фото показано с : svoboda.org

В прошлой передаче прозвучало письмо доносчика. Так назвал он себя сам, с гордостью назвал… Зовут его Андреем, знаю и фамилию. Донес он украинским властям на своего знакомого, который умудряется получать две пенсии: одну - от Украины, ездит за нею за пределы оккупированной территории, другую – от оккупационных властей.

Андрей считает, что это подлость и что Украина должна перестать ему платить. Это письмо с большим возмущением прослушал Александр Шафаренко из Англии. Он напоминает автору, а заодно и мне, что пенсию украинское государство обязано выплачивать человеку независимо от того, где он в данный момент проживает. Деньги, которые ему выдают в Донецке, есть, мол,его дополнительный доход, до которого никому не должно быть дела. Господин Шафаренко почему-то решил, что Украина положила себе прикарманить пенсии людей, пребывающих под оккупантами. Сам он, как я сказал, давно живет в Англии. Читаю: «Пожалуйста огласите в эфире, что мне повезло больше.  Моя британская пенсия выплачивается (точнее, будет выплачиваться по достижению соответствующего возраста) на основе того, что я ее заработал десятилетиями честного труда. Точка. Британия - це Европа. Где бы я ни жил и в какую политическую демагогию бы ни верил, моя пенсия всегда со мной.

Надеюсь еще и русскую пенсию получать, и, вот что удивительно, на той же самой основе (хоть Россия — це не Европа, куда ей!). Пусть и выслуги по ней будет мало, и деньги небольшие, но - заработанные», - пишет Александр Шафаренко.

Итак, две точки зрения. Одна: получать пенсию и от Украины, и от людей, которые захватили часть ее территории, - нехорошо, было бы правильно, если бы Украина перестала выплачивать ловкачу его пенсию. Вторая: ничего плохого он не делает, никто не имеет права лишить его законной пенсии, а то, что он получает от оккупационных властей, - его дополнительный доход. Я думаю, что и в самой Великобритании на сей счет были бы точно такие две точки зрения. Одна – с опорой на мораль, другая – на букву закона. Господин Шафаренко настаивает, чтобы я не темнил, а прямо высказал своё мнение. Ну что ж, так и сделаю. Перед нами ловкач, который не нарушает закона. Вот так я к нему и отношусь – как к ловкачу, который не нарушает закона. Доноса я бы на него писать не стал, но и водить знакомство с ним тоже не стал бы.

Автор одного из откликов не согласен, что все, кто получает по две пенсии, одну – от Украины в гривнах, другую – от донецких властей в рублях, ненавидят Украину всеми фибрами своих душ. Он пишет: «Раз поворовывает, так уж сразу и ненавидит. Мало ли порядочных людей среди воров». Прочитав такое, улыбнешься, а потом задумаешься. Здесь еще не конец. В той передаче я сказал, что доносами западные люди – те же немцы, например – приучают друг друга к порядку, воспитывают друг в друге почтение к закону, который у них на втором месте после Бога. Вот так я осмелился сказать, чем возмутил живущего в Германии Александра Шулаковского, до глубины души возмутил. «Это просто курам на смех, - пишет он. -Мелкие фирмы и частники (самые что ни на есть немецкие) часто наровят обслужить тебя по-чёрному. В одной автомастерской я даже лекцию в грубой форме прочёл. "Вы что, болваны, новостями не интересуетесь, не знаете, что в бундесвере вертолёты не взлетают, автоматы плохо стреляют, корабли без кодиционеров, а у американцев - "с". А чем наши ребята хуже? А откуда взять бабки, если вы мимо госкассы проносите? А вот ещё русские оружием поигрывают». Теперь, когда я туда наведываюсь, они весело восклицают: "О, сейчас Бундесвер нами поживится". Тут надо заметить, что информацию про то, что в бундесвере не летает и не стреляет, я взял из первых двух программ немецкого ТВ, в основном, из итоговых вечерних новостей. Там каждый факт такого рода не преминут преподнести, причём, с некоторой долей садизма по отношению, например к министерству обороны», - пишет господин Шулаковский. Достается от него и немецкой медицине. Читаю: «У меня как-то застряла рыбная кость в горле, в больнице мне предложили его разрезать и провести у них несколько дней, тогда я спросил у того, кто должен резать: "Мужик, а можно как-то без этих ужасов?". Ответ: "Попробуй всё же обратиться к ухо-горло-носу". Ухо-горло-нос вытащил кость со второй попытки. На всё ушло менее минуты, не считая времени, когда он мыл руки», - пишет господин Шулаковский из Германии, где ему живеться, как вы слышали, не так уж уютно среди немцев, чью законопослушность я воспел в предыдущей передаче. Ему это очень не понравилось. Больше не буду.

