Высокий, брутального вида мужчина, косая сажень в плечах, мощные бицепсы и трапеция, которой позавидуют и атлеты. На самом деле наш герой — представитель самой мирной профессии на свете. Он врач. Только работает в зоне военных действий.

Высокий, брутального вида мужчина, косая сажень в плечах, мощные бицепсы и трапеция, которой позавидуют и атлеты. На самом деле наш герой — представитель самой мирной профессии на свете. Он врач. Только работает в зоне военных действий.Наш собеседник — хирург-онколог, доктор медицинских наук, профессор кафедры факультетской хирургии № 2 им. Г. И. Лукомского Сеченовского университета Сергей Поликарпов.Китель наготовеЕлена Нечаенко, aif.ru: Сергей Аркадьевич, два года назад вы оставили престижное место работы и отправились на СВО. Что вас подтолкнуло к такому решению?Сергей Поликарпов: ещё весной 2022 года я знал, что по­еду туда. Собирался в военкомат заключать контракт, но получил травму на тренировке и несколько месяцев проходил с костылями. Пока восстанавливался, начал серьёзно готовиться, ведь врачу на войне нужно быть сильным.Кроме того, долгое время занимался самообразованием: изучал хирургию боевой травмы, травматическую интенсивную терапию, проблемы геморрагического шока. В 2023 году уехал в зону боевых действий. Там я познакомился с коллегами-хирургами, с которыми и сейчас поддер­живаю тёплые отношения.— Трудно было решиться кардинально поменять жизнь?— Классики отечественной хирургии говорили, что в шкафу у каждого хирурга должен висеть военный китель с золотыми погонами. Возьмите любого из известных русских или советских хирургов — они все работали на фронте. Ведь раненые — такие же пациенты. Только на передовой можно научиться тому, чему никогда не научишься в условиях спокойной городской жизни.— С какими травмами на СВО приходится сталкиваться чаще всего?— Характер ранений разный. Когда идут активные штурмовые бои, задей­ствован большой контингент личного состава, активно работает артиллерия, мы имеем одну картину ранений, при вялотекущих действиях — другую.Тайная эвакуация— Расскажите, как проис­ходит эвакуация раненых с поля боя и кто этим занимается?— Раненых эвакуируют их же сослуживцы, подготовленные, опытные и очень отважные люди. Это тяжёлая и опасная работа, потому что зона убийственного вражеского огня имеет глубину 20 км. Бывает, всю эту дистанцию бойцы тащат раненого на руках или везут на тележ­ках, прячась, маскируясь, закапываясь в землю. Иногда путь растягивается на недели. И только когда смертельная зона окажется позади, раненого под по­кровом ночи и прикрытием мобильного ПВО можно перегрузить на какой-то быстрый транспорт и доставить в передовой медицинский госпиталь. Там уже врачи окажут врачебную или специализированную хирургиче­скую помощь.— А если боец нуждается в срочной медицинской помощи?— Тогда медработник доврачебного уровня окажет её прямо на поле боя или во временном укрытии. Такая помощь, как правило, заключается в обезболивании и введении противо­отёчных лекарств, антибиотиков, в наложении повязок, жгутов, шин, иногда в дренировании полостей. После этого раненого доставят в передовой хирургиче­ский отряд и прооперируют. На каждую операцию отводится не более 90 минут. Всё, что требуется сверх этого, делают уже на другом этапе лечения. А на передовой раненый обычно проводит от 6 до 12 часов. После этого его на реанимационном транспорте доставляют в так называемый тактический тыл, который удалён более чем на 100 км от линии огня и недосягаем для большинства БПЛА. Там может располагаться крупный клинический центр боевой под­держки, где много разных хирургов — травматологи, торакальные, сердечно-сосуди­стые, нейрохирурги, урологи. Как правило, есть и компьютерная томография, эндоскопия, профессиональное УЗИ, лаборатория.— Что из медицинского оборудования есть на передовой?— Может вообще ничего не быть. Или, например, только мобильный рентгеновский аппарат либо переносной аппарат УЗИ. Бывает, операции приходится делать в подземных укреплённых и замаскированных убежищах. Я работал в госпитале, который назывался «Рюмка». Он располагался в подземной пещере.Врач должен лечить— Где ещё вы работали?— В этом году я с Федеральным центром медицины катастроф поехал в Курск. Сначала работал в госпитале на базе Курской областной больницы. Там был сильный профессиональный коллектив. Мы занимались исключительно тем, что обследовали, перевязывали, оперировали и не писали никаких отчётов, документов. Врач должен только лечить, а не заниматься делопроизводством.После операции «Труба» к нам начали привозить «трубочистов». Тогда я связался с 810-й бригадой морской пехоты и довольно долго проработал с ними на первом этапе хирургической службы в полевом многопрофильном госпитале. С моим другом и коллегой по РНЦХ профессором Михаилом Михайловичем Каабаком мы оперировали на грудной клетке, тазу, животе, конечностях, шее. Обучали более молодых врачей. Сейчас наша командировка закончилась. Пока мы в отпуске, отдыхаем.— Как вы оцениваете состояние современной военной медицины?— С моей точки зрения, военно-­медицинская служба работает сейчас очень хорошо. То, что я видел в Кур­ской области, меня восхитило. Врачи трудятся с большим воодушевлением.— Сколько длился ваш рабочий день?— Хирурги работают сутки через сутки. А рабочий день, конечно, ненормированный. Помню, однажды выдались тяжёлые трое суток, когда за всё время спали всего четыре раза по 2 часа. Потом сутки отсыпались.Обычно я делал за день по 5–6 больших операций. А куда деваться? Люди страдают, их надо лечить.— Вам было страшно?— От нас до противника 140 км, поэтому большой опасности не было. Но прилетало раз в неделю точно. На самом деле ближе чем на 20 км к противнику врача подпускать не надо — это неоправданно даже с экономической точки зрения. Поэтому врачей не отправляют на передовую.Война и мир— На войне вы лечили только раненых?— Нет, конечно. Люди могут заболеть чем угодно. Кстати, средний возраст военнослужащих на СВО — 36–38 лет. Многие приходят со скрытыми тяжёлыми заболеваниям. Случаются инфаркты, пневмонии, анафилактиче­ские шоки, гипертонические кризы, диабетические комы, ДТП и бытовые травмы. Из-за высокой скученности людей есть и инфекции, которые быст­ро распространяются. Я сам сильно переболел ковидом. К счастью, быстро выздоровел.— Наверное, там вам не очень пригодились навыки хирурга-онколога?— Я 35 лет в этой профессии и убеждён, что у врачей, которые занимаются торакоабдоминальной хирургией злокачественных опухолей, самый большой арсенал хирургиче­ских знаний. Они лучше других подготовлены к работе на войне. И, безусловно, лидируют среди остальных и по мастерству, и по смелости принятия решений, и по лёгкости их исполнения. Врач, который идёт на войну, должен быть готов использовать все свои знания и умения, чтобы быстро вникнуть в специфику военных травм. Можно провести аналогию со спортсменом, едущим на Олимпиаду. Там уже тренироваться некогда — надо показывать результат.— Приходилось ли вам встречаться с пациентами вашего профиля?— Когда работал в тыловом госпитале, где подолгу лежали раненые, дейст­вительно нашёл среди них несколько онкологических больных — с раком лёгкого, прямой кишки и др. Естественно, о своём диагнозе они и не догадывались. Мои знания и опыт очень пригодились.

Подробнее читайте на aif.ru ...