2018-6-2 10:00 |
События последних дней напомнили мне давнюю историю, которая по ряду причин не получила в то время широкого резонанса в России. Британский журналист Майкл Николсон, весьма заслуженный в ту пору, а ныне уже два года как покойный, освещал военные конфликты в бывшей Югославии в качестве корреспондента телекомпании ITN.
Ведя репортажи из осажденного сербскими военными Сараева, он обнаружил полуразрушенные ясли, где укрывались около 200 осиротевших малолетних детей, из которых некоторые были уже убиты. На глаза ему попалась девочка по имени Наташа. Николсон сумел устроить ее в эвакуационный транспорт, в который Наташа не попала, подделал документы для ее въезда в Великобританию, удочерил, и она выросла в его семье.
Но карьера военного корреспондента для него на этом закончилась, и в Боснию Николсон больше не вернулся. Дело в том, что своим поступком Николсон нарушил фундаментальное правило журналистской этики: любой ценой сохранять нейтралитет в отношении происходящего – как внутренний, для себя лично, так и внешний, в глазах аудитории, ради объективности освещения. Удочерив ребенка с одной из воюющих сторон, он совершил акт непозволительного эмоционального вмешательства, бросив тень не только на предполагаемые будущие, но и на прежние свои репортажи. Нет, это не моя фантазия: Николсон подвергся в то время серьезной критике со стороны журналистского сообщества, отчасти подвигшей его на решение покинуть линию фронта.
О журналистской этике, как правило, пишут кабинетные колумнисты вроде меня, в строгом смысле слова журналистами не являющиеся. Журналист, репортер – это человек, добывающий для нас информацию, нередко под огнем и с риском для жизни. Колумнист затем объясняет нам, как ее понимать, вернее, как ее предпочитает понимать его целевая аудитория. При этом он волен выпячивать полезные для него факты, а вредные просто опускать, потому что целевой аудитории они не понравятся. В то время как полевой репортер, подпавший под подозрение в пристрастности, становится профессионально непригодным, даже если это пристрастность очеловечивает его в глазах некоторых из нас. Иные из известных американских журналистов не только годами, порой до пенсии, скрывали свои политические взгляды, но даже никогда не участвовали в выборах, потому что это было бы признанием в партийной принадлежности, неважно какой.
Мы не вправе подменять стоимость человеческой жизни абстрактными ценностями
Легко увидеть, что журналистская этика в чистом виде предъявляет профессионалу не только крайне высокие требования, но во многих случаях вступает в конфликт с тем, что мы привыкли рассматривать как общечеловеческую мораль. Это заметнее всего в экстремальных ситуациях: если вы, допустим, репортер, случайно оказавшийся на месте крупного теракта, то перед вами стоит выбор: либо вы просто наблюдаете за происходящим, записываете и фотографируете, либо вы помогаете раненым или полиции в поимке злоумышленников. Во втором случае вы ведете себя, как бы это поудобнее выразиться, общечеловечески, но профессионально себя дискредитируете. И пресловутый бронежилет с надписью "Пресса", по замыслу, должен сигнализировать всем конфликтующим сторонам, что данный человек нейтрален, "над схваткой", хотя он не всегда надевается с честными намерениями.
На практике журналистская этика всегда далека от идеала – в этом смысле она сродни обычной, святых среди нас немного. Но важнее тот факт, что обычная мораль профессиональную все же побивает, и ничего дурного в этом нет: работа, даже самая любимая – всего лишь часть нашей жизни, в том числе у самых больших энтузиастов. И если любой из нас в свободное от работы время станет свидетелем дорожного происшествия, несчастного случая или преступления, естественной реакцией будет все же не блокнот и фотоаппарат, а простой человеческий инстинкт: прийти на помощь и одолеть беду или несправедливость. Помимо профессии и социальной роли у каждого из нас есть еще собственная жизнь.
Эти соображения приходят на ум, когда знакомишься с реакцией журналистов и правозащитников на крайне нестандартную историю, главным героем которой волей судеб и Украинской службы безопасности оказался журналист Аркадий Бабченко. Приходят в связи с тем, что практически все они расценивают действия СБУ как манипулирование журналистом – в атмосфере последних лет, с бесконечным потоком лживых новостей, наводнивших социальные сети, это звучит особенно тревожно. Но эти высшие соображения затмевают тот простой факт, что у Бабченко, как и у всех нас, от дворника до премьер-министра, есть частная жизнь и что речь идет о предполагаемой угрозе этой жизни, в отсутствие которой все рассуждения о его социальной роли бессмысленны. Судя по отрывочным интервью Бабченко, организаторы сценария с его мнимой гибелью и чудесным спасением сообщили ему лишь минимум информации, а их собственные действия пока что бесконечно далеки от обещанного эффекта. Но мы, чьей жизни вроде бы ничто конкретно не угрожает, обязаны быть крайне осторожными в наших оценках. Судьба человека в данной коллизии – аспект совершенно отдельный от возможного успеха или провала обещанной операции украинских контрразведчиков.
У журналистов есть своя этика, и такая же есть, скажем, у профессиональных клоунов – я намеренно не хочу приводить слишком возвышенных примеров. Но упрекать журналиста в несоблюдении правил этой этики круглый год по 24 часа в сутки – все равно что упрекать клоуна за то, что он не веселит вломившихся в его квартиру грабителей. Да, нас может раздражать спектакль, затеянный вокруг гипотетического покушения на Бабченко, тем более что репутация у СБУ далеко не безупречная, а от нас требуют принятия большей части сценарий на веру. Но мы не вправе подменять стоимость человеческой жизни абстрактными ценностями.
Алексей Цветков – нью-йоркский публицист и политический комментатор
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции.
Подробнее читайте на svoboda.org ...
