2021-10-8 00:06 |
Классика отечественной и мировой литературы номинировали на Нобелевскую премию пять раз подряд. Судя по всему, он просто устал от этого дурацкого балагана. Но от премии не отказывался, а дистанцировался.
115 лет назад, 8 октября 1906 года, Лев Толстой отказался от Нобелевской премии. Так или почти так будет написано в разнообразных сетевых «календарях памятных дат». Как это часто бывает, чёткая формулировка скрывает массу неточностей. А также дополнительных сюжетов.Действительно, Толстой написал своему финскому знакомому, писателю и переводчику Арвиду Ярнефельту, письмо, где говорилось о нежелательности нобелевки. Вот что писал Лев Николаевич: «Большая к вам просьба, милый Арвид. Прежде всего то, чтобы никто не знал того, что я пишу вам. А просьба вот в чем: Бирюков сказал мне, что, по словам Кони, может случиться, что премию Нобеля присудят мне. Если бы это случилось, мне было бы очень неприятно отказываться, и поэтому я очень прошу вас, если у вас есть — как я думаю — какие-либо связи в Швеции, постараться сделать так, чтобы мне не присуждали этой премии. Может быть, вы знаете кого-либо из членов, может быть, можете написать председателю, прося его не разглашать этого, чтобы этого не делали... » Из этого письма ясно видно, что Толстой от премии не отказывался, а всего лишь просил исключить себя из числа номинантов. Грубо говоря, он дистанцировался от премии, причём желал, чтобы это никак не афишировалось, поскольку полагал, что прямой отказ будет выглядеть как то самое смирение, что паче гордыни.Предположение было более чем справедливым. Очень многие дела и поступки «зеркала русской революции» окружающие расценивали как блажь, чудачества или акции, предпринятые в целях саморекламы. Особенно это касалось того, что называют «опрощением» и о чём сам Толстой писал так: «Жизнь, пища, одежда — всё самое простое. Всё лишнее: фортепьяно, мебель, экипажи — продать, раздать... »Изящества ситуации «Лев Толстой и Нобелевская премия» придаёт тот факт, что именно опрощение неоднократно становилось камнем преткновения в присуждении премии русскому классику. До 1906 года Толстого выдвигали на нобелевку по литературе в 1902, 1903, 1904 и 1905 гг. Но всякий раз поднимался секретарь Шведской академии Карл Вирсен: «Толстой осудил все формы цивилизации и настаивал взамен них принять примитивный образ жизни, оторванный от всех установлений высокой культуры». Швед явно принял за чистую монету все россказни о графе Толстом. Иначе его выражение насчёт «примитивного образа жизни» понять никак нельзя. В самом деле, известно же, что этот Толстой одевается как самый грубый русский moujik, принципиально отказывается от транспорта и ходит пешком, причем босой, является ненавистником врачей и медицины как таковой... Словом, сумасшедший обскурант, которому давать Нобелевскую премию попросту стыдно, потому что она, как ни крути, предназначена для тех, кто совершает открытия и изобретения, а не для тех, кто эти открытия презирает и зовёт опуститься чуть ли не до родоплеменного строя и натурального хозяйства.Фокус, однако, в том, что Толстой ничего подобного не делал и ни к чему подобному не призывал. Либо все эти странности были ему приписаны, либо графа превратно поняли. Ну вот, например, насчёт принципиального отказа от транспорта и передвижения исключительно пешком. Да, такое за графом водилось. Но длительные пешие путешествия он предпринимал крайне редко. По-настоящему больших можно насчитать только четыре. Трижды — из Москвы в Ясную Поляну, ещё одно — в Оптину Пустынь. Целью Толстой имел вовсе не опорочить достижения цивилизации. Он всего лишь хотел «увидать, как живет мир божий, большой, настоящий, а не тот, который мы устроили себе и из которого не выходим».Транспорта Толстой не чурался. Ездил и в почтовых каретах, и в дилижансах, и на поездах по железной дороге. Верховые прогулки совершал каждый день. А в возрасте 67 лет освоил велосипед и стал лицом Московского общества велосипедистов и новой спортивной моды.Совсем мимо и насчёт крестьянской одежды. Если бы Лев Николаевич действительно хотел одеться как русский мужик, то были б на нём посконные порты и косоворотки. Однако доподлинно известно, что из посконины, то есть из конопляной ткани, графу не шили. Шёлк или тонкая шерсть, в крайнем случае — фланель. Да и косовороткам он предпочитал блузы свободного кроя, причём непременно с карманами, обозначив курс на демократизацию одежды. Ходил ли граф босиком? В общем, да, но нечасто и не на публике. В том, что мы его себе представляем именно таким, заслуга Илья Репина, который создал полотно с таким названием, чтобы уж точно никто не ошибся: «Л. Н. Толстой босой». Картина, этюды к которой были написаны ещё в 1891 году, была представлена публике в 1901 году и вызвала крайнее недовольство графа: «Кажется, Репин никогда не видал меня босиком. Недостаёт только, чтобы меня изобразили без панталон... » View this post on Instagram Публикация от Екатерина (@hellokaterina) Правда, в том, как Толстой относился к докторам, сомнений вроде быть не может. И его художественные произведения, и — в особенности — письма и дневниковые записи полны определений вроде «коновалы», «дрянные обманщики», «пустобрёхи», «невежды, страшные болтуны, ничего не смыслят в своём деле, пользы от них никакой, сплошное враньё». Всё так, однако и здесь есть, как говорится, нюанс. Историк литературы и педагог Владимир Лазурский, учивший детей Толстого, оставил любопытное свидетельство, которое может пролить свет на истинное отношение графа к медицине и врачам: «6 августа 1894 года. К вечеру пришли посетители: студент-медик и ординатор Благоволин. Рассказывали о всяких операциях и других медицинских чудесах. Лев Николаевич стал их задирать. По его мнению, медицину лишь тогда можно будет назвать благодетельной, когда она станет доступной для всех. Но пока она служит лишь богатым классам, то чёрт бы с ней. Это какой-то возмутительный, безнравственный порядок, при котором купчиха, имеющая возможность выписать Шарко из Парижа, вылечивается, а жена её дворника, страдающая такой же болезнью, и даже в меньшей степени, умирает, так как никто не придет к ней на помощь».Это отличный пример того, что все «странности» Толстого имели рациональную природу и ни в коем случае не означали «осуждения всех форм цивилизации». Но на людей, настроенных видеть в Толстом сумасшедшего обскуранта, не подействовали бы никакие объяснения. От них попросту отмахивались и продолжали, подобно Нобелевскому комитету, настаивать на своём, раз за разом отвергая кандидатуру Толстого.Играть в подобную игру было унизительно, и Лев Николаевич, не отказываясь от премии напрямую, решил просто прекратить этот дурацкий балаган в частном порядке.
Подробнее читайте на aif.ru ...