Федеральная служба безопасности России возбудила дело «Сети»* в октябре 2017 года. Силовики задержали и предъяв…

Федеральная служба безопасности России возбудила дело В«СетиВ»* вВ октябре 2017 года. Силовики задержали иВ предъявили обвинение вВ попытке силового захвата власти 11 молодым людям изВ Пензы иВ Петербурга.В ПодсудимыеВ неВ призналиВ свою вину иВ заявили, что силовики ихВ пытали. НиВ одно уголовное дело поВ заявлениям фигурантов дела оВ пыткахВ неВ возбуждено.

Приволжский окружной военный суд вВ Пензе приговорил семерых фигурантов кВ лишению свободы от 6 до 18 лет. Илья Шакурский приговорен к 16 годам колонии строгого режима.

Первый адвокат Ильи Шакурского Михаил Григорян: В«Я для себя сделал вывод, что пыток не былоВ»

Михаил Григорян был первым адвокатом фигуранта дела В«СетиВ»* Ильи Шакурского. Он представлял его интересы с октября 2017 года по март 2018 года. В феврале 2018-го Илья Шакурский обвинил адвоката в том, что тот уговорил его молчать о пытках и дать признательные показания об участии в террористическом сообществе.

После оглашения приговора по делу В«СетиВ»* Михаил Григорян дал интервью нескольким федеральным телеканалам. Он раскритиковал позицию московских правозащитников и высказал мнение, что пыток не было.

Михаил Григорян

Про первый этап защиты

— Как начиналось дело В«СетиВ»*? Что было в первые месяцы следствия?

— 20 октября 2017 года ко мне обратилась мама одного из обвиняемых. Ее сына [18 октября 2017 года] забрали оперативники ФСБ. Обвинение в организации террористического сообщества нам предъявили очень быстро.

22 или 23 [октября] мне стало известно, что Зорин [Егор Зорин — основной свидетель обвинения, рассказавший о существовании террористического сообщества В«СетьВ»*] подписал досудебное соглашение со следствием. Куда денешься? Мы стали спокойно работать, никаких эксцессов и проблем не было. Очень спокойно все было, тихо.

6 декабря нам удалось смягчить обвинение: с организации террористического сообщества [часть 1 статьи 205.4 Уголовного кодекса РФ] на участие в террористическом сообществе [часть 2 статьи 205.4 Уголовного кодекса РФ].

— Почему В«удалось смягчитьВ»?

— Потому что мы изначально не признавали организацию. И я до сих пор считаю, что Илья Шакурский — не организатор. На тот момент это был первый этап нашей защиты. Понимаете, когда вам предъявляют особо тяжкое обвинение, первый этап — постараться смягчить, что нам, в принципе, удалось. Илья давал показания, и следствие пришло к выводу, что он все-таки ближе к участию [в террористическом сообществе], а не к организации.В И даже тот ролик, где Шакурский кричит про убийство полицейских [на изъятой видеозаписи Илья Шакурский в черной маске на лице кидает в стену бутылку с зажигательной смесью и кричит о терроре в отношении сотрудников полиции].

Я говорил следователю: В«Ну он же панк, рок-группа у него была, субкультура у панков протестная, все кричат: „убей копа!“, но это же не значит, что они собираются что-то взрыватьВ».

У нас с ним [Ильей Шакурским] и с другими адвокатами была идея впоследствии постараться уйти на экстремизм. Когда нам показывают достаточные доказательства, причем нехорошие, здесь не идет разговор, что дети бедные, несчастные и невиновные.

— На каких именно материалах следствия вы хотели уйти на экстремизм?

— У нас была позиция разбираться по оружию, но мы до него не дошли [при обыске в квартире Шакурского изъяли пистолет Макарова и самодельное взрывное устройство]. Давали объяснения по тем документам и видеозаписям, которые у него обнаружены. Мы всегда подчеркивали, что он против насильственных действий. То есть насильственную форму борьбы он, в отличие от питерских [фигурантов дела В«СетиВ»*], не поддерживал. Про оружие Илья сразу сказал, что оно ему не принадлежит.

