фото показано с : svoboda.org

Пять лет назад журналист Сергей Пархоменко и сотрудники общества "Мемориал" придумали проект "Последний адрес". На стены домов, в которых жили репрессированные, они начали вешать маленькие мемориальные таблички.

Каждая посвящена одному человеку. С тех пор их установлено более 800 в 48 городах и селах России, а также в Грузии, Молдавии, Украине, Чехии. Энтузиастов, поддержавших инициативу, оказалось очень много. Заявки на таблички часто подают не родственники, а посторонние люди, которые не имеют к репрессированным никакого отношения.

Москвич Марк Гринберг установил мемориальный знак человеку, который не приходился ему ни знакомым, ни родственником. Так в Грохольском переулке появилась табличка в память о гладильщике из прачечной №5 Ван Си Сяне, которого расстреляли в 1938 году.

– Среди моих ближайших родственников не было репрессированных, и я решил выбрать кого-нибудь из дома по соседству с тем, в котором я жил до 1975 года, – рассказывает Марк Гринберг. – Я его помнил, потому что часто ходил мимо в булочную. В базе данных "Мемориала" я увидел имя Ван Си Сяна, жившего в этом доме, и подумал: "Вот человек, о котором никто не вспомнит". И выбрал его. Сведения о Ван Си Сяне очень скудны: родился в крестьянской семье, жившей в китайской провинции Шаньдун, не имел подданства, был беспартийным и неграмотным.

Гринберг уверен, что его убили "для галочки", как единицу отчетности в так называемых "национальных" операциях НКВД. Ван Си Сян был реабилитирован в 1989 году. Заявление на установку таблички с его именем москвич отправил в январе 2014 года. Очередь двигалась очень медленно, и через год он занялся переговорами сам. Звонил, объяснял смысл проекта разным людям и понял, что для большинства тема репрессий неактуальна.

– Меня спрашивали: "Так это при Сталине, что ли, было?" Словно речь шла о царе Горохе, – вспоминает Гринберг. – Затем выяснилось, что собственником дома, на котором нужно установить табличку, является Росимущество. В ноябре оттуда пришел сравнительно благосклонный ответ, однако с условием согласования с МИД. История очень долгая, зато с благополучным концом.

За два года удалось добиться установки таблички. За это время, по словам Марка Гринберга, Ван Си Сян стал ему "как брат".

– Была у нас однажды заявительница, дед которой вернулся из лагеря и умер на свободе. И вот она решила установить табличку незнакомому человеку в память о судьбе своего деда. Тому, кому повезло меньше, кто вообще не смог вернуться домой, – рассказывает волонтер "Последнего адреса" Оксана Матиевская. – Или, например, у нас был заявитель на Дом актера на Арбате. Его предки в 1920-е годы жили там в одной из квартир. Потом туда в 30-х годах вселился другой человек, которого расстреляли. Этот парень сказал: "Я подумал, что этот человек смотрел в эти же окна, обедал на этой же кухне". Он почувствовал какую-то связь с репрессированным и решил установить ему памятный знак.

То же случилось и с Денисом Пекаревым. Он живет в Мюнхене, но в 2016 году подал заявку на установку табличек на доме в Москве, где он жил когда-то в детстве. Так он решил восстановить память о двух совершенно незнакомых ему женщинах. Пекарев рассказывает, что люди специально прилетают в Россию из США, Израиля, чтобы также установить мемориальные таблички.

– Я услышал о движении "Последний адрес", стал про него узнавать, и меня это растрогало, я почувствовал, что это мое, – говорит Денис Пекарев. – Я изучил много документов и вдруг обнаружил, что в доме на Фрунзенской набережной, где я жил когда-то, были расстреляны мать и дочь – Ольга и Ирина Ростовцевы. Меня это так потрясло, что я решил подать заявку.

Выяснилось, что Ольга Ростовцева работала методистом Лечебно-санитарного управления Кремля, ее дочь Ирина – научным сотрудником Института органической химии. В 1950 году они были приговорены к расстрелу за "шпионаж и контрреволюционную террористическую пропаганду". В 1956 году их реабилитировали.

