Почему молодые люди интересуются социализмом

— Ты вступил в комсомол, когда тебе было 14 лет. Почему выбрал именно комсомол, а не какую…

Почему молодые люди интересуются социализмом

— Ты вступил в комсомол, когда тебе было 14 лет. Почему выбрал именно комсомол, а не какую-то другую партию?

— Пенза много лет находилась в составе так называемого красного пояса [российские регионы, активно поддерживавшие левые коммунистические силы]. Здесь мало доверия к либералам. Для большинства жителей области они ассоциируются с Чубайсом, Гайдаром и Ельциным, которые все отняли и разрушили. Моя семья, особенно бабушка с дедом, активно прочувствовали на себе последствия этой либеральной политики 90-х годов. Поэтому либерализм у меня изначально ассоциировался с чем-то плохим, и путь в то же «Яблоко» был для меня априори закрыт.

— Каким был пензенский комсомол в 2014 году, когда ты в него пришел?

— Мне понравилось, что там были простые пацаны, которые учились в техникумах или школах. Не какие-то осознанные твердолобые марксисты, а просто несогласные с тем, что происходит в стране. Вместе с ними мы проводили пикеты, ходили на митинги. Но мне хотелось, чтобы это все было ярче и смелее. Я выступал за это, и в конце концов мне сказали: «Саша, а давай ты сам возглавишь комсомол». Но я не сразу на это согласился.

— Почему?

— Я понимал, что если ты всерьез занимаешься оппозиционной борьбой, то тебя будут бить дубинками, задерживать, создавать проблемы в школе, вузе, вообще везде. Я не то что боялся. Я просто не был уверен в том, что смогу это выдержать — сдамся и тем самым подведу остальных. Но меня все-таки уговорили, и в апреле 2017 года я стал секретарем комсомольской организации.

— Какие цели ты поставил перед собой, когда возглавил комсомол?

— Я хотел увеличить численность организации, поэтому сделал ставку на две вещи. Первая — более яркие, жесткие и даже радикальные акции прямого действия. Не просто вышел и постоял с плакатом, а пришел, например, с игрушечным автоматом к гордуме против отмены бесплатных проездов в общественном транспорте для студентов. Или разбил ноутбук у здания Роскомнадзора против политики ограничения интернета. Или повесил на центральной улице «чучело царя».

Александр Рогожкин на пикете против повышения стоимости проезда в общественном транспорте. Фото Екатерины Малышевой

Чем смелее акция, тем больше люди понимают, что ты ради достижения целей готов жертвовать не только временем, но и свободой. Конечно, мы старались делать это аккуратно, чтобы всех членов организации не посадили и нас не признали бандформированием. Мы ходили по краю и получали за это всего лишь административные штрафы или аресты.

Второй компонент — это информационное освещение. Когда я возглавил комсомол, у него была только слабая группа в соцсети «ВКонтакте». Теперь мы пришли и в Facebook, и в «Одноклассники», и на YouTube, и в Telegram. Число участников группы в соцсети «ВКонтакте» выросло в четыре раза: сейчас там около 1,4 тысячи человек.

— Подводя итоги твоей пятилетки в должности секретаря комсомола, сайт LeftPenza указал, что организация «серьезно укрепила свое влияние». В чем ты видишь это влияние?

— В этом и вижу: выросло количество людей, втянутых в нашу работу и нашу идею. Это и члены комсомола, и их друзья, родители, одноклассники. Я вижу очень много людей, которые с нами солидарны. Иду по Московской [центральная пешеходная улица Пензы] — со мной здороваются уличные музыканты, какие-то панки-готы, скейтеры. Потому что они знают о нашей движухе и о том, что только мы впрягаемся за их темы и молодежную политику.

— Поэтому, на твой взгляд, молодые люди в Пензе интересуются социализмом? 

— В Пензе, как и во многих других регионах, была и остается только одна реальная альтернатива партии власти. Люди видят, что с каждым годом ситуация ухудшается, поэтому идут к нам.