— Когда следствие берет человека с оружием, оружие всегда откладывают В«на потомВ»?

— По-разному.

— Как думаете, почему это произошло в истории с Шакурским? Другие адвокаты высказывают версию, что оружие было просто запасным парашютом, его подкинули и держали до поры. Может такое быть?

— Да, эта версия ходила. В любом случаеВ мы с ним [Шакурским] изначально сказали, что оружие признавать не будем. Потому что он четко говорил: В«Это не моеВ».

— Почему следствие не согласилось на экстремизм?

— Это уже вопрос не ко мне, а к дальнейшим действиям [новых адвокатов]. Нам нужно было пройти весь этап следствия и узнать, какие доказательства есть у ФСБ, и только потом уже делать выводы [о переходе на обвинение в экстремизме]. То, что мы ушли с организации, было только первым этапом защиты. А потом уже появились московские правозащитники, и у нас [произошел] очень жесткий конфликт, были разногласия.

Осужденный по делу В«СетиВ»* Илья Шакурский написал жалобу на своего бывшего адвоката Михаила Григоряна

Про пытки и конфликт с московскими адвокатами

— С ним [московским адвокатом Анатолием Вахтеровым] у меня сразу начался конфликт. Я думаю, его цель была в том, чтобы я ушел из этого дела. В этом направлении они работать умеют, и я ушел в марте 2018 года.

— В чем заключался конфликт?

— Я был не согласен с той линией защиты, которую он [Вахтеров] предложил: отрицание всего и упор на то, что их [фигурантов дела В«СетиВ»*] пытали.

— До этого Шакурский сообщал вам о пытках?

— Нет.

— Что-то свидетельствовало о том, что его пытали?

— Нет.

— Как он выглядел?

— Прекрасно. Я к нему в изолятор ходил много раз. Раз в неделю точно ходил. В начале он был, конечно, расстроен, подавлен. В 21 год оказаться в следственном изоляторе по такому обвинению… Потом потихонечку пришел в норму. Но разговоров о том, что его избивают, пытают, не было.

Они заявили о пытках 7 февраля, когда приехал московский адвокат. Я об этом узнал из пресс-конференции в В«РосбалтеВ» — что Илья написал письмо о том, что его пытали.

Я к нему пришел, спросил: В«Что такое?В» Он говорит: В«Да, меня пытаютВ». Я говорю: В«ПокажиВ». Он говорит: В«Ничего нет, следов нетВ». Я говорю: В«Ну, разбирайтесь тогда самиВ».

На тот момент Следственный комитет уже проводил проверку по заявлениям родителей, Пчелинцев жалобу написал и общественная организация.

— Вы считаете, что пыток не было?

— Жалоб, что кого-то пытают, кого-то избивают, над кем-то издеваются, не было.

— Если бы Шакурский сообщил вам о пытках, какой бы был алгоритм ваших действий как адвоката?

— Стандартный. Сразу пишется заявление в прокуратуру и можно напрямую в Следственный комитет. Мгновенное медицинское освидетельствование, чтобы зафиксировать конкретные следы побоев, истязаний. И там пускай уже проверка проводится.

— Вы когда-нибудь защищали человека, который заявлял о пытках?

— Был один случай, он завершился прекращением уголовного дела. Там очень легко было доказать — его оперативники так измордовали…

— Военно-следственный комитет, когда проверял заявления о пытках, опросил сотрудников ФСБ и СИЗО, о которых говорил Шакурский. Сам Шакурский опрошен не был, судебно-медицинская экспертиза не проведена, записи с камер видеонаблюдения не затребованы. Как вы оцениваете эту проверку?

— Самое главное, если такое случается, — зафиксировать следы побоев. Все остальное — это уже вопрос к СК, как они проводят эту проверку. А вот когда зафиксированы следы побоев, это уже совершенно другое.

