фото показано с : dp.ru

Чем живет рынок искусства, что продают и покупают на международных торгах, какие предметы в моде у коллекционеров и почему современные российские художники — редкие гости на больших выставках за рубежом? "ДП" побеседовал со старшими директорами аукциона Sothеby’s Алиной Дейви и Ириной Степановой.

Чем живет рынок искусства, что продают и покупают на международных торгах, какие предметы в моде у коллекционеров и почему современные российские художники — редкие гости на больших выставках за рубежом? "ДП" побеседовал со старшими директорами аукциона Sothеby’s Алиной Дейви и Ириной Степановой. Большинство слышит о Sothеby’s только в связи с рекордными суммами продаж на аукционах. А что он представляет собой как компания? Ирина Степанова: В этом году оборот Sothеby’s составил $4,8 млрд — это при мировом обороте рынка искусства в прошлом году $67 млрд (согласно Art Basel&UBS Report 2019). На наших аукционах было продано более 50 тыс. лотов. Компания насчитывает 80 офисов по всему миру. Конечно, индустрия арт–рынка стремится в арт–хабы и мировые центры с развитой инфраструктурой и удобным законодательством — Нью–Йорк, Лондон, Гонконг и Женеву, если говорить о ювелирном искусстве. Львиная доля всех торгов и транзакций проходит именно там. Алина Дейви: Вообще Sotheby’s чувствует себя как стартап, которому 275 лет. За последние годы мы провели огромную работу по развитию онлайн–платформы. И приобрели интересные технологии, которые дают новые возможности. Одна из них называется Thread Genius — это алгоритм, который анализирует, что вы смотрите на сайте, выстраивает цепочку из выбранных вами интересов и продолжает ее дальше, предлагая дополнения в вашу виртуальную коллекцию. Также мы приобрели индексы Мея–Мозеса, которые позволяют рассчитывать тренд роста какого–то конкретного художника или художников определенного периода. Он основан на анализе данных с 1875 года. Очень интересная платформа — Museum Network, которая позволяет любому участнику рынка получить информацию о выставках, особенно в частных музеях. А также послушать подкасты с кураторами и художниками. Аукционный бизнес воспринимается как очень традиционный. Эти новые технологии сильно его меняют? А. Д.: Актуальность любого игрока на художественном рынке характеризуется знанием своего покупателя. Поэтому мы постоянно создаем новые мостики между аукционом и покупателями. Меняются их потребности, вкусы, формы участия. И наше активное развитие онлайн–платформы — это следование глобальным тенденциям. Sothеby’s пробовал начать развивать интернет–бизнес еще в 2000 году. Но уже в 2003–м этот отдел был закрыт. На тот момент его сочли неперспективным. А сейчас это жизненно необходимо. В прошлом году мы продали около 60% лотов по цене ниже $10 тыс. Практически все такие работы продаются онлайн. И за последние 3 года объем торгов онлайн возрос практически в 3 раза. И. С.: Аукционный мир переживает стремительную технологическую эволюцию. Раньше торги импрессионистов или старых мастеров считались элитарными и предназначенными для узкого круга профессионалов. Трудно было себе представить присутствие массовых технологий. Теперь же онлайн продается все. Только следует различать онлайн–торги, где продаются доступные по цене вещи, и онлайн–участие в обычных живых аукционах. В прошлом году благодаря новым технологиям у нас появилось около 10 тысяч новых клиентов. Это где–то на 30% больше, чем обычно. Не будем забывать, что в мире сейчас около 40 млн долларовых миллионеров. Значительная их часть — люди молодые, так называемые миллениалы. Они открыты к разным видам покупок. Присутствие в сети для них — естественное состояние. Это не разрушает ту атмосферу элитарности, которая присуща Sothеby’s или Christie’s? И. С.: Налет элитарности иногда мешает бизнесу. Есть мнение, что нужен пароль или какой–то код доступа. Это совершенно не так. Мы реагируем на каждое обращение, отвечаем на любой звонок. Консультируем по любым вопросам, касающимся покупки или продажи. На торгах представлены сотни лотов. Гигантские суммы, бьющие рекорды, о которых мы слышим в СМИ, — лишь вершина айсберга. Львиную долю всех продаж делают лоты среднего ценового сегмента. А. Д.: Сейчас весь мир идет к снижению эксклюзивности. Это позитивный фактор, потому что он ведет к развитию культуры. Посмотрите на то, сколько появляется новых частных музеев! И все музеи стремятся привлечь как можно больше молодежи. Главные проблемы начинающих коллекционеров — недостаток знаний и страх из–за этого недостатка. С этим мы стараемся бороться. Получается, что в коллекционной среде происходит смена поколений? И. С.: Да, можно так сказать. У нового поколения появились свои стандарты качества жизни. Они включают в себя интересное социальное общение, новый опыт, получение знаний и обмен этими знаниями. Люди с независимым предпринимательским мышлением не могут не видеть потенциала рынка искусства и дополнительные возможности, которые он открывает. Арт–туризм — отличный пример нового подхода. При этом важно не простое потребление впечатлений, а включенность в арт–мир. Мы видим этот запрос. Новые коллекции достаточно эклектичны, в них сочетаются разные периоды. Коллекционеры новой волны не ограничиваются одним направлением, они строят собственную философию. Это очень интересный процесс. Впрочем, сейчас перестраиваются все арт–институции. Современный музей — это издательские и образовательные программы (в том числе и дистанционные), выставки, виртуальные туры, активное присутствие в социальных сетях, магазины. Соответственно, развиваются и патронские программы, так как коллекционеры хотят участвовать в жизни музеев, помогать им. Какие категории коллекционирования сейчас наиболее востребованы? А. Д.: На сегодня мы предлагаем 50 категорий. Самая востребованная — это, конечно, живопись. Но предпочтения меняются. В 2004 году, когда я начинала работать в Sotheby’s, аукционы импрессионистов были самыми крупными по обороту. Но за последние 15 лет первые места заняло современное искусство. Теперь эти аукционы привлекают участников из 160 стран. Хотя русскоязычные коллекционеры к нему пока только присматриваются. У них все еще больше ценятся импрессионисты, старые мастера, более традиционная живопись. Интересная категория — это дизайн XX века. Предметы утвари, домашнего обихода. Торги проходят с огромным успехом, продается все полностью, и цены возрастают в 5 раз. Раньше никто и не думал, что это направление может привлекать такое внимание. И. С.: Традиционно ценится ювелирное искусство. Причем наша экспертиза позволяет найти вещи в самом широком диапазоне. От предметов ар–деко производства маленьких фирм, существовавших короткое время в 1920–1930 годы, до таких гигантов, как Cartier, Van Cleef&Arpels и Tiffany. В прошлом году оборот ювелирных торгов составил $500 млн. Спрос на русскую живопись сейчас растет или падает? И. С.: После 2014 года начался экономический спад и снижение цен на русском рынке. Это коснулось всех категорий и периодов. Исключение, пожалуй, составил русский авангард — "голубые фишки" нашего рынка. Авангардных работ всегда в обращении мало, находить их сложно, но нам удается получать на торги настоящие шедевры. Например, работа Ивана Клюна "Сферический Супрематизм" на ноябрьских торгах в Лондоне при оценке 2,5–3,5 млн фунтов продалась за 4,8 млн. Сейчас мы наблюдаем всплеск интереса к XIX веку. Третий год блок XIX века у нас продается очень хорошо. Причем это не обязательно любимые всеми Айвазовский, Шишкин или Поленов, а художники камерные и редкие, такие как Пимен Орлов. Также последнее время растет спрос на произведения искусства с историческим провенансом и из императорских собраний. Ну, разумеется, работы советских академиков очень популярны среди наших и китайских коллекционеров. Есть какие–нибудь категории, которые сейчас набирают обороты и вот–вот выстрелят? А. Д.: Дизайн мебели XX века, созданный интересными мастерами, буквально за последние год–два на наших аукционах приобрел колоссальный интерес. Это категория, которая не требует больших познаний в истории искусства. Плюс это предмет, которым можно пользоваться. В отличие от многих других предметов, которые хранятся на каких–нибудь складах, мебель, как правило, находится у человека дома. При этом интерес к антикварной мебели падает. Спрос на уникальные предметы, конечно, всегда будет. А вот те, что были частью повседневного обихода, не связанные с какими–то громкими именами, уходят из коллекций. Сейчас даже очень многие антикварные магазины в Лондоне закрылись. Еще одна категория, на которую надо обратить внимание, — художественная фотография. Коллекционирование фотографий начало развиваться в Америке в 1980–е годы. И активные продажи всегда происходили там. Но буквально за последние 5 лет мы открыли отделения фотографии в Лондоне и Париже. Имеются шансы на то, что Sothеby’s в обозримом будущем проведет аукцион в России? И. С.: Единственный аукцион в России проводился в 1988 году в "Хаммер–центре", когда продавалась большая коллекция русского авангарда и современного искусства. Этот аукцион считается поворотным моментом для рынка современного искусства в России. Впервые были установлены очень высокие цены на современных художников. К сожалению, проведение