающие их от жителей других населенных пунктов, – оскорбительно даже для самих ленинградцев".

Не понимает Болдовский и того, как в блокадный город могли идти составы с военной техникой – как, по какой дороге? – этого быть не могло до прорыва блокады: "Вообще, знает ли автор, что с декабря 1941 года оборонные предприятия просто стояли, не было электричества, а железнодорожное сообщение было прервано?"

Историк культуры, житель блокадного Ленинграда Константин Азадовский прочел статью Чижовой по-немецки, возникшая полемика его удивила.

"Можно ли назвать Сталина пособником Гитлера? Я думаю, можно: мы помним пакт, секретный протокол, раздел Европы – как же можно не назвать Сталина пособником нацизма? То, что город на Неве никогда не вызывал у него симпатии, было известно всем и всегда, я помню это с детства – и моя мама-блокадница, и все мое окружение говорило об этом вслух. Взять хотя бы убийство Кирова и Жданова, послевоенные идеологические кампании, особенно жестоко проводившиеся в Ленинграде – вплоть до "Ленинградского дела", – все это свидетельства отношения Сталина к городу. Другое дело, что Сталин как главнокомандующий не мог желать уморить всех ленинградцев голодом и сдать город, – но Чижова этого и не говорит.  Её слова, по-моему, очень искажают, ищут там то, что хотят найти, чтобы придраться и сформулировать обвинение".

Константин Азадовский напоминает, что первой эту тему подняла не Чижова, а писатель-фронтовик Виктор Астафьев – уж не привлечь ли его тоже задним числом к уголовной ответственности? Азадовский не согласен с такой постановкой вопроса, но считает, что эта тема, обсуждаемая уже много лет, имеет право на обсуждение.

Право на обсуждение – ключевые слова и для кандидата исторических наук Даниила Коцюбинского. Для него главным является вопрос не об исторической науке или исторической памяти, а о свободе слова. Он убежден, что привлекать людей к уголовной или административной ответственности за выражение мыслей или мнений недопустимо: свобода слова – правильного или неправильного – важнее всего. С мнением историков, упрекающих Чижову в фактологических ошибках, Коцюбинский согласен, но ее мемориальный, оценочный пафос ему близок:

"Она писатель, а не историк, и сердцем она чувствуют ситуацию правильно. Такое бывает часто, когда люди приводят неточные аргументы, но это не значит, что у них нет мемориального чутья. Конечно, лучше проверять факты, которыми ты оперируешь публично, я ее не оправдываю, но чисто по-человечески я готов более снисходительно отнестись к ней, чем к коллегам-историкам, прекрасно знающим фактуру, но интерпретирующим ее так, что вроде как иначе и нельзя было, что легко сейчас судить руководителей, и вообще, если бы Жданов отдал свои пирожные голодающим, все равно бы он никого не спас. Таким образом, историки пытаются снять вопрос о том, что советский строй был еще хуже, чем нацистский, бесчеловечный только к тем, кого он считал врагами, в частности к евреям, но к немцам такого бесчеловечного отношения не было – как у советского режима к советским же людям. И получается оправдание самого страшного тоталитарного проекта в Европе ХХ столетия. Когда историк вступает на почву моральных оценок, уже нельзя смотреть на ситуацию с одной и с другой стороны – у добра и зла нет двух сторон".

По мнению Коцюбинского, мемориальные споры – это всегда споры политические, о готовности или неготовности оправдать авторитарный бесчеловечный режим. Историк согласен с Еленой Чижовой, которая пишет о том, что для современных российских начальников память – это "не страдания умиравших в голодных муках ленинградских детей, а величественные монументы и торжественные мероприятия, во время которых на все лады воспевается подвиг ленинградцев, защитивших город от нацистских полчищ". По мнению писательницы, "на фоне нынешней милитаристской риторики о муках и страданиях принято упоминать вскользь". Даниил Коцюбинский говорит, что из двух видов памяти – скорбной и героической – российские власти выбирают героическую, и этот выбор на фоне поколений, еще помнящих войну, выглядит фальшью и профанацией. .

Подробнее читайте на svoboda.org ...