Управление государством без участия общества замедляет экономическое развитие страны – основная мысль книги «Почему страны терпят неудачу: происхождение власт…

Управление государством без участия общества замедляет экономическое развитие страны – основная мысль книги «Почему страны терпят неудачу: происхождение власти, процветания и бедности», которую американские экономисты Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон написали в 2012 году на основе исследования ситуации в разных странах. Они пришли к выводу, что чем активнее жители участвуют в принятии решений, тем больше плюсов для государства.

Издание «Нож» приводит в пример страны, которые наглядно показывают негативный эффект исключения жителей из этого процесса и позитивный – от их участия: ГДР и ФРГ, Северная и Южная Корея. Этому есть простое объяснение: если граждане и независимые НКО вовлекаются в политические процессы, участвуют в обсуждении проектов законов, то в конечном итоге начинают требовать больше прав и свобод, больше демократии, лучшей экономической и социальной политики.

«У населения апатия, а власть в их активности не заинтересована»

Александр Романович, исполнительный директор института общественного мнения «Квалитас» из Воронежа:

- Активность масс благоприятствует развитию и общества, и страны. Вовлечение населения в решение как локальных задач (в своем дворе, районе, городе), так и глобальных задач влияет на это положительно. Пассивность наших сограждан, к сожалению, не дает возможности построить гражданское общество.

Еще когда Медведев был президентом, буквально из каждого утюга звучал призыв строить гражданское общество. Сейчас этот термин напрочь исчез из лексикона и власти, и журналистов, и рядовых граждан. Как я понимаю, была идея самоорганизации людей в какие-то общества для решения задач, которые власть готова делегировать населению, — например, в сфере благоустройства.

Но потом, видимо, власть задумалась, стоит ли поощрять такие объединения, увидев его результаты: вспомним мусорный полигон в Шиесе, Химкинский лес, гору Куштау. 

Теперь на повестке другой призыв — волонтерство. Но оно очень локально.

Пассивность во многом объясняется тем, что люди не верят в свои возможности. Это и общий патерналистский настрой русского человека. Вот люди перестали ходить на выборы, мы проводим опросы населения, спрашиваем почему и слышим в ответ: «А на что это повлияет? Все равно победит тот, кто „должен“, и наобещают одного, а сделают другое. Бесполезно».

Да, люди могут соорганизоваться, но только в случаях обороны. То есть когда возникает какая-то опасность рядом с ними: хотят возвести рядом с домом очередную многоэтажку, вырубить парк и т. д.

Как только проблема решена или люди видят, что проиграли, они расходятся по домам. Все это очень локально.

У населения апатия, а власть в их активности не заинтересована. Считаю дурным тоном ссылаться на западные страны, но делать нечего. Приехала моя знакомая из США, где она была на стажировке в каком-то небольшом городе. Там население постоянно собирается, чтобы решать, на что потратить бюджет. Решили жители построить еще один мост через реку, проголосовали за это - и мэр обязан это исполнить. Это выбранные людьми чиновники, поэтому они просто обязаны прислушиваться к населению, иначе их потом никто не изберет снова.

Видимость народовластия. Почему в России не работает институт публичных слушаний и можно ли это исправить

«У людей нет привычки и культуры проведения публичных акций»

Сергей Патрушев, кандидат исторических наук, руководитель отдела сравнительных политических исследований Института социологии РАН:

– Вовлеченность людей в принятие решений в обществе – волновой процесс. На одном этапе считается, что для принятия решений достаточно царя и аристократии, на другом — нужны люди, на третьем – когда людям уже голову запудрили – власти говорят: «Мы и без вас обойдемся, мы сами специалисты». Это классический прием в России и во всем мире – технократизация власти, убеждение, что решения должны принимать профессионалы. А если ты не профессионал, чего ты лезешь?

Но демократия не предполагает профессиональных решений. Она предполагает решения, которые удовлетворяют собственные интересы человека и его представления о том, что правильно и неправильно.

То, как ты технически это выполнишь, – это другой, не самый главный, вопрос. Нас в России пытаются уверить, что все решают умные люди. С другой стороны, есть мировой тренд и запрос на то, чтобы люди участвовали в принятии решений. То есть ключевое значение имеет не профессия управленца, а люди и их интересы.

За последние 20 лет интерес к политике и вовлеченность у нас колеблются на уровне от 40% до 60%. Пропорции достаточно стабильны, но абсолютные показатели не могут быть постоянными. Во-первых, потому что участие в принятии решений – это, в конце концов, не постоянная профессия или деятельность людей. Во-вторых, данные о вовлеченности относительны, поскольку, если больше людей хотят участвовать в принятии решений, это еще не значит, что они будут это делать. В-третьих, люди больше участвуют в принятии решений в конкретные моменты, если случаются значимые события, как это было в Хабаровске летом 2020 года.

Наши последние исследования за три года показывают: соотношение тех, кто выступает за перемены, и тех, кто считает, что они не нужны, примерно два к одному или даже три к одному. То есть минимум шесть из десяти человек за перемены, двое обычно против и двоим все равно Но, опять-таки готовность к переменам не означает, что люди в них участвуют: разрыв может быть довольно существенным. 

