фото показано с : rusplt.ru

Июнь 1941 года в дневниках и воспоминаниях детей и взрослых

В советские времена говорили и писали, что война разразилась неожиданно. Мол, текла обычная жизнь, люди работали, учились, влюблялись, строили планы на будущее и вдруг, как гром среди ясного неба прозвучало сообщение, что войска Германии и ее союзников атаковали наши границы.Но с течением времени появлялось все больше свидетельств, что тучи неуклонно сгущались и о грядущей беде говорили все чаще, хотя газеты и радио сообщали исключительно о мирных делах и заботах. Однако с советско-германской границы и из различных наркоматов поступали тревожные слухи. Некоторые люди душой и сердцем ощущали напряжение, висящее в воздухе…Московский школьник Лев Федотов, школьный приятель писателя Юрия Трифонова, стал известен тем, что практически точно предсказал развитие событий накануне Великой Отечественной и в ходе войны.5 июня он записал в дневнике: «Рассуждая о том, что, рассовав свои войска вблизи нашей границы, Германия не станет долго ждать, я приобрел уверенность в том, что лето этого года будет у нас в стране неспокойным… Я думаю, что война начнется или во второй половине этого месяца (т. е. июня) или в начале июля, но не позже; ибо ясно, что германцы будут стремиться окончить войну до морозов».Георгий Эфрон был сыном поэта Марины Цветаевой. Когда он родился, мать восхищалась: «Удивительный мальчик! Вылитый Марин Цветаев». Восьмилетнему Георгию дал короткую, но звучную характеристику поэт Константин Бальмонт: «Очень зрел. Очень критичен. Марина, это растет твой будущий прокурор!»Предвидение Бальмонта сбылось – парень рос умным, рассудительным, прекрасно говорил и писал по-французски. Но отличался горячностью, порывистостью. Часто ранил мать холодностью и черствостью, словно еж, выпускал острые иглы своего характера.Перед войной Цветаева с сыном жили в московской коммуналке, где ей отравляли жизнь склочные соседи. Что им было до того, что она – великий поэт! Георгий защищал ее, как мог…Он тщательно следил за происходящими событиями – не только по сообщениям советской прессы. Георгий слушал иностранное радио, размышлял, делал выводы. Он тоже опасался войны, но - исключительно по бытовым причинам: «…Если завтра грянет война, нам придется переезжать, как только наступит срок, а тогда куда переезжать со всем нашим количеством багажа? Это действительно будет трагедия. Поэтому я и беспокоюсь о вопросе жилья. В случае войны люди, которые сдают или продают квартиры, моментально подымают свои цены. Это уж точно! Ба-а! Ладно, не стоит думать о том, что может случиться. Достаточно того, что уже есть, не заботясь о будущем…» - записал он в своем дневнике 11 июняКонечно, сын Цветаевой не мог представить себе грядущих трагических событий. В августе 1941 года его мать, брошенная всеми, в отчаянии покончила собой в эвакуации. Он тосковал по ней, но прятал эту острую, гложущую тоску в себе...Георгий Эфрон ушел на фронт и погиб в июле 1944 года. Ему было 19 лет.Еще одно свидетельство – студента Юрия Баранова. 14 июня он записывает в дневнике: «…Все настойчивее и упрямей повторяют люди слово «война». «Война скоро». «Летом будет война». «Будем воевать с германцами». К этому привыкли. К этому готовятся. Никто не верит успокаивающим уверениям ТАСС. По моим «расчетам», что-то должно начаться в ближайшие дни. Самое большое 3-7 дней»В дневнике студента речь идет о сообщении ТАСС от 14 июня, в котором говорилось: «…По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на Советский Союз лишены всякой почвы».Отец другого студента, Юрия Короткова, беспокоился: «Война в Европе, немцы в Польше. Боязно...» Это сын зафиксировал в дневнике. И прокомментировал: «Наверное, родителю надо придержать язык за зубами, а то ведь за слово «боязно» недолго и в каземат попасть».Писательница и искусствовед Нина Молева в своей книге «Баланс столетия» писала, что летом 1941 года в Москве проходило много детских праздников. Все испытывали восторг от «счастливого детства», от нового поколения, которому «идти», «достигать», «преодолевать». Этот восторг «заставлял забыть о тенях войны, мелькавших в печати, о гуле артиллерийских канонад и бомбежек уже в Европе».