— Адвокат может зафиксировать следы побоев, если подзащитный находится в СИЗО?

— Ты их, конечно, не сможешь сфотографировать.

НоВ если, допустим, приходит адвокат в СИЗО, а подзащитный показывает синяки, сразу идешь к начальнику СИЗО, делаешь заявление: В«Прошу освидетельствовать» и уже медики фиксируют следы. Когда освидетельствование выявило следы избиения, тогда проводите проверку.

Я не знаю, врал он [Илья Шакурский о пытках] или не врал. Мне он не жаловался, маме своей не жаловался, следов побоев я не видел. Если человек жалуется и показывает действительно серьезные следы, синяки, тогда, конечно, начинается работа.

Но когда этого нет, а потом всплывают разговоры о том, что Следственный комитет плохо провел проверку… А почему московские адвокаты раньше-то не обращались?

— В том и вопрос: адвокат может настоять на том, чтобы провели экспертизу в СИЗО?

— КонечноВ может. Медицинское освидетельствование по заявлению о том, что человек избит, всегда проводится. И судмедэкспертиза проводится. Если человека избили, если человека истязали — ребят, это ЧП.В У меня с адвокатом [Вахтеровым] был очень жесткий конфликт, и они попытались уйти от этих показаний, облив меня грязью: якобы Шакурского пытали, а я это скрывал. Самое абсурдное, что я в своей жизни слышал.

— Вы сами для себя пытались ответить на вопрос,В были пытки или нет?

— Я для себя сделал вывод, что пыток не было… Просто хайп подняли: давайте кричать, что они были. А дальше что? А дальше никому это не интересно. Получили пацаны по 15 лет.

Про НТВ, деньги Запада и В«ЧелсиВ»

— Весной 2018 года, когда вы еще были адвокатом Шакурского, вы дали интервью телеканалу НТВ для фильма В«Опасная Сеть*В». Вы заявили, что Шакурский состоял в террористическом сообществе. После чего квалификационная комиссия Адвокатской палаты Пензенской области привлекла вас к дисциплинарной ответственности. За что конкретно коллегия адвокатов вынесла вам замечание? Почему вы дали такое интервью?

— Замечание мне вынесли за то, что я не взял письменное согласие мамы [Ильи Шакурского Елены Богатовой] на дачу этого интервью. Просто поверил ей на слово. Но если вы внимательно это интервью посмотрите, то и я, и мама говорим согласованную позицию на тот момент. Это позиция, что Шакурский перестал общаться с ними [с остальными фигурантами], что он против насилия.

— Елена Богатова рассказала, что ответы на вопросы журналистов НТВ ей диктовал следователь ФСБ. Это правда?

— Сначала к ней пришли энтэвэшники, потом ко мне пришли энтэвэшники. Как интервью с ней происходило, я не знаю, меня там не было. Но, когда мы с ней давали интервью, мы на тот момент были уже не организаторы, а участники [террористического сообщества]. Я до сих пор считаю, что наши пензенские ребята — не организаторы всего этого. Здесь даже по участию некоторых фигурантов много вопросов. Куксова вообще непонятноВ за чтоВ посадили. Он их всех психами назвал и сбежал от них [по словам Григоряна, во время одной из тренировок Василию Куксову хотели поставить капельницу для отработки навыка по спасению раненых; Куксов запретил ставить себе капельницу и перестал ходить на тренировки]. Но я тебе скажу, за что его посадили.

— Потому что не дал показания?

— Потому что государство, которое идет тебе навстречу, злить не надо.

— В чем, на ваш взгляд, заключались встречные шаги государства на первоначальном этапе следствия?

— Следствие спокойно шло и все. У следствия есть своя задача, у защитников — своя. Политику в это дело примешивать не нужно. То, что приписали эту политику [версию о том, что ФСБ повышает показатели своей работы при помощи пыток], — вот и результат.