Потенциал участия и вовлеченности людей в принятие решений в России есть. Проблема – нет каналов выражения интересов и участия людей, потому что их должна создавать власть.

«Если вас будут лишать зарплаты, вы мне позвоните», – говорит президент гражданину на прямой линии. Но вы же понимаете, что «вы мне позвоните» на 140 миллионов человек – это не канал.

Другая проблема – существующие каналы тоже не работают. В Америке, например, второе место по формам участия (после выборов, разумеется) занимают письма и обращения своему сенатору. У нас этот канал слабо развит, мы пишем, только когда «достанет». У нас основной канал – это брюзжание, иногда – выход на улицы.

Кроме того, наш народ не воспринимает политическую партию как канал, существует тотальное недоверие ко всем партиям. А ведь теоретически это отличный и работающий канал трансляции интересов, только у нас с ним большие проблемы. Партии, с одной стороны, это понимают, с другой — особо не работают над тем, чтобы развивать эти каналы.

Ну и уличные акции как канал участия. Доходит до смешного: ну пришел человек на митинг, выступил и ушел – так власти хоть бы узнали, какие интересы волнуют общество. Нет же – надо бояться: «А вдруг там что-то случится»? Несколько глупая позиция. Но и люди не имеют навыка [участия в публичных акциях], и некоторые приходят для того, чтобы подраться. Это ненормально тоже. Где вы видели демонстрации, чтобы люди пришли подраться? Я понимаю, когда полицейские их разгоняют, а народ в ответ реагирует, а не так, когда просто ты пришел и кидаешь что-то. Но это не оттого, что ты агрессивен, а оттого, что у людей нет привычки и культуры проведения публичных акций.

«Судьба демократии зависит не от президента». Помощник Бориса Ельцина – о том, почему тот не хотел для России авторитарного режима, но выбрал такого преемника

«У нас перекрыты каналы власть-общество»

Анна Очкина, социолог, завкафедрой социологии «Методология науки, социальные теории и технологии» Пензенского государственного университета:

– Чем более открытым будет процесс принятия решения, контроля, тем качество жизни будет выше. Партисипативная демократия – это ведь не просто модель развития общества, это модель развития и воспитания ответственных людей.

Если говорить о взаимодействии государства и общества, то логично говорить, что оно происходит через коллективы. Они могут быть созданы одним человеком, драйвером, но если мы говорим о развитии общества или отдельных социальных групп, то одного человека мало. Как раз отдельное взаимодействие индивидов и государства люди у нас активно осваивают, с этим проблем меньше.

Но если мы говорим об участии людей в принятии решений, речь идет именно о постоянно действующих сообществах, которые могут контролировать эти решения. Например, открытое правительство в Пензе неплохо работает, но узнать, как и какой депутат проголосовал, довольно трудно. Так же, как и отозвать депутатов.

Если люди не согласны с тем, как депутаты дружно проголосовали, например, за повышение пенсионного возраста, то что они могут сделать? Механизмы отзыва практически отсутствуют.

Это не только у нас, а почти во всем мире, и это затрудняет контроль общества над принятием решений.

Позитивный пример воздействия людей на принятие решений – профсоюз медработников «Действие». Хотя движение и началось с забастовки (во всяком случае, в Пензе), они сумели наладить с администрацией области взаимодействие. Знаю, что в итоге у них получилось не только в Пензе, но и в Петрозаводске и других регионах.

Еще один институт влияния – наблюдатели на выборах. В свое время в 2011 году местный фонд «Гражданский союз»* организовывал в Пензе наблюдения — вот это была инициатива! Фонд «Гражданский союз»* для меня вообще в каком-то смысле идеальная модель вовлечения и контроля. Но эта модель канула в Лету, потому что люди пассивны. Контроль над выборами показывает нам это в первую очередь. Трудно найти наблюдателей, а это ключевая фигура для честных выборов, тем более сложно «соблазнить» людей в условиях трехдневного голосования.

Все, что связано с деятельностью городской власти, – дороги, тротуары – в Пензе все провалено. Нет регулярной активности: подать заявки на митинг, в газеты написать гневное сообщение – там, где нужна коллективная воля, мы проседаем. Это постсоветское наследие, в советское время людей «околлективливали». А после перестройки идея была в том, что люди, получившие новые возможности и новое благосостояние, будут на новом уровне объединяться, но этого не происходит.

Отдельные протесты есть, но сейчас слово «протест» — ругательное: пропаганда просто заходится в возмущении. Это тоже свидетельствует о том, что у нас перекрыты каналы власть-общество.

Если власть даст дорогу соучастникам в принятии решений, это будет большой риск для нее – протесты будут создавать определенные объединения. С другой стороны, относительно широкий протест 2018 года на фоне пенсионной реформы практически ничего не создал, не возникло социальное движение. Сразу и на общегосударственном уровне все не получается – люди распадаются. Например, общероссийское движение дольщиков тоже не удалось, хотя на уровне регионов у некоторых – в Пензе и других регионах – получилось.

