фото показано с : svoboda.org

Лауреат Нобелевской премии по литературе за 2019 год Петер Хандке получил эту награду за "влиятельную работу, в которой с лингвистической изобретательностью он исследовал периферию и специфику человеческого опыта".

Австрийский писатель, драматург и кинорежиссер  дебютировал в 1966 году романом «Шершни» и пьесой «Оскорбление публики», по его сценариям Вим Вендерс поставил картины «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым», «Ложное движение», «Небо над Берлином» и «Счастливые дни в Аранхуэсе». На русский язык переведены книги Хандке  «Короткое письмо к долгому прощанию»  (1972), «Нет желаний – нет счастья»  (1972), «Женщина-левша»  (1976), «Медленное возвращение домой» (1979), «Учение горы Сен-Виктуар» (1980) и «Дон Жуан  – рассказано им самим» (2004).

76-летний австрийский писатель, драматург и кинорежиссер уже 30 лет живет во Франции. Его политические суждения (в первую очередь, о войне в Югославии) вызывали ожесточенные споры.

О заслугах Петера Хандке мы говорим с директором Австрийской библиотеки в Петербурге, преподавателем и переводчиком Александром Белобратовым.

– Я смотрел документальный фильм Коринны Бельц о Петере Хандке «В лесу, могу опоздать», это портрет эксцентрика,  который никогда не пользуется компьютером, потому что, как он говорит, «в нем нет ничего эротичного», пишет от руки в блокнотах или пользуется пишущей машинкой. Наверное, можно сказать, что он человек прошлого века, спрятавшийся во французском лесу от современности.  

– Есть книга, которая называется «Записки карандаша», еще более патинизирующая его писательскую манеру. У него много книг дневникового характера, писательских записок.  

– И его тетради купили за крупную сумму.

– Его прижизненное наследие купили за полмиллиона. В Вене есть Австрийский литературный архив, теперь эти бумаги уже несколько лет лежат там и потихонечку издаются.

– Из этого фильма я узнал о том, что Хандке увлекается вышиванием  и сам расшивает свои рубашки золотыми и алыми нитями и любит собирать белые грибы, поскольку, как он говорит, они красиво скрипят, когда их режешь.

Грибы – это его тема

– У него есть серия книг «Опыт о». Есть «Опыт о музыкальном автомате», «Опыт об усталости», «Опыт об укромном местечке», и есть «Опыт об увлеченном грибнике». Грибы – это его тема, хотя и не такая, как у Гюнтера Грасса, который даже рисовал грибы.

– С какой книги вы бы посоветовали начать знакомство с Хандке?

– Я очень ценю его работы 70-х годов. Это не значит, что последующее его творчество неинтересно, но тогда эти книги для меня были открытием. Абсолютный шедевр –  его повесть «Нет желаний – нет счастья». Очень личная, фантастически удачно в художественном смысле сделанная. Это история его матери, история ее жизни, самоубийства, история отношений с сыном, с его творчеством, с литературой. Конечно, классика – хотя, понятно, что это не для каждого чтение, –  «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым». Это из его экспериментальных вещей. Из более поздних очень рекомендую книгу «Дон Жуан  – рассказано им самим». Любопытная версия Дон Жуана, его историю отшельническо-интеллигентски рассказывающая, книга о проблеме времени, вечности, желания окунуться в эту вечность, проблеме выбора любви, выбора отношений. Кроме того, конечно же, меня очень привлекают его пьесы. Какие-то из них мне посчастливилось посмотреть в театре, что-то читать. Его знаменитое «Поношение публики»…

–  Публику там не только оскорбляют, но и делают ей комплименты.

Хандке –  не писатель для читателя, ждущего веселья, развлечения, экшена

–  Да, конечно. Виктор Топоров переводил эту вещь, мы ее назвали «Поношение публики», потому что поносят публику со сцены актеры, которые разрушают традиционное сценическое пространство. Потрясающая вещь из ранних – «Каспар». Самое сильное впечатление было: я смотрел в Бургтеатре в Вене пьесу «Час, когда мы не встретили друг друга». Пьеса без слов, пьеса-пантомима, потрясающе сделанная. У нас выпустили хороший перевод «Медленного возвращение домой». Хандке –  не писатель для читателя, ждущего веселья, развлечения, экшена. Вот повесть 1975-го года «Час истинного ощущения» – там практически нет действия, но есть созерцание. Есть герой, бредущий по Парижу, останавливающийся, присаживающийся в каком-то сквере, переживающий своеобразную ситуацию эпифании. Это манера очень пристального, внимательного описания мира, движения в мире. Из последних, больших, не переведенных, к сожалению –  «Мой час в ничейной бухте», интересно сделанный роман, довольно объемный, 700-800 страниц, интересный с точки зрения размышлений автора о творчестве, о литературе, о романном мире, о том, возможна ли литература в этом пространстве, где всё уже сделано, всё уже существует. Эта линия созерцательности, линия погружения в этот мир. Любопытно, конечно, то, что касалось линии, которая вызвала в свое время бурную реакцию и скандалы, – линии, связанной с Югославией.