— Вы обещали опубликовать запись разговора с московским правозащитником, который на ваш вопрос: В«Зачем вы это делаете?В» [настаиваете на том, что пытки были] ответил: В«Если они все будут признаваться, нам перестанут платитьВ».

Этот пост со страницы Михаила Григоряна в Facebook уже удален, но его скриншот есть в распоряжении редакции В«7х7В».

— Это 5 ноября 2017 года я общался в Москве с правозащитниками. Это объемная вещь, не касающаяся конкретно этого дела [В«СетиВ»*]. Там группировку мальцевских взяли, правозащитники тоже влезли в это.

— То есть это не касается дела В«СетиВ»*, но вы написали об этом в посте про дело В«СетиВ»*?

— Оно идет [отдельным] предложением. Смысл того, как правозащитники работают. Мне вчера со В«ЗвездыВ» [телеканала В«ЗвездаВ»] звонили: В«Дай записьВ». Я говорю: В«Не дамВ».

— А когда придет время?

— Может быть, после тогоВ как приговор вступит в законную силу.

— 16 февраля вы опубликовали пост про журналиста The TimesВ Марка Беннетса, который звонил вам за комментарием по делу В«СетиВ»*. Вы пересказали разговор с ним и написали, что он болеет за В«ЧелсиВ». Марк Беннетс утверждает, что вообще не говорил с вами о футболе.

Этот пост удален со страницы Михаила Григоряна в Facebook, но его скриншот есть в распоряжении редакции В«7х7В».

— Он потом позвонил: В«Зачем ты сказал, что я болею за „Челси“?В» Позвонил неизвестный человек, начал, что он из В«ТаймсВ», В«расскажи про пыткиВ». Я говорю: В«Ты кто такой? Ты за какую команду болеешь?В» А он, наверное, не понял.

— Он нам сказал, что болеет за В«Ноттингем ФорестВ».

— Ай, блин! Если бы я знал, что он болеет за В«Ноттингем»… Я тоже симпатизирую этой команде.

— То есть про В«ЧелсиВ» вы написали наугад?

— Ну, он не ответил потому что, за какую команду он болеет. Это наш с ним разговор. Он чудноватый. Откуда мне знать, что он болеет за В«НоттингемВ», если он сказал про В«ЧелсиВ»?

В«Просто так не задерживаютВ»

— Какое впечатление у вас сложилось о Шакурском? Что он за человек?

— Нормальный, хороший парень. Заблудшая душа. Он достаточно начитанный, образованный, увлеченный. Но свою энергию, мне кажется, он не в то русло направил. Все-таки общество должно было им заняться. Он хотел чем-то заниматься, они экологией занимались, какими-то общественными делами. Мне его жалко чисто по-человечески. Потому что приговор безумно суровый.

— Какой приговор был бы справедливым в отношении Шакурского?

— Три-четыре года.

— В чем он виноват?

— В том, что заигрался.

— Что такое дело В«СетиВ»* для вас? Что оно показало?

— Показало бардак. Показало, что для достижения своих околополитических целей определенные группы могут пожертвовать этими молодыми ребятами. Что они, в общем-то, и сделали.

Помогли им правозащитники? Они словили хайп, они проводят пресс-конференции, демонстрации, пикеты. А что это дало ребятам? Как они им помогли? Они их вытащили из тюрьмы? Они их спасли?

В разговоры В«Заграница нам поможетВ» я не верю. Я сразу сказал московскому адвокату, что с ним не согласен. А он: В«Мы дело развалимВ». Я говорю: В«Ты дурак? Ты как будешь с системой бороться? Ты хочешь развалить дело, когда их берут и по центральным каналам все это проходит, организацию объявляют террористической и запрещенной в РФ? И ты приехал такой крутой: „Ты знаешь, в Берлине демонстрации в нашу защиту!“ И что?В» Заработали капитал, а ребята сидят.

— Какая тактика была бы правильной?