У нас пока «социальные петухи» – единственная причина для создания социального движения, пока не клюнут. Или, если проигравших в итоге меньшинство, как с дольщиками, движение распадается.

Я давно мониторю протесты, часто наблюдала: если люди выходят на улицы с бытовыми вопросами, не связанными с политическими требованиями, – обманутые дольщики, шахтеры – им удается добиться от власти части требований. Возникает система коммуникации, но на уровне глубинных вещей у нас происходит «буксовка». Объединение на уровне города – другое дело. В городе ты должен испытывать чувство родства или общности с незнакомыми людьми, а это намного тяжелее. Но и этот опыт будет расти, будут появляться люди, которых «допекло», они будут собирать вокруг себя сторонников – тот же Андрей Коновал и профсоюз «Действие».

Перестать быть ждунами: урбанист Свят Мурунов — о том, как можно преобразить общественные пространства

«Вместо запретов и штрафов в законах должны появиться возможности»

Свят Мурунов, урбанист, эксперт по перезагрузке постсоветских городов:

- В России сложилась уникальная ситуация: запрос на изменения есть практически у всех, но реализовать его никто не может. Всю повестку пытаются толкать отдельные лидеры, а люди в большинстве своем как жили повседневной потребительской жизнью, так и живут ей сегодня. Даже те, кто вышел на улицы 23 и 31 января, требовали в основном одного – отпустить Алексея Навального. В понимании большинства людей Навальный – это такой человек, который все за них сделает. Им надоела путинская модель, однако строить новую они не хотят. Они нашли себе героя, которому сядут на шею.

На мой взгляд, ключевая проблема постсоветского общества заключается не в лидерах, а в том, что мы не умеем договариваться между собой.

Мы до сих пор не построили гражданскую модель, которая должна базироваться на четкой иерархии, состоящей из сообществ двора, улицы, района, каких-то городских сообществ по интересам, профессиональных сообществ и так далее. Именно они должны выстраивать между собой правила игры, которые соблюдаются всеми и реализуются в городских проектах.

Человек, который говорит: «Меня ничего не касается», рано или поздно столкнется с тем, что все окружающее либо сломается, либо начнет работать в чужих интересах, - потому что, когда кто-то выключается из процесса принятия решений, он создает нагрузку для всех остальных и решение за него вынуждены принимать другие.

Когда из процесса принятия решений выпадает большинство и все делегируется одному человеку, появляется большая вероятность, что этот человек либо ошибется, либо примет решение в своих интересах. Что и произошло в нашей стране.

У нас именно такая пенсионная реформа, безработица и разрушенная система здравоохранения, потому что мы когда-то не пошли на выборы, не опубликовали пост в Facebook, не дали оценку происходящему и не пришли с конструктивными предложениями.

Люди, которые отказываются принимать решение, перестают думать и анализировать. На этом фоне упрощается и власть: она все меньше анализирует, исследует, просчитывает последствия. Решения порой принимаются исходя из письменных жалоб пенсионеров без учета мнения других групп. Исключение жителей из процесса принятия решений не просто тормозит развитие страны – это основная причина, почему мы живем именно так.

Качество принимаемых решений очень снизилось. Власть строит стадионы к чемпионату мира по футболу, но потом не знает, как их обслуживать. Проводит реформы в образовании, но выпускники университетов работают курьерами, а большая часть молодежи вообще оказывается безработной.

Отремонтированные лавочки и благоустроенные скверы в рамках программы «Комфортная городская среда» все больше похожи на попытку властей купить лояльность жителей. Власть как бы говорит: «А вот вам лавочки!» Жители говорят: «Да мы без работы сидим!» А власть опять: «Нет, вы посмотрите все-таки, какая лавочка классная!»

Решения о том, как должен выглядеть город, все чаще принимаются в закрытую. Потому что нет городского сообщества, способного отрефлексировать принимаемое решение, высказать конструктивную критику и предложить варианты. А все, кто обладает профессиональной компетенцией, вынуждены молчать, чтобы не выпасть из обоймы и как-то удержаться на этом рынке, не потерять заказы.

Для того чтобы жители активнее участвовали в принятии решений, им надо делегировать больше ответственности. Пока исполнительная власть не отдаст ответственность, ничего не поменяется.

Ей надо перестать все делать самой. А то сейчас она очень хорошо устроилась: под любую задачу создает еще один департамент и еще один МУП, распределяет весь бюджет на эту структуру, а жители опять выступают в виде статистов. Надо, наоборот, больше ответственности передавать жителям, НКО, ТОС и так далее. И на законодательном уровне надо перейти от запретительного юридического языка к разрешительному. Потому что, когда везде препоны, даже смелый человек побоится идти. Вместо запретов и штрафов в законах должны появиться такие слова, как «можно», «приветствуется», «разрешается», «попробуйте».

Фото Александра Романовича и Свята Мурунова из личных архивов. Фото Сергея Патрушева с сайта Российской ассоциации политической науки rapn.ru

Подробнее читайте на 7x7-journal.ru ...