– Они были по возрасту гораздо старше меня. Мы жили в третьем, а они – в седьмом подъезде, – рассказывает Денис Пекарев, – Это огромный дом с сотнями квартир, где обычно договориться с жильцами бывает сложно. Я созвонился с актрисой Натальей Фатеевой, она живет в этом же доме, попросил собрать подписи, она согласилась.

– Я тут же подключилась с удовольствием. Не так уж много подписей пришлось собрать, обратилась к жильцам двух подъездов, и они поставили, – рассказывает актриса Наталья Фатеева. – Хотя зачем эти подписи? Это должно приветствоваться всеми. Как это можно не поддерживать? Мы должны помнить это, никогда не повторять, сопротивляться этой мерзости. Кого угодно можно было убить, приписать ему все что угодно. К счастью, у нас в семье никто от репрессий не пострадал. Но я с детства помню фотографию, на которой изображены папа, мама и двое их друзей. Я знаю, что однажды этих друзей забрали и больше их никогда не видели.

История Дениса Пекарева получила продолжение. Во время установки табличек впервые встретились родственники репрессированных, которые не знали о существовании друг друга. Сначала на опубликованный с соцсетях пост отозвалась дальняя родственница Юлия Алкснитис. А за час до церемонии публикацию случайно прочитала Елена Голенко – внучатая племянница Ольги Ростовцевой.

– А теперь о чуде, – написала Елена Голенко. – Я вдруг увидела текст о том, что в 12 дня на доме по Фрунзенской набережной будут устанавливать мемориальные таблички. Уже было одиннадцать часов. Я быстро оделась и побежала. Там оказались наши дальние родственники по маминой линии Ростовцевых, о которых я не знала. Они тоже мне обрадовались – думали (как и мы), что у них никого нет.

Редактор телеканала "Культура" Марина Коростылева таким же образом нашла двоюродного брата. Она подала заявку на установку мемориальной таблички своему деду – Аветису Султан-Заде, расстрелянному в 1938 году:

– В Хамовниках у подъезда дома повесили объявление, чтобы договориться с жильцами об установке таблички. Выяснилось, что в квартире, из которой забрали моего деда, по-прежнему живет семья его последней жены. Они, как оказалось, увидели объявление, списали мой телефон, который был там указан. И как-то раздался звонок, мужской голос мне говорит: "Здравствуйте, это Иржи. Вы знаете, я, видимо, ваш двоюродный брат". Оказалось, это внук Султан-Заде – моего деда, которому была установлена табличка. Получается, дед у нас с Иржи один, а бабушки разные. Оказалось, живет мой брат в Чехии, но приезжает в Москву. Мы с ним встретились, пообщались, обменялись фотографиями. Таким образом у нас вдруг образовались родственники, которых, в принципе, у меня не было. Я, конечно, рада.

Так у "Последнего адреса" появилась еще одна функция: он помогает найти потерянных родных, восстановить утраченные семейные связи. Те, кто занимается подготовкой и установкой знаков, в таких ситуациях говорят: "Табличка ожила".

– Проект переводит разговор о репрессиях из области статистики в сферу человеческих отношений, – отмечает Ян Рачинский, председатель правления общества "Мемориал". – Одно дело в учебнике три фразы о том, что были такие "нарушения социалистической законности", другое дело понимать, что в твоем подъезде жил человек, которого ночью забрали из дома, расстреляли. И многие годы никто не знал о его судьбе.

– Впервые за долгое время это проект не про то, какой был ужасный режим, а про то, что это были живые люди из плоти и крови. Одни сидели, вторые стучали, третьи молчали, – говорит организатор выставки в честь пятилетия "Последнего адреса" Елизавета Лихачева.