— Не могу сказать, потому что я из дела ушел и не знаю, какие еще доказательства предъявляло обвинение. Я бы настаивал на экстремизме — это три-четыре года.В Его мама наговаривает на меня лишнее, но я ее не осуждаю. Мать в любом случае будет хвататься за любую соломинку, чтобы спасти своего сына.В Помогла ей эта кардинальная смена позиции? Пускай сами делают вывод.

— Вы давали интервью НТВ, РенТВ и В«России-1В». Они все изложили, что вы сказали?

— Они дали маленький кусочек, 10 секунд.

— Эти каналы делают обвинительный уклон или объективно хотят разобраться?

— Я не думал об этом. Все-таки они государственные каналы, поэтому, наверное, у них политика отличается от политики того же В«ДождяВ» или В«Эха МосквыВ».В Я до сих пор считаю, что мы тогда с Ильей выбрали правильную тактику. Какой был бы результат, сейчас я не могу сказать. Но мы с ним обсуждали, что нам нужно уйти на минимум. Я говорил: В«Условное в любом случае исключено, приговор будет обвинительнымВ». Я знаю практику. Никто не отпустит по таким делам. Просто так не задерживают, к сожалению.

— А Павел Устинов? А Иван Голунов? [широкий общественный резонанс и акции в защиту актера Павла Устинова, обвиненного в применении насилия в отношении сотрудника Росгвардии, и журналиста интернет-издания MeduzaВ Ивана Голунова, которого задержали по подозрению в быте наркотиков, помогли переломить ситуацию: Устинов получил год условно, дело в отношении Голунова прекращено]

— Я думаю, что насчет Голунова — игра больших дядек в погонах, а Голунов оказался пешкой. Он сам потом это понял, поэтому его не слышно и не видно.

— Дело В«СетиВ»* — это не игра дядек в погонах?

— Это попытка дискредитировать определенными силами государственные силовые структуры. Эти крики о пытках — попытка дискредитации.

— Какие перспективы у дела?

— В душе мне все-таки хочется, чтобы смягчили приговор. Потому что 16 лет — это ужасно.

В«По документам я как будто пропадаю из СИЗОВ». Как военные следователи проверяли заявления пензенских фигурантов дела В«СетиВ»* о пытках

Второй адвокат Анатолий Вахтеров: В«Мы исходили из того, что говорили наши подзащитные. Они говорили, что не виноватыВ»

Анатолий Вахтеров был адвокатом фигуранта по делу В«СетиВ»* Ильи Шакурского с февраля 2018 года по август 2019 года. Он вел дело вместе с адвокатом Сергеем Моргуновым. Именно Вахтеров настоял на том, чтобы Шакурский заявил о применявшихся пытках и написал жалобу в Следственный комитет. Когда возникли проблемы с оплатой работы двух адвокатов, решили оставить одного Моргунова — ему, в отличие от Вахтерова, не надо было летать на процесс из Москвы.

Анатолий Вахтеров

Почему не зафиксировали следы пыток

— Когда и кто предложил вам защищать Илью Шакурского?

— В начале февраля 2018 года ко мне обратился Олег Зайцев [адвокат Дмитрия Пчелинцева]. Он сказал, что Шакурскому нужен второй адвокат, так как первым адвокатом недовольны родственники.В Между 6 и 8 февраля [2018 года] я встретился с Ильей Шакурским. Он мне ответил: В«Я вас ждалВ».В Потом мы перешли к делу, я спросил: В«Слышал, ты в признанке?В» У него резко дернулся нерв на лице, пошла гримаса боли. Он говорит: В«Меня пыталиВ». Я говорю: В«Вот с этого момента поподробнееВ». Я дал ему бумагу, мы провели адвокатский опрос.В 

По словам Шакурского, он сообщал Григоряну о пытках и просил связаться с московскими правозащитниками. На что Григорян якобы сказал Илье: В«Ты там никому не нуженВ».

— В каком состоянии находился Илья Шакурский в день вашей первой встречи?

