«Почему-то русские люди стараются не афишировать то, что делают. Если ты спасаешь детей, зачем об этом кричать?»

На Украине – вспышка холеры. Медики предупреждают, что зараза может перекинуться и на приграничные россий­ские территории. Впрочем, из-за аномальной жары в зоне риска сейчас многие регионы, где мест­ные жители решат пренебречь правилами гигиены.Российских учёных и врачей холерой не испугать. «Кому холера, а кому мать родная. Мне она – мать», – любит повторять академик Виктор Малеев. Когда-то он разработал собст­венный способ лечения этой грозной инфекции и объездил полмира, борясь с эпидемиями и спасая жизни людей.Советский и российский микробиолог и инфекционист стал легендой отечественной эпидемиологии. В конце июля Виктор Васильевич отметит 84-летие, а ведь он до сих пор на трудовом посту – работает советником директора ЦНИИ эпидемиологии Роспотребнадзора.«Я был дистрофиком»Когда мы разговаривали с академиком в разгар пандемии, он шутил, что в детстве переболел всеми возможными инфекциями и именно потому стал врачом-инфекционистом. Ребёнок войны, появившийся на свет за 11 месяцев до её начала, Витя Малеев был эвакуирован с матерью и сестрой в Среднюю Азию и уже в поезде заболел корью. В Узбекистане, где оказалась семья, в те годы бушевало множество хворей, при этом не было чистой воды и канализации. В результате мальчик на себе испытал, что такое менингит, малярия, паротит, коклюш, чесотка... «Я отставал в развитии, был дистрофиком, еле выжил. В 7 лет меня не взяли в школу, сказали, что слабый, мой вес тогда был 20 кг», – вспоминает Малеев. Есть хотелось всегда, за счастье было посыпать кусочек хлеба сахарным песком.Поступая в Андижанский мединститут, он мечтает помогать людям, спасать их. Такую возможность жизнь ему быстро предоставляет. Правда, реальность оказывается жестокой: на глазах начинающего врача за одну ночь могли умереть десятки детей, а крики их матерей долго звучали у него в ушах.В 1960-е по настоянию жены, которая считает, что ему надо серьёзно заняться наукой, Малеев приходит в Центральный НИИ эпидемиологии. Директор Валентин Покровский, выслушав его, произносит: «Будешь заниматься холерой». С того момента она и становится ему «матерью родной». По ней он защищает и кандидатскую, и докторскую. Трудно сейчас найти в России специалиста, который знал бы об этой кишечной инфекции больше, чем Малеев. «Труп оживал на моих глазах»Борьба с инфекциями уже тогда, за полвека до ковида, была связана с политикой. Сифилис, туберкулёз, дизентерия, та же холера считались болезнями отсталых стран – в отличие, например, от болезней сердца. Информация о вспышках этих инфекций часто была засекречена. Так, по официальной версии, в СССР никакой холеры быть не могло. Она косила жителей Индии и Бангладеш, поэтому Малеев имел о ней скорее теоретическое представление. Изучая статьи американского врача Роберта Филлипса о лечении этой болезни новаторскими растворами (больной стремительно теряет жидкость, и её надо компенсировать, пока не наступила смерть), он задумывается о том, как улучшить состав такого раствора.И тут, весьма «кстати» для его научной работы, случается вспышка холеры в Астра­хани. Малеев вылетает на юг и на месте создаёт раствор по собственной методике – в него входят все минеральные соединения и ионы, жизненно необходимые человеку при поражении холерным токсином. Учёный сам измеряет содержание электролитов в жидком стуле больных. «Материалы были заразными, но без этого нельзя было понять патогенез холеры», – рассказывал он.Победив вспышку в Астрахани, Малеев отправился спасать людей за границу. Первым стал очаг эпидемии в Сомали, где в то время находились советские военные советники. Один из них – генерал – внезапно умер от холеры, и Малеев организовал стационар, в котором ухаживал за больными, кормил их, ел с ними чуть ли не из одной чашки.Потом были Бангладеш, Индонезия, Йемен – всего около полусотни эпидемий по всему миру. В 1990-е он боролся с лёгочной чумой в Индии, лечил больных в Ираке, где вместе с ними укрывался от американ­ских авиаударов в бомбоубежище, в 2014-м ездил в Гвинею, где свирепствовала лихорадка Эбола... Но самой полезной для своих научных исследований он считает командировку в Кению. Там Малеев фактически подбирал на улицах больных холерой в стадии клинической смерти, вливал им свои растворы – и люди возвращались к жизни.«Я научился вводить горячий раствор прямо на ходу, на улице – холерный труп оживал на моих глазах. Хотя зрелище жуткое: когда человек очень быстро теряет воду, то становится синим и морщинистым. Такое ощущение, что ты никогда его не спасёшь. В такие моменты чувствуешь, что ты всё-таки что-то дельное изобрёл», – признаётся он.формула «утекла»В начале 1990-х Малеева срочно позвали на Кубу – там люди вдруг начали терять зрение, плюс у них наблюдалось поражение нервной системы. Фидель Кастро не сомневался, что это проделки американцев, запустивших на Остров свободы какой-то вирус.Виктор Васильевич с коллегами быстро установил, что дело не в вирусе, а в нехватке витаминов и микроэлементов. Братская помощь кубинцам после развала Советского Союза прекратилась, а своих овощей и фруктов им, как ни странно, не хватало, что и вылилось в неожиданные проблемы со здоровьем. Малеев говорит, что Фиделю этот вывод не очень-то понравился, но что тут поделаешь... Борясь с холерой по всему миру, учёный разработал электролитную смесь – регидрон, в состав которой входят все нужные вещества для устранения обезвоживания. Она давно продаётся в аптеках под зарегистрированной торговой маркой, да только сам Малеев не получил за своё изобретение ни копейки. В СССР о патентовании лекарственных средств как-то не задумывались, и формула препарата «утекла» в Финляндию, где советский Мин­здрав решил организовать его производство. Малеев на всякий случай взял в министерстве справку, в которой было указано, что это он придумал рецепт, но на этом борьба за авторские права и закончилась. А ведь он предложил и внедрил в практику не только регидрон, но и другие растворы – хлосоль, дисоль, ацесоль, квартасоль... Их вводят при перитонитах, интенсивной терапии, различных инфекциях и отравлениях, чтобы спасти человека, остановить интоксикацию на фоне обезвоживания. И эти лекарства останутся после Малеева, пусть и без упоминания его фамилии. Он считает, что это главное.«Я не стремился выпячивать свои заслуги. Бог знает – и хватит. Я буду доволен, если после меня останутся растворы и ими смогут пользоваться люди. Эти растворы вечны – больше потери жидкости организмом полноценно замещать нечем», – говорит Виктор Малеев.И добавляет: «Почему-то русские люди стараются не афишировать то, что делают. Если ты спасаешь детей, зачем об этом кричать?»

Подробнее читайте на aif.ru ...