Куратор выставки "Последний адрес/5 лет" писатель Анна Наринская считает, что в историях о том, как энтузиасты помогают восстановить память о людях, – вся суть проекта. Сама Анна Наринская также установила шесть мемориальных знаков "Последнего адреса" в своем доме на Мясницкой:

– Эти люди – не мои родственники. Но нужно почтить их память, у них нет могил, и нигде на свете не сказано, что такие люди вообще были. Я пробила свой дом по базе "Мемориала", узнала, кто был расстрелян, и решила поставить таблички. Дальше примерно полтора года мы с соседями судили-рядили, как это сделать. Из этого опыта родилась выставка "Последний адрес/5 лет". Я изучила огромное количество отчетов о заседаниях Товариществ собственников жилья по установке табличек и выписала все фразы, которыми люди объясняют, почему они не хотят их ставить. Таких отговорок около 30, они оказались архетипическими. Все говорят примерно одно и то же: "Не дадим делать из нашего дома колумбарий. Это уменьшит цену нашего жилья. Репрессии – это вопрос спорный. Мы не хотим, чтобы наши дети думали, что в нашей стране было что-то плохое. Вы испортите нам фасад. Это же давно было. Кому это интересно?" Этот проект отражает конфликт, который есть в обществе: между людьми, которые считают, что важна память, и теми, кто считает, что государство неправым не бывает. В России мы даже не признаем, что это было катастрофой.

В установке табличек отказывают примерно в 20 процентах домов, с жильцами которых пытаются договориться активисты. Волонтер "Последнего адреса" Оксана Матиевская недавно столкнулась с такой проблемой в доме 17 на Котельнической набережной. Оксана работает в проекте с 2016 года, с тех пор согласовала установку более 20 мемориальных знаков, но в данном случае оказалась бессильна:

– Домом распоряжается Российский союз промышленников и предпринимателей. Туда отправили официальное письмо с просьбой разрешить размещение четырех памятных знаков. Девять месяцев активисты "Последнего адреса" обивали порог приемной президента РСПП. Письмо было передано на рассмотрение исполнительному вице-президенту Дмитрию Кузьмину. Когда мне удалось к нему пробиться, он потребовал подробные биографии людей, чьи имена будут на табличках. Потому что, по его словам, "до сих пор неясно, был заговор или не было заговора". Особо он обратил внимание на чеха, которого тем более надо проверить, потому что всякое может быть: вдруг там затесалась "контра".

Надо отметить, что реабилитация в "Последнем адресе" – это основное условие. Если человек не реабилитирован, ему памятные знаки не устанавливают. Речь идет только о тех, кто был репрессирован по политической статье и затем в разное время признан невиновным.

– И мне казалось, что этого факта достаточно, – говорит Оксана Матиевская. – Мы говорим просто о загубленной человеческой жизни и о ее ценности.

Бывает, процесс согласования с жильцами дома занимает 5 минут, а иногда это занимает больше года. По словам волонтеров, стало сложно работать с архивами, потому что они постепенно закрываются, возникает все больше ограничений и препятствий для доступа к этим материалам.

– Работа "Последнего адреса" заключается также в том, чтобы проверить заявки. Нужно убедиться, что информация там соответствует действительности. Для этого приходится обращаться в разные государственные архивы, в том числе архивы ФСБ, – рассказывает основатель "Последнего адреса" Сергей Пархоменко. – Есть разнообразные инструкции, постановления, которые ограничивают доступ к архивам. Некоторые документы могут получить только родственники. Исследователям, историкам просто не дают эти материалы или дают их в крайне ограниченном виде. То есть для того, чтобы получить какую-то информацию, вы должны ее знать заранее из других источников. Но часто вы должны осуществлять поиск с нуля, и это бывает очень сложно.

Несмотря на это, проект развивается. Каждый день поступают новые заявки, которых набралось уже более двух тысяч. С ними работают волонтеры по всей России. Скоро появятся первые знаки в Германии, Румынии, Эстонии. Для каждого города установка первой мемориальной таблички становится событием, и оттуда начинают поступать новые и новые заявки. По словам инициатора проекта Сергея Пархоменко, никто и не думал, что этот процесс будет "генерировать столько человеческого электричества". .

Подробнее читайте на svoboda.org ...