Многие обитатели Крыма, как известно, хотели русских пенсий при украинских ценах. Ну, и кое-чего по мелочам: например, починки дорог. Жизнь обманула их. Признать, что промахнулся, человеку трудно. Пришлось искать объяснение. Долго искать, разумеется, не пришлось: враги. Все было бы: были бы и русские пенсии при украинских ценах, и все прочее, да враги мешают. Что делать? Вывод, учитывая, что врагов много и они сильны, по-своему здравый: терпеть. Такой же вывод сделало и большинство населения России в виду западных санкций. Терпеть. «Страдать за свою правоту», - как сказано в одном письме.

Я замечаю, как задевает некоторых людей слово «ватник», появившееся в дополнение к «совку». Обижаются, заранее обижаются: вы, мол, причислите меня к ватникам, но я все-таки скажу. Слово как оружие свое дело знает. Русско-украинская война внесла в русский язык, кроме «ватника», еще два любопытных слова. Им, думаю, суджено войти в историю для характеристики наших дней. «Затокрымнаш» и «намкрыш». Как только стало, как говорится, пронзительно ясно, что нападение на Украину даром не пройдет, кто-то сказал (был же кто-то первый, кто это сказал – может быть, еще осторожно, с оглядкой: понравится ли начальству?): «Зато Крым – наш». Великий русский язык почти сразу превратил три слова в одно – в слово, которым отныне будет обозначаться состояние народа, оказавшегося в дурацком положении, вынужденного искать и находящего еще более дурацкое утешение. Когда-то таким утешением было: «Зато мы делаем ракеты,/перекрываем Енисей,/ а также в области балету,/ мы впереди планеты всей». Теперь звучит короче: «Затокрымнаш». Тот же великий русский язык мгновенно ответил тоже одним словом: «намкрыш». Еще минута – и этими словами были наименованы две русские партии: «крымнашисты» и «намкрышисты».