Почему растут протестные настроения

— Какой была политическая ситуация в Пензе в 2017 году? Какие темы «болели» у горожан?

— Тогда людей мало интересовала именно политика. В основном их беспокоила социалка: отмена электричек, банкротство муниципального автобусного парка, оптимизация здравоохранения, проблемы в образовании. Многие продолжали любить Путина как объединителя земель русских и так далее.

Сейчас, конечно, любовь прошла. В народе усилилась критика первых лиц, люди возмущаются фальсификациями выборов, уничтожением свободы слова и интернета. Люди хотят высказаться и донести до системы свою позицию. Несмотря даже на то, что система пытается это ограничить. Я ощущаю этот запрос.

Рогожкин на акции 3 сентября 2019 года. Фото Евгения Малышева

— Насколько, по твоим оценкам, выросла активность?

— Она не то чтобы выросла — у нее изменился возрастной состав. Когда я пришел в политику, подавляющим большинством активистов были горожане старшего пенсионного возраста. Сейчас это люди 35–40 лет. Протест омолодился, стал более современным и радикализировался в плане требований.

— Ты же понимаешь, что участники акций прямого действия, которые вы проводите, сразу попадают в поле зрения сотрудников центра противодействия экстремизму. Этот учет на всю жизнь? 

— Это понимает каждый, кто сегодня выходит с протестом на улицу. Первый раз я попал в Центр «Э» в 16 лет, когда они «запалили» мою страничку в соцсети и стали искать, до чего докопаться. Нашли в сохраненных изображениях свастику под антифашистским постом, вызвали всю семью, запугали родителей, рассказали, что их сын растет фашистом. Размахивали перед моим носом Уголовным кодексом: «Ты, гад, сядешь!»

После этого я просто перестал уважать силовиков. А политические убеждения остались прежними. Я против замыканий в себе и сектантства. Знаете, в левом движении сейчас популярна тема марксистских кружков, как это было в конце XIX века. Тогда создавались кружки Георгия Плеханова, выросшие затем в рабочую партию. Вот и сейчас чуваки сидят читают Ленина, Маркса, Гегеля. Они думают, что займутся политикой потом, когда все прочитают. Но я думаю, что они просто боятся политики и в своем стремлении до Фомы Аквинского так дойдут. В итоге все случится без них.

Я за выход к людям, за общение и открытую оппозицию власти. Да, на наших товарищей составляют административные протоколы, задерживают и помещают под арест. Но мы тем самым показываем свою готовность бороться.

В критический момент люди придут к тем, кто не боялся высказываться. А к тем, кто лежит на диване и строчит комментарии, никто и не прислушается. Потому что они не доказали своей деятельностью то, что у них есть право решать.

Откуда берется ненависть

— Какие городские проблемы получилось решить при помощи такой формы протеста, как акции прямого действия? А какие — наоборот, усугубить?

— Усугубить — точно нет. Смысл таких акций не в том, что они всегда должны приводить к решению проблемы. Смысл в том, чтобы привлечь к проблеме общественное внимание. Одна из последних акций прямого действия прошла 2 июля. В этот день мы забросали тетрадями вход на бумажную фабрику «Маяк». Из-за ее стоков в реке гибнет рыба, стоит вонь на нескольких улицах, и этой проблеме уже много лет. Сейчас как раз истекает срок, в который фабрика обязана исполнить предписание Росприроднадзора и привести в порядок очистные сооружения. Своей акцией мы создали общественный резонанс, и теперь уже директор «Маяка» и депутат законодательного собрания Владимир Вдонин не сможет сделать вид, что ничего не было. Внимание к проблеме привлечено, весь город за ней наблюдает.

— Какая протестная кампания была самой долгой?

— Наша борьба с депутатом городской думы и транспортным монополистом Андреем Фоминым. Она длилась больше года. Я считаю, что именно Фомин лоббировал отмену льготного проезда для студентов. Мы поставили цель прогнать его из парламента и лишить трибуны, с которой он ныл на каждой сессии о нехватке субсидий на транспорт. Для того чтобы привлечь внимание, мы забрасывали его деньгами на входе в думу и так далее.

