2022-7-21 00:02 |
Советские спецслужбы, наблюдая за делами русской эмиграции, не могли оставить без внимания «самого Керенского». Вот только псевдоним, под которым он проходил в оперативных разработках и отчётах, был нелестным — «Клоун».
105 лет назад, 21 июля 1917 года, во Временном правительстве произошла кадровая перестановка. Георгий Львов подал в отставку, и на посту министра-председателя оказался Александр Керенский, получивший таким образом всю полноту власти в России.Как он этой самой полнотой власти сумел распорядиться — покажут события ближайших четырёх месяцев, в особенности октября и ноября 1917 года. Но, даже продемонстрировав потрясающую неспособность к управлению страной, Александр Фёдорович всё-таки сумел поставить своего рода рекорд, прожив самую долгую среди всех правителей России жизнь — 89 лет. Правда, этот рекорд побит другим видным политическим деятелем, имя которого тоже связывают с развалом государства — в марте прошлого года ныне здравствующему Михаилу Горбачёву исполнилось 90 лет.Сто нарядов по очередиОднако первой ассоциацией с именем Александра Фёдоровича будет не это. Можно биться об заклад, что стоит лишь произнести его фамилию, как в памяти возникнет каноническое: «Бежал из Зимнего дворца в женском платье».О том, что никакого побега в женском платье не было, писано-переписано, причём с исчерпывающими доказательствами. Впору было бы вообще закрыть вопрос навсегда и объявить упоминание женского платья в контексте фигуры Керенского дурным тоном. Но есть один нюанс. Сверхъестественная живучесть этой легенды свалилась не с неба, а была обусловлена поведением самого Керенского. Оно было таково, что легенда о женском платье каждому встречному-поперечному казалась более чем правдоподобной. Не заметить за Александром Фёдоровичем страсть к переодеванию было невозможно.Иногда это приобретало совсем уж экстравагантные черты. Современник и коллега Керенского, адвокат Николай Карабчевский вспоминал: «Как-то на Масленицу он явился в квартиру одного думца в облачении древнего римлянина времён республики. Все нашли, что в шлеме, из-под которого торчали его растопыренные уши, с картонным мечом и на тонких своих ногах он удачно выразил храбрость русского революционера».Публично и всенародно Керенский, разумеется, такого маскарада не устраивал. Но даже того, что видели все, хватало с лихвой. В течение краткого срока, с февраля по май 1917 года он сменил имидж трижды. Сначала депутат Государственной Думы Керенский носил костюм и крахмальную сорочку, дополняя это дело модными щегольскими галстуками. Как только грянула Февральская революция и пришла пора быть ближе к народу, настало время чёрной разночинской тужурки со стоячим воротничком. А спустя неделю после назначения на пост военного министра Керенский облачился в английский короткий френч защитного цвета, галифе и сапоги. Кстати, побег с переодеванием всё-таки имел место. Правда, не из Зимнего дворца, а из Гатчины, где Керенский на пару с генералом Красновым пытался создать базу для нападения на большевиков. И, надо сказать, что маскировка, пусть и откровенно идиотская, сработала штатно — матросская роба, дополненная лаковыми штиблетами и шофёрскими очками-консервами, сумела отвести глаза всем патрулям.«Растоптать цветы души»«Смешно, конечно, говорить сейчас такое, но, если бы тогда существовало телевидение, со мной была бы вся страна, я не проиграл бы никому!» Так Александр Фёдорович, уже в телевизионную эпоху, пытался оправдать утрату инициативы в противостоянии с большевиками. Слова его лукавы. С Керенским и без телевидения была «вся страна», причём чуть ли не до последнего момента. Видный деятель партии кадетов Лев Кроль засвидетельствовал этот момент — по его словам, Керенский, буквально за пару дней до большевистского переворота ошарашил своих коллег по кабинету министров: «Знаете, что я сейчас сделал?» Министры, конечно, замерли в ожидании — а ну как у Александра Фёдоровича появилась идея всеобщего быстрого спасения? Но продолжение его речи убило наповал: «Я только что подписал 300 своих портретов!»Все сходятся на том, что Керенский был превосходным оратором, да и он сам, вспоминая дни своей силы и славы, акцентировал внимание на том, как ему удавалось владеть аудиторией. При этом никто и никогда не мог вспомнить, о чём же конкретно он говорил. И немудрено. Его речи были пусты и бессодержательны, но публика заводилась невероятно. Если бы тогда в России были стадионы, он легко мог бы «взять» хоть Лужники, хоть «Олимпийский». А уж битком набитый Большой театр Керенский «брал» шутя. Причём его пафосные и пошлые выкрики вроде: «Я растопчу цветы души моей! Я замкну своё сердце и брошу ключи в море!» производили впечатление и на людейискушённых. Английский дипломат Роберт Брюс Локкарт видел это выступление: «Окончив речь, он в изнеможении упал назад, подхваченный адъютантом. Солдаты помогли ему спуститься со сцены, пока в истерическом припадке вся аудитория повскакала с мест и до хрипоты кричала "ура”. Этот человек с одной почкой ещё спасет Россию...» Локкарт был не только дипломатом, но и сотрудником английских спецслужб, то есть человеком, который просто по долгу службы обязан отличить реального политика от пустомели и горлопана. Но Керенский, войдя в раж, сумел отвести глаза даже ему.Профессия — клоунСамое любопытное, что кому-то всё же удавалось разглядеть в Керенском то, чем он по-настоящему и был — в лучшем случае юриста-середнячка, совершенно не приспособленного к тому, чтобы управлять гигантской державой, которая ведёт мировую войну и находится в явном экономическом и политическом кризисе. Другое дело, что в большинстве случаев всё это было постфактум. Так, один из лидеров партии кадетов, Владимир Набоков, отец знаменитого писателя, вспоминал: «В душе своей он все-таки не мог не сознавать, что за ним, за Керенским, нет таких заслуг и умственных или нравственных качеств, которые бы оправдывали это истерически-восторженное отношение. Но несомненно, что с первых же дней душа его была "ушиблена” той ролью, которую история ему, ему — случайному, маленькому человеку — навязала и в которой суждено ему было так бесславно и бесследно провалиться...»Советские спецслужбы в общем и целом были согласны с резюме Набокова. Наблюдая за мало-мальски значительными фигурами в среде русской эмиграции, они, конечно, не могли оставить без внимания «самого Керенского». Вот только псевдоним, под которым он проходил в оперативных разработках и отчётах, был нелестным — «Клоун».Но острее и ехиднее прочих высказался о нашем герое академик Иван Павлов. Едва узнав о том, что Керенский возглавил Временное правительство, прославленный физиолог проявил недюжинный пророческий дар: «О, паршивый адвокатишка! Такая сопля во главе государства — он же загубит всё!»
Подробнее читайте на aif.ru ...