Поразительно, что на детских праздниках был введен двойной конферанс – русско-немецкий. В почете были немецкие танцы, песни и стихи. В школах немецкий был единственным иностранным языком. Лишь кое-где преподавали французский…В «Правде» появился репортаж Льва Кассиля «Зеленый шум» - об окончании экзаменов в московской школе №201. В нем несколько раз упоминался 9 «А», класс, в котором училась еще никому не известная Зоя Космодемьянская. В книге «Пометки и памятки» Кассиль утверждал, что разговаривал с девушкой о посаженных ею деревьях на школьном дворе…17 июня на стол Сталина ложится агентурное сообщение, полученное НКГБ из Берлина. Источник, работавший в штабе германской авиации, сообщал, что «все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время… «Объектами налетов германской авиации в первую очередь явятся: электростанция «Свирь-3», московские заводы, производящие отдельные части к самолетам (электрооборудование, шарикоподшипники, покрышки), а также авторемонтные мастерские. В военных действиях на стороне Германии активное участие примет Венгрия. Часть германских самолетов, главным образом истребителей, находится уже на венгерских аэродромах…»Сталин, который получал в преддверии войны, множество подобных сообщений, раздраженно написал на полях донесения: «Товарищу Меркулову (нарком государственной безопасности– В.Б.). Может послать ваш «источник» из штаба Германской авиации к еб-ной матери. Это не источник, а дезинформатор. И.С.».Впрочем, через несколько дней настроение Сталина резко изменилось…Песня «Довоенный вальс» композитора Павла Аедоницкого и Феликса Лаубе впервые прозвучала в одной из передач телевизионного конкурса «Песня-84». Ее очень проникновенно исполнил Иосиф Кобзон.Мелодия потрясла – в то время были живы многие люди, встретившие войну. Песня была созвучна их мыслям и настроениям того времени: «Год сорок первый, начало июня. / Все еще живы, все еще живы, / Все еще живы, все, все, все… Мимо фасада Большого театра / Мчатся на отдых, трезвоня, трамваи. / В классах десятых экзамены завтра, / Вечный огонь у Кремля не пылает. / Все впереди, все пока, все пока накануне. / Двадцать рассветов осталось счастливых…».«Я показал свои стихи знакомому композитору, соседу по даче, - рассказывал автор текста, поэт Лаубе. – А кто это будет петь?» – спросил он и не стал тратить время на сочинение музыки. Отказался и другой известный композитор. И только Павла Аедоницкого, которому я тоже решил показать текст, он взволновал…Композитор написал музыку и взял песню на конкурс в Сочи, куда его пригласили как члена жюри. Встретив Кобзона, Аедоницкий протянул ему клавир «Довоенного вальса». – «Мне кажется, это твоя песня, – сказал он.Кобзон исполнял ее в пустом Колонном зале. И не на сцене, а медленно проходя вдоль беломраморных колонн: «Вальс довоенный напомнил о многом, / Вальс воскресил дорогие нам лица, / С кем нас свела фронтовая дорога, / С кем навсегда нам пришлось разлучиться…».В конце июня труппы многих московских театров отправились на гастроли в приграничные регионы. МХАТ поехал в Белоруссию, куда повез спектакли «На дне», «Дни Турбиных», «Школа злословия» и «Тартюф, или Обманщик». Труппа Малого театра гастролировала по Украине. Вечером 21 июня московские артисты дали концерт в военных лагерях под Ковелем, близ польской границы.Так власти хотели успокоить граждан страны, показать, что на западных границах, вопреки тревожным слухам, все спокойно. Мол, товарищи, никакой угрозы нет и в помине…Однако 21 июня в Кремле, кажется, уже никто не сомневался, что в ближайшие часы Германия совершит нападение на Советский Союз. Весь вечер в кабинет Сталина стекались посетители. В дневнике посещений вождя зафиксировано, что в тот день у него побывало 13 человек. Первым пришел нарком иностранных дел Вячеслав Молотов, затем - заместитель председателя Советов народных комиссаров Климент Ворошилов. Последним явился Лев Мехлис, находившийся на аналогичной должности.