фото показано с : znak.com

Сегодня на американском канале HBO прошел первый массовый показ фильма Добро пожаловать в Чечню - картины, посвященной массовым пыткам чеченских гомосексуалов в 2017 году

Сегодня на американском канале HBO прошел первый массовый показ фильма Добро пожаловать в Чечню - картины, посвященной массовым пыткам чеченских гомосексуалов в 2017 году. В фильме рассказывается история нескольких человек, которым удалось сбежать из республики и России - уроженца республики Ахмада , который просит убежище в Канаде, Максима Лапунова, который первый открыто заявил о пытках, а также история лесбиянки Ани , которая пыталась бежать от родственников, работающих в чеченском правительстве и грозящихся ее изнасиловать. Имена героев были изменены, а лица с помощью искусственного интеллекта заменены лицами других людей. В фильме показана жизнь в убежищах , поддерживаемых волонтерами российской ЛГБТК-сети, конспирация, к которой вынуждены прибегать покинувшие Чечню геи, и частые переезды с одного адреса на другой в попытках скрыться от преследования. В ленте много тяжелых кадров: попытка суицида одного из беженцев, съемки избиений, убийства и изнасилования. Лента с начала 2020 года выставляется на мировых кинофестивалях - и имеет там значительный успех. Однако для широких масс фильм демонстрировался впервые. Znak.com поговорил с режиссером фильма Дэвидом Франсом о ситуации с ЛГБТК-людьми в Чечне и в России, об ожидаемом эффекте после выхода фильма на широкую аудиторию, а также о том, почему Франс не стал лично говорить с Рамзаном Кадыровым. - Почему вы решили выпустить фильм 30 июня? Есть ли какой-то особый смысл в этом? - Это решение мы приняли совместно с телеканалом HBO, нашим североамериканским дистрибьютором. Мы хотели, чтобы фильм вышел в июне, когда в мире отмечается Месяц гордости ЛГБТК . Так что эта дата прекрасно подходила. - Насколько я понял, большую часть сцен вы отсняли в 2017-2018. Почему в итоге на широкую публику фильм выходит только сейчас? Что заняло так много времени? - Мы снимали в 2019 году, в первые несколько месяцев этого года. После этого мы начали работать над цифровым изменением лиц тех людей, личность которых нужно было скрыть. Как оказалось, это очень длительный процесс. Он занял 10 месяцев. Из-за этого возможность выпустить фильм у нас появилась только в начале 2020 года. Мы заявили его на первый кинофестиваль года - на Sundance Film Festival. Это же продиктовало наш график выпуска. Мы планировали провести серию показов на кинофестивалях, которая бы вела к премьере на HBO. И конечно, некоторые кинофестивали были отменены (из