международных аукционов в России — очень трудоемкий в техническом и юридическом отношении процесс. Очень сложно вывезти предметы из страны, поэтому говорить о проведении аукционов в Росси пока преждевременно. А в чем основные сложности? И. С.: Наше законодательство довольно либерально в отношении ввоза предметов искусства, но очень бюрократизировано в отношении вывоза. Это долгий, сложный и затратный процесс. Иногда расходы, связанные с вывозом, делают просто бессмысленной саму продажу на аукционе. Правда, некоторое время назад произошло некоторое смягчение. Унифицировались и снизились пошлины. Частные музеи и галереи получили преференции в отношении вывоза работ на международные выставки. Но в любом деле важен баланс сил, и позитивное движение рынка начинается тогда, когда искусство может перемещаться свободно. В большинстве стран нет пошлин на вывоз предметов искусства. Вы платите только налог с полученного дохода. У нас пошлина взимается вне зависимости от цели вывоза. В результате многие коллекционеры на каком–то этапе перестают привозить вещи в Россию и держат их в своих домах в Европе и Америке. Стоит ли надеяться на дальнейшее смягчение законодательства? И. С.: У России, как всегда, свой особый путь. Мы идем немного вразрез с общим мировым процессом. Но этому есть свое объяснение: страна 70 лет существовала в режиме, когда коллекционирование предметов искусства, их покупка частным образом приравнивались к уголовному преступлению. Рынок возродился только в 1990–е. К этому моменту частные собрания были распылены, многое осело в музейных фондах. Соответственно, не было такого движения материала, как на Западе. Мы находимся в стадии первичного накопления капитала. 30 лет — очень маленький срок для формирования рынка искусства. Наши коллекционеры до сих пор больше покупатели, чем продавцы. При этом в мире понимают потенциал России. Если бы Москву и Петербург превратили в своеобразные арт–хабы с хорошей инфраструктурой и логистикой, рынок бы расцвел. А когда растет рынок — растет количество коллекционеров. Частная поддержка музеев развивается только там, где есть среда для коллекционирования. В мире уже накоплен большой и бесценный опыт. Понятно, что нужно делать. Раз интерес к современному искусству растет, то нельзя не спросить, как с ним обстоят дела в России. И. С.: В основном мы можем говорить об уже известных художниках, представленных на наших аукционах. Таких как Илья Кабаков, Ерик Булатов, Оскар Рабин, Владимир Немухин. По сути, они уже не отражают современные процессы в России. К сожалению, мы пока практически не видим молодое искусство. Во всех странах с сильным рынком современного искусства государство вкладывает колоссальные усилия и деньги в его развитие. В образование, в музеи, в поддержку коллекционирования и художников. Мы же пока мало занимаемся продвижением молодых художников на международной арене. Ну Бэнкси же британское государство не поддерживало. Это не помешало ему стать всемирно известным. И. С.: Бэнкси не достиг бы таких результатов, если бы в Великобритании не было активного культурного процесса и общего интереса к коллекционированию. Это связанные темы. Он бунтарь, всегда противопоставляющий себя буржуазному обществу, всегда декларировал, что не хочет видеть свои работы на торгах. Но сама ситуация и интерес к его творчеству заставили. Это хороший пример того, как художник в западном мире может быть продвинут самой системой. Есть ведь не только государственное финансирование, но и различные фонды, а также патроны, которые порой не являются коллекционерами — им просто нравится помогать художникам. Рынок требует большого количества игроков и вовлечения большого количества людей. Если мы говорим о рынке живом, с большими деньгами. И он состоит не только из продавцов и покупателей. Это арт–критики, журналисты, социальные блогеры, эксперты, реставраторы, государственные музеи и частные музеи, галереи... и само государство тоже. Каждый элемент этой экосистемы чрезвычайно важен. Если какой–то из них отсутствует, это отражается на всех. Персоны Ирина Степанова Много лет работала консультантом и куратором различных художественных выставок. В 2007 году присоединилась к работе по открытию отделения Sotheby’s в Москве. С 2016 года занимает должность управляющего директора «Сотбис. Россия». Алина Дейви В 2004 году начала работать в русском департаменте Sotheby’s. В 2007–м перешла на работу в лондонский офис компании, где стала специалистом по работе с частными клиентами. Впоследствии заняла должность старшего директора по развитию международного бизнеса.

Подробнее читайте на dp.ru ...