Автор следующего письма призывает меня меньше внимания обращать на Фейсбук. Я и так, кажется, не увлекаюсь этой штукой, а надо, значит, держаться от нее еще дальше. «Иначе, - пишет автор, Елена Литвинова, - вы невольно окажетесь во власти субкультур, точнее, кружков по интересам и даже по отсутствию оных». Точно сказано. Действительно, рядом со множеством кружков по интересам там немало таких, в которых общаются – и оживленно общаются! – люди, лишенные каких-либо определенных интересов. Как на завалинке. Если бы Фейсбук возник в России, он мог бы так и называться: «Завалинка» или «На завалинке». Место для нескончаемых разговоров обо всем и часто ни о чем. Американский изобретатель подарил каждому человеку на Земле возможность выпускать собственную газету: подбирать для нее заметки и статьи разных авторов, помещать свои и рассылать друзям и знакомым. Замечательное изобретение. Сразу стало яснее, чем когда-либо, что настоящая газета – это такое серьезное дело, которое не поднять любому и каждому. Надо уметь. Надо много знать. Надо много работать. Хозяйство вести – не портками трясти, замечает русская пословица. Газету вести – не портками трясти. А тут каждый получил возможность трясти портками, думая, что ведет собственную газету. Выход для тщеславия. Но есть и польза. Сверить свое мнение с мнениями друзей, узнать от них что-то полезное, воспользоваться их рекомендациями: что прочитать, что посмотреть. Все хорошо, если не переходить в этот фейсбук на постоянное жительство. Иначе оттуда только одна дорога – в дурдом, возможно и такое. Читаю письмо: «Поводыри субкультур водят каждый свое стадо. И люди пасутся тоже каждый в своем стаде, к которому его крепко прибивают мода, натура и кругозор. Сейчас в поводырях, в основном, известные прохиндеи и шалопаи-политологи, даже пижоны-чиновники. Есть и более серьезные, а есть вообще дикие субкультуры типа подростков-эмо с готической романтикой и в черных, с розовым, нарядах. Таланты и их поклонники, поводыри и отары были всегда. Интернет просто все укрупнил. Теперь можно сплетничать, рассказывать и главное - слушать сказки не на кухне, в пивной или на лавочке, а у себя в кровати, беседуя с тысячей таких же кур и баранов на экране планшета, рассылать им по всему миру свои разноцветные гребни и перья. Специалисты по тестам из Венского университета пишут, что с середины прошлого века «айкью» у людей стало расти. Но почему тогда русская женщина с высшим образованием верит, что может произвести на свет маленького Путина по итогам длительного глазения на большого? «Фейсбук», а следом наши «Одноклассники» и «В контакте», предложили человеку альбом–раскраску с картинками, куда можно вносить все. Но есть там и подвох. Человек самовыражается в заранее заданной форме, как на советском собрании. Развиваются две порочные страсти: к цитированию и постоянному самопоказу. Серьезный человек от обитателя Фейсбука отличается тем, что постоянно занимается усмирением своих политических взглядов, и усмиряет он их иронией и самоиронией. А вы встречали в Фейсбуке самоиронию? То-то же», - пишет госпожа Литвинова. Спасибо за письмо, Елена. Мне понравилось, как вы сказали: произвести маленького Путина по итогам глазения на большого. В известном смысле это и происходит, и – в устрашающих масштабах.

Письмо из Москвы: «Еду в автобусе - вижу плакат на дороге: "Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!" На одной стороне изображена толпа на Майдане в самом неприглядном виде, на другой - бравые военные на параде. Это казённая пропаганда. Но вот еду в электричке и вижу надпись на заборе: "Не допустим майдан в России!", видимо, намалёвана всё же неформальным энтузиастом под влиянием телепередач. Верхи сомкнулись с низами. Самое странное, что никаких Майданов у нас не намечается. Но их почему-то боятся и с ними борются, как с фантомом», - говорится в письме. Хочется людям с чем-то бороться, нравится им с чем-то бороться – вот и борются. Хочется, нравится – это вот главное, а с чем или с кем – дело десятое. Тут может быть самый неожиданный, самый причудливый выбор. Люди моего поколения помнят, как вдруг принялись бороться с Китаем, до кровопролития дошло, и – быстро дошло, поразительно быстро. Боролись-боролись с Америкой, как и сегодня, и вдруг по команде из Кремля ринулись бороться с Китаем.  

Пишет Петр Билык: «Знакомый, лет десять назад, редкой и дорогой тогда инверторной сваркой подваривал забор на улице. Зашёл, по нужде, на минутку во двор. Когда вышел, лежали только провода - сварочный аппарат испарился. Опрошенные соседи ничего не заметили. Но самое интересное произошло через год после всех сварочных поминок. Утром во дворе возле заборалежал этот аппарат, правда, неисправный! До сих пор не знаю, как это оценить». Шутка благодушного негодяйчика, Петр, - так бы я это оценил. У таких есть одно характерное высказывание: «А мне надо» или «А мне надо было». Именно так отвечают, когда их спрашивают, подчас – с настоящим изумлением отвечают, зачем взял чужое. Он уже сидит за колючей проволокой, не первый год сидит, и все равно повторяет: «а мне надо было», так повторяет, будто поступил по велению некоей высшей силы. Ослушаться ее нельзя, невозможно! Мое желание, мое «хочу», мое «мне надо» - закон, против которого не пойти. Словно сам Господь остановил человека и сказал: вот лежит сварочный апарат, он не твой, но он тебе нужен - возьми его. Человек, который говорит «мне надо было», он говорит это не в оправдание своей кражи, а в порядке объяснения, почему он должен был украсть, не мог не украсть – как не украсть, если мне надо было? Эти люди могут быть страшными в своей простоте. Ни стыда, ни совести, никакого раскаяния, смущения. «Мне надо было. Как вы смеете меня осуждать, преследовать, если мне надо было?». Надо было зарубить надоевшую сожительницу – и зарубил (недавний случай в моем селе). Чтобы не мешала…

Московский предприниматель Юрий Мильнер объявил, что выделает сто миллионов долларов на поиск внеземных цивилизаций. Деньги пойдут на аренду крупнейших телескопов, посредством которых земляне будут пытаться поймать сигналы далеких планет. Думаю, никто из слушателей радио «Свобода» не удивится, узнав от меня, что тут же объявились граждане, которые лучше господина Мильнера знают, на что ему следовало бы направить свои деньги. Одна пишет: «А не лучше ли эти деньги отдать голодающему человечеству, мало обеспокоенному поиском внеземных цивилизаций?». Не буду называть эту добрую женщину. Если бы знать, что на каждого, кто со смаком решает, не что должен тратить свои деньги всяк, у кого они есть, особенно – большие деньги, - если бы на каждого такого был другой, кто бы говорил: да какое мне дело до того, на что кто-то тратит свои кровные, - я был бы вполне доволен человечеством. На каждого умного – по дураку, на каждого завистника – добродушный. Все поровну, все справедливо. Если бы, говорю, только знать, что так оно и есть… Напомню, к слову, кто такой Юрий Борисович Мильнер. Это москвич, физик-теоретик по образованию, но ушел в банковское и интернетные дела, решив, что большого физика из него не получится, а средним быть не хотелось, да так глубоко ушел, что за короткое время заработал огромные деньги, честно заработал, один из очень немногих в России богачей, кому каждая копейка досталась, как говорят знатоки, честным умственным трудом высочайшей квалификации. Не так давно Мильнер учредил ежегодную премию для молодых ученых, достигших выдающихся успехов, – миллион долларов в одни руки. Нобелевская премия присуждается чаще всего ученым зрелого возраста, а то и старикам, а Юрий Борисович решил, что больше всего деньги нужны молодому таланту. Сам он шестьдесят первого года рождения, мало распространяется о своей личности. Делать деньги учился в Америке.

Пишет Владимир Яськов: «Советское слово «недоделки» из того же ряда, что «очковтирательство», «халатность», «хамство».  Однажды спросил я у друга, работавшего на Адмиралтейском судостроительном объединении: «Виталик, а атомные подлодки вы тоже с недоделками сдаёте?» - «Ну разумеется!, - удивился он моему вопросу. - Критериев приёма лодки флотом всего два: лодка не должна утонуть во время ходовых испытаний и военпред должен получить оговоренное число цистерн спирта. Всё!». Военное производство такой степени секретности было практически автономно: городская власть на завод не распространялась. Время от времени на его территории случались пожары. Когда загоралась почти готовая лодка, её доблестно тушила заводская пожарная команда, начальник которой получал благодарности, премии и даже ордена. В конце концов раскрылось, что это он и устраивал поджоги - при попустительстве (если не одобрении) заводского начальства: пожар, как война, списывал всё. В начале восьмидесятых, - продолжает Яськов, - на завод хлынула толпа пэтэушников - неумехи с уголовными наклонностями. Брак подскочил в разы. А лодки-то делать надо! Какая-то шведская фирма привезла на выставку станок с числовым программным управлением - такие тогда входили в моду, они позволяли держать рабочих в стороне. Воспользовавшись чередой советских праздников, выставку закрыли на несколько дней, и лучшие питерские инженеры разобрали станок, сфотографировали и срисовывали его до последней детали. «Ну и?» - спросил я друга. «Ну и, - ответил он, - станок мы изготовили, от шведского не отличить. Но не работал». И вспомнился мне лесковский Левша с испорченной им блохой», - пишет Владимир Яськов.

Есть племена, которые до сих пор верят, что если изготовить из камыша самолет и поклоняться ему, то рано или поздно рядом с ним на поляне появится настоящий американський транспортник со всякими вкусностями: консервами, шоколадом, печеньем – со всем тем, что во время Второй мировой войны доставлялось на расположенную там военную базу. Что-то перепадало и местным жителям. Так возникло то, что называется культом карго, поклонение грузу. Станок, о котором мы услышали от господина Яськова, по-моему, вполне можно назвать карго-станком. С виду станок, а не работает. Целые отрясли были карго-отраслями. Сельское хазяйство, например, – оно вроде и существовало, а хлеб доставлялся из Америки. На последнем военном параде в Москве был показан карго-танк. Яськов вспомнил Левшу, а я - Карла Маркса, его завет, что за строительство социализма можно браться не раньше, чем капитализм выполнит свою величайшую цивилизаторскую миссию (не задачу, прошу заметить, а миссию) по выработке толкового, дисциплинированного рабочего, способного управляться с машиной. Эти Марксовы слова звучали крамолой, из них мы ведь делали вывод, что Ильич поторопился, затеяв строительство социализма в отсталой стране. Кто-то наверняка скажет: так, может, и с началом строительства современного демократического общества в девяносто первом году поторопились – вот и пришли к тому, от чего хотели уйти. Может, и так, только ни от кого это не зависело.  

Сергей Никольский делится отрывочком из пьесы "Дело" Сухово-Кобылина: «Взятка взятке рознь: есть сельская, так сказать, пастушеская, аркадская взятка; берется она преимущественно произведениями природы и по стольку-то с рыла; - это еще не взятка. Бывает промышленная взятка; берется она с барыша, подряда, наследства, словом приобретЕния, основана она на аксиоме - возлюби ближнего твоего, как самого себя; приобрел - так поделись. - Ну, и это еще не взятка. Но бывает уголовная, или капканная взятка; - она берется до истощения, догола! Производится она по началам и теории Стеньки Разина и Соловья Разбойника; совершается она под сению и тению дремучего леса законов, с помощию и средством капканов, волчьих ям и удИлищ правосудия, расставляемых по полю деятельности человеческой, и в эти-то ямы попадают без различия пола, возраста и звания, ума и неразумия, старый и малый, богатый и сирый», - так говорилось сто пятьдесят четыре года назад. На всякий случай скажу, что «Дело» - вторая из трех самых известных пьес Сухово-Кобылина. Первая – «Свадьба Кречинского», третья – «Смерть Тарелкина». Интересно, как наши слушатели отнесутся к знаменитым словам этого писателя: «Светопреставление уже близко, а теперь только идет репетиция».

«Сейчас, в августе, - последнее письмо, - в Москве висит какая-то тревожная атмосфера. Чего-то ждут. Пояс ещё можно затянуть на одну дырку, две, но на три и четыре он порвётся. 3акрываются торговые точки, сокращают персонал. Но ещё как-то выживаем. А вот если рубль обесценится до сотни за доллар, произойдёт обвал. На соседней улице висит обьявление: "Банк закрыт". Там торчало много кассирш, охранники. 3начит, всех выставили. Но ещё три банка в том же квартале. Куда будут девать и как ублажать миллионы тружеников оборонки, конторских, охранников, спекулянтов. Магазинам придется одним – ликвидироваться, другим - переходить на торговлю самым необходимым. Молоко и картошку всегда будут покупать. Опять советская скромность? Мало нам было жировать на дорогой нефти и щедрых кредитах, захотелось ещё, чтобы 3апад не замечал нашей наглости. Все чего-то ждут, пропаганда будет визжать, конечно, и дальше, но нелепость ситуации режет глаз. Убогая получается страна. Высокая преступность, тупость, коррупция, ничтожные царьки-президенты. Будут как-то существовать, чем-то торговать. Скучно, от всего будет тошнить», - таково предвидение этого слушателя. Наверное, будет скучно, наверное, будет тошнить, но, видимо, не так, как во времена советской скромности. Половина нынешнего российского хозяйства – частная. Во многом формальная, но частная. А формальная частная – не то, что формальная государственная. Разница есть и будет, и – в пользу частной. Живому человеку будет где хоть как-то укрыться и хоть что-то сделать. .

Подробнее читайте на svoboda.org ...