— Он был подавленным. Я начал его постепенно вытягивать, у меня с ним хорошие отношения в дальнейшем сложились.

— Вы видели на нем следы пыток?

— Пытки электрическим током были в ноябре 2017 года. То есть за три месяца до того, как Шакурский встретился со мной и написал заявление [в Следственный комитет]. Понятно, что к тому моменту следов пыток на теле не сохранилось.В В дальнейшем у Ильи начали появляться соматические заболевания внутренних органов: то в одном месте заболит, то в другом, пошли какие-то пятна по коже, бессонница началась, транквилизаторы ему давали. Мы это связали именно с последствиями применения электрического тока.

— По словам другого фигуранта Дмитрия Пчелинцева, последний раз его пытали в феврале 2018 года. Почему его защитники не провели экспертизу по свежим следам?

— По словам Пчелинцева, он тоже сообщал о пытках своему первому адвокату Ванину, но тот никаких действий не предпринял [речь о пытках, которые, по словам Пчелинцева, к нему применяли в октябре и ноябре 2017 года].В Потом родственники пригласили адвоката Олега Зайцева. Тот отреагировал сразу и поставил вопрос о проведении экспертизы в рамках проверки, которой занимался военно-следственный отдел СК. Но они не провели.

— Михаил Григорян говорит, что адвокат имеет право потребовать у начальника СИЗО немедленно провести медицинское освидетельствование, чтобы выявить следы пыток. Это так?

— Адвокат имеет право заявить такое ходатайство.

— Адвокаты Шакурского или Пчелинцева заявляли такое ходатайство?

— Лично я не заявлял таких ходатайств на имя начальника следственного изолятора. За адвокатов Пчелинцева говорить не буду.В Еще раз хочу отметить, что у Шакурского на тот момент внешних следов применения электротока не сохранилось. Поэтому мы не надеялись на результаты медицинского освидетельствования, которое проведут сотрудники медсанчасти СИЗО путем наружного осмотра. Мы надеялись на полноценную судебно-медицинскую экспертизу, которую своим постановлением должен был назначить следователь военно-следственного отдела, который проверял заявления о пытках. Он этого не сделал.

Обращения с требованием назначить судмедэкспертизу мы направляли в СК по Пензенской области, Бортникову [руководителю ФСБ России], Чайке [на тот момент — генеральному прокурору России] и Бастрыкину [председателю Следственного комитета России]. Но все вновь спустили сюда [в Пензу, в военно-следственный отдел следственного управления СК РФ].

Через полтора года мы пытались обжаловать результаты проверок в Пензенском гарнизонном военном суде. Адвокат Эльдар Лузин заявил ходатайство о назначении судмедэкспертизы и сослался на официальные научные источники, подтверждающие, что следы пыток электрическим током можно обнаружить даже через год и больше. Но даже в суде нам тупо отказали, как они это обычно делают.

Про конфликт с адвокатом Григоряном

— Григорян говорит, что первым этапом защиты было уйти на менее тяжкую статью.

— Когда я вступил в защиту, первые слова Григоряна были: В«Ты кто такой? Кто тебя прислал? На кого работаешь?» Григорян был уверен, что надо склонять Илью к признательным показаниям по части 2 [статьи 205.4 Уголовного кодекса РФ (В«Участие в террористическом сообществеВ»)]. Он обосновывал это тем, что по ней меньше срок. При этом Илья — на минуточку! — вообще не признавал свою вину.

На двух первых допросах он отрицал свою причастность к террористическому сообществу. Он начал давать признательные показания только после того, как в деле появился Михаил Григорян. Я считаю, что этот момент очень важен.

А я и многие другие адвокаты говорят, что В«признаться всегда успеемВ». В том числе на суде можно признать свою вину, это всегда зачтется.