Маршал Советского Союза Георгий Жуков, который в 1941 году был начальником Генерального штаба Красной армии, вспоминал: «Вечером 21 июня мне позвонил начальник штаба Киевского военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и доложил, что к пограничникам явился перебежчик - немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня…»В последний мирный день драматург Всеволод Вишневский записал в дневнике: «Пишу эпическую народную пьесу - как будем бороться с германским фашизмом. Оттенки 1812-го и Севастополя - тема вечного народа. Сочетать русские, украинские и другие начала плюс модернизм тотальной войны, трагизм, юмор... Мы - русские. В нашем сердце стучит кровь всех народов мира, кровь борьбы, мщения - правды!».В то время соединения вермахта замерли у советской границы, ожидая приказа Гитлера. До войны оставались считанные часы. Но, не ведая беды, утром 22 июня в столицу из Московской области приехало 20 тысяч школьников. В парке культуры и отдыха Сокольники для ребят устроили большой праздник...О начале войны люди узнавали по-разному. Академик Владимир Вернадский, находившийся в подмосковном санатории Узкое, писал: «…Из речи (Молотова – В.Б.) как будто выходит, что хотя немцы и были отбиты, не застали (нас) врасплох, - но находятся на нашей территории. Граф Шуленбург (посол Германии – В.Б.) в 5 1/2 утра сообщил, что это вызвано сосредоточением наших войск на немецкой границе. Речь Молотова была не очень удачной. Он объявил, что это вторая отечественная война и Гитлера постигнет судьба Наполеона. Призывал сплотиться вокруг большевистской партии. Ясно, что (нас) застали врасплох. Скрыли все, что многие, по-видимому, знали из немецкого и английского радио…»Ленинградская школьница Елена Мухина, как и многие, услышала историческое сообщение по радио: «Он (Молотов – В.Б.) сообщил, что сегодня в 4 часа утра германские войска без объявления войны начали наступление по всей западной границе… Мы победим, но победа эта будет не легкая, это тебе не Финляндия. Война эта будет дикая, ожесточенная… Уже 11 часов 30 мин. вечера, а сводки все нет. Почти без перерыва по радио звучат боевые песни, стихи и объявления о военном положении, о мобилизации. А самолеты летают, кружат над городом, и хотя знаешь, что там, за штурвалом, наши советские летчики, а все-таки не по себе. Ведь так же будут реветь моторы вражеских бомбардировщиков. Это ужасно. Неужели не скажут сводки. Если б мы одержали хоть небольшую победу, то об этом известили, но, наверное, победы еще нет…»Писатель Михаил Пришвин узнал о вторжении врагов случайно: «Ефимов, механик, сын хозяйки нашей в Глухове, сегодня около двух дня вылез из клети и сказал: - Знаете или не знаете? И увидев, что не знаю: - Сегодня в 4 утра фашистская Германия... и прочее. И все полетело... Первое было - пришло ясное сознание войны как суда народа: дано было почти четверть века готовиться к войне, и вот сейчас окажется, как мы готовились… Не забыть, что в ночь накануне войны Ляля видела сон и рассказала его мне. Видела она на небе бриллиантовый крест и Пресвятую Богородицу, и все в том значении, что наступил конец чему-то и открывается завеса в иной мир»Вот свидетельство другого писателя - Бориса Васильева: «Тот воскресный день выдался в Воронеже на редкость жарким. Где-то на краю горизонта темнели облака, но в городе было душно. И мы со школьными друзьями решили идти купаться.Но пока собирались, облака стали тучами, а когда поравнялись с нашей бывшей (семилетней) школой, хлынул дождь. Мы спрятались на крыльце под навесом, а гроза грохотала во всю мощь, и, помнится, мы этому буйно радовались. Но вдруг открылась дверь школы, и наш бывший директор Николай Григорьевич выглянул из нее. Лицо его было серым, это я помню точно.- Война, мальчики… - сказал он. А мы заорали: «Ура!»…Из четверых мальчишек, глупо оравших «ура» на крыльце школы, в живых остался я один…».Радовался (!) не только будущий писатель, но и многие другие, в основном, молодые люди. Они были уверены, что война продлится недолго, и славная Красная армия наголову разгромит врага. Некоторые даже считали, что уже осенью сорок первого наши войска войдут в Берлин. Не зря же вся страна пела: «Если завтра война, всколыхнется страна / От Кронштадта до Владивостока / Всколыхнется страна, велика и сильна, / И врага разобьем мы жестоко…».

Подробнее читайте на rusplt.ru ...