–  Хандке считал, что Запад не прав в югославском конфликте, был поклонником Милошевича, навещал его в тюрьме, выступал с пламенной речью на его похоронах. В фильме, о котором я говорил, он рассуждает об этом довольно осторожно: видно, что ему сильно за это досталось и сейчас он уже побаивается быть слишком откровенным.

Поклонником Милошевича он особенно не был. Он говорил о том, что вина лежит на очень многих

–  Наверное, и возраст играет определенную роль, но и время прошло. Тем не менее, он был достаточно активен и резок. Во многом его можно понять. Вся эта история не столь розово-однозначна, как она представлена в западных масс-медиа. Поклонником Милошевича он особенно не был. Он говорил о том, что вина лежит на очень многих людях, на очень разных сторонах – вот это его основная идея была. Главное для него – этот край, это пространство, это сошествие к корням, к своему прошлому или к прошлому той его части, которая связана с Каринтией, со славянскими корнями. Эти тексты сделано интересно. Вообще Хандке создал колоссальный материал, под сотню книг.

– В фильме камера медленно скользит по стопке написанных им книг, и это бесконечное движение.

– Он работает в литературе с 1963-64 года, больше 50 лет, и работает, не покладая рук.

– Дебют у него был очень яркий, бунтарский. В 60-е годы прислушивались к сердитым молодым людям, и он был одним из них.

он выступил с поношением публики, обвинив современную литературу в закоснелости

– Это его знаменитое скандальное выступление в 1968 году в Принстоне, когда на заседании «Группы 47», долго слушая многодумные и длительные чтения текстов, он вдруг нарушил табу. На чтениях «Группы 47» не было принято обсуждать какие-то общелитературные проблемы, там нужно было говорить о конкретных текстах, он же выступил с абсолютным поношением публики, обвинив современную литературу, – в частности, немецкоязычную, – в описательстве, в отсутствии новых приемов, в закоснелости. Да, наверное, не без саморекламы небольшой. Об этом сразу все стали писать, спорить. Его вещи этого времени, и первая большая вещь «Шершни», и «Разносчик», экспериментальный опыт написания детективного романа, привлекали внимание. Потом появились одна за другой «Страх вратаря» и «Короткое письмо к длинному прощанию», его путешествие в Америку. Они привлекли к нему внимание, он очень быстро стал первым номером в литературе. В советской России тогда его довольно рано по прежним меркам перевели, выпустили огромным тиражом скромного вида сборничек под названием «Повести».

– Да, я помню, какой ажиотаж был вокруг этой книги, потому что экспериментальную литературу тогда почти не переводили.

– Его не очень много у нас переводили, к сожалению. «Учение горы Сен-Виктуар», очень неплохая вещь, переведена. Пять лет назад перевели «Дон Жуана» очень удачно и правильно. В журнальном варианте «Женщина-левша» в свое время привлекла внимание читателей.

– К сожалению, он гораздо меньше известен как кинорежиссер, а его фильм «Женщина-левша», который он поставил по своему роману, на меня произвел огромное впечатление. У него есть еще несколько фильмов, в частности, «Болезнь смерти» по книге Маргерит Дюрас – тоже выдающееся кино.

– Несомненно, его работа с Вимом Вендерсом чрезвычайно интересна. «Небо над Берлином» – большое явление в кинематографе. Действительно, огромный автор, яркий, интересный, несмотря на грибно-садовую жизнь. За исключением югославской истории, его вещи не публицистичны, а философичны –  это попытка созерцательно-осмысленного восприятия мира, природы, поэзии, живописи. Несомненно, он удивительный мастер литературы, удивительно владеет письмом.

–  Со времен его дебюта прошло уже больше 50 лет, наверняка его уже пытались сбросить с корабля современности, как всегда бывает. Эльфрида Елинек говорила, что Хандке заслуживает Нобелевской премии. Но наверняка есть и недоброжелатели, считающие его старомодным. Какое сейчас к нему отношение австрийских читателей?

–  Его по-прежнему высоко ценят. Конечно, мне его блестящее десятилетие, 70-е — начало 80-х годов ближе, хотя пьесы продолжают поражать и читателя, и зрителя своей новацией. Эта лирическая манера, замедленные движения, медленное возвращение… Да, есть и критические голоса. Говорят, что у него нет проблем современной жизни, ангажированности, социально критического взгляда. Но он блестящий художник, блестящий мастер. Его поздняя манера установилась к середине 80-х, но уже проклевывалась и в ранних произведениях. В прозе прежний эксперимент отошел на второй план. Можно назвать это старомодным, наверное. Но он умеет писать. Сбрасывающие с корабля современности чрезвычайно интересны и забавны, но лишены одной очень важной вещи – они не владеют словом. Я вынужден здесь бросить и камушек и в огород отечественной литературы. Блестящие, интересные сюжеты, опыты, игра, но владения литературным словом нет. А у Хандке несомненно есть. .

Подробнее читайте на svoboda.org ...