Вы поймите, что, в соответствии с нормами УПК [Уголовно-процессуального кодекса РФ], обязанность доказывания вины на стадии предварительного следствия возлагается на органы, осуществляющие уголовное преследование. Поэтому признаться просто так — это в корне неправильно.В Тем же адвокатам стадия предварительного следствия дает возможность изучить ситуацию, посмотреть, кто какие показания дает, и так далее. Позиция не должна быть такой, как угодно следствию.В Конечно, если адвокат видит, что ситуация безысходная и грядет обвинительный приговор, он может пойти на контакт со следствием. Но перед этим надо разъяснить подзащитному все плюсы и минусы и действовать только по согласованию с ним.

— Почему вы считаете, что Шакурский давал признательные показания не по своей воле?

— К признательным показаниям его склоняли адвокат Григорян и следователь [ФСБ] Токарев. Видимо, они быстро поняли, что он пацан крепкий и просто так не сломается. И они нащупали его слабое звено, которым оказалась мама. Григорян и Токарев устраивали для них свидание шесть раз!

Шесть свиданий за пять месяцев предварительного следствия — это нонсенс! Ни один следователь не даст свидания, за исключением тех случаев, когда есть необходимость склонить обвиняемого к даче показаний.

Адвокат склонял Шакурского к признательным показаниям посредством общения с мамой, которая умоляла его: В«Сыночек, подпиши!В» С этого В«Сыночек, подпиши!В» родилось четыре или пять допросов с признательными показаниями Ильи.

Что же касается обещаний Григоряна уйти на более мягкую часть 2 [статьи 205.4 Уголовного кодекса РФ (В«Участие в террористическом сообществеВ»)], то здесь он лукавил, поскольку в описательную часть диспозиции статьи все равно вплетаются признаки части 1 [статьи 205.4 (В«Организация террористического сообществаВ»)].В По факту это выглядело вот так: В«Илья, ты колешься, и мы тебе даем часть вторую. Но если ты где-нибудь вильнешь в сторону или не ответишь „правильно“ на вопрос, у тебя снова будет часть перваяВ».В Григорян не мог не видеть этих противоречий между установочной и описательной частью диспозиции статьи.

В«Они говорили, что не виноватыВ»

— Позиция Григоряна сводится к тому, что фигурантам дела В«СетиВ»* было неразумно сопротивляться доказательствам ФСБ. По его мнению, надо было соглашаться на то, что предлагали следователи. Фигуранты В«СетиВ»* пошли против, вот и получили до 18 лет.

— Если лицо считает себя невиновным и непричастным к террористической деятельности, то в чем и как признаваться? По такой логике вообще нет смысла кого-то защищать. Просто рукой можно махнуть и все.В Но я так не считал и не считаю. Мы исходили из того, что говорили наши подзащитные. Они говорили, что не виноваты.

— На что вы надеялись, когда пошли против ФСБ и заявили о пытках, не имея на руках экспертиз?

— Прежде всегоВ мы надеялись на силу общественного мнения. И еще на тот момент мы надеялись на СПЧ [Совет по правам человека при президенте РФ].

— Григорян считает, что заявления о пытках — это сговор московских правозащитников. Как вы можете прокомментировать эти слова?

— Это вообще дурь. Находясь в условиях строгой изоляции друг от друга, не имея никакой связи, они [Илья Шакурский и Дмитрий Пчелинцев] смогли описать одно и то же пыточное место, одни и те же способы пыток, разговоры [тех, кто пытал], одежду… Это просто невозможно сочинить, тем более в условиях изоляции.В Кроме того, в случае сговораВ ФСБ давно бы разоблачила ребят и предоставила убедительные доказательства, свидетельствующие о том, что пыток не было и что никто к ним не приходил.В Эти доказательства до сих пор не представлены. А экспертизы, которые могли бы доказать или опровергнуть факт пыток, не проведены.

*В«СетьВ» — признанная террористической организация, запрещена в России. Фигуранты дела В«СетиВ»* заявили, что в реальности такой организации не существовало.

Подробнее читайте на 7x7-journal.ru ...