— А вы пытались с ним просто поговорить?

— Общались на круглом столе. Фомин сказал, что студенты должны разгружать вагоны, чтобы иметь деньги на проезд в общественном транспорте. По его мнению, пройти до инубавило.

Александр Рогожкин во время акции 10 июня 2021 года против бумажной фабрики. Фото Евгения Малышева

— Тобой движет ненависть?

— Мной движет чувство справедливости. А ненависть — это одна из его составляющих. Конечно, я испытываю ненависть к таким людям и ко всей этой системе. Это не значит, что я призываю к расправам. Но и своей ненависти я не стесняюсь. Я ненавижу этих людей. Ненавижу Путина за пенсионную реформу, за то, что он гробит страну и уничтожает демократию.

— Что делать с этой ненавистью?

— Проявлять. Тем более у них тоже есть ненависть к нам. Как еще можно назвать попытку залезть в карман к студентам? Или выделение громадных денег на разгон митингов? Разве это не ненависть к народу?

К чему приводят ограничения

— В марте 2021 года губернатора Ивана Белозерцева арестовали по подозрению в коррупции. Повлияло ли это на общество в Пензе и рост недоверия к власти?

— Никак не повлияло, потому что недоверие к власти изначально было большим. А задержание Белозерцева лишь подтвердило, что нынешняя власть коррумпирована. Силовики ткнули в Белозерцева, и сразу что-то у него нашли. Ткнули в начальника ставропольского ГИБДД — бац! Золотые унитазы.

«Где сотни тысяч избирателей, проголосовавших за Белозерцева?» Как реакция на арест пензенского губернатора характеризует систему выборов в России

— Изменился ли за пять лет подход местной власти к реагированию на политическую активность граждан?

— Не изменился. Как таскали комсомольцев в полицию, так и таскают. Просто при одном губернаторе был один формат общения с оппозицией, при другом губернаторе — другой. Но все эти губернаторы — единороссы. У них может меняться подход, а задача остается одна и та же: дать 80% за Путина от вверенной вотчины. И нет смысла рассуждать о том, что один губернатор разговаривает с оппозицией, а другой — нет.

— Как ты видишь развитие региональной власти в ближайшие годы?

— Усиление и укрепление централизации.

— Диалог будет?

— Власть будет идти на диалог только в том случае, когда ей это будет удобно и даст «плюсиков». А встречаться для того, чтобы услышать про себя неприятное, она не станет.

— Как ты видишь развитие гражданского общества в Пензе? Есть ли напряженность в обществе?

— Напряженность между властью и гражданским обществом растет очень сильно. Мне кажется, что они уже на грани серьезного противостояния. Народ в каком-то райцентре может не чувствовать этого давления, а вот там, где человек активничает, он в лучшем случае сталкивается с бюрократической стеной, а в худшем случае — с Минюстом, ОМОНом, Росгвардией, Следственным комитетом и прокуратурой.

Мне нравится, что в Пензе продолжают жить проекты, которых уже не должно было быть. Благотворительный фонд «Гражданский союз»* Олега Шарипкова признали иноагентом, а он все равно работает и всем помогает. Газета «Улица Московская» Валентина Мануйлова все равно выходит. Активисты типа Екатерины Миленькой бесконечно стоят в пикетах, потому что просто не могут по-другому.

Власть поступает неправильно. Она вытесняет в политику людей, которые просто делают добрые дела. А уже в политике у них появляется настоящая ненависть, чистая и концентрированная. Гроздья гнева.

— Как уменьшить напряженность между гражданским обществом и властью?

— Власть должна прекратить уничтожать свободу слова, давить на НКО и реагировать на активность дубинкой. Дайте людям возможность высказаться, чтобы общество могло поговорить.

Потому что, когда человек говорит: «Я не согласен» — и получает за это дубинкой по голове, его несогласие превращается в затаенную ненависть. А во что она выльется — это вопрос.

Подробнее читайте на 7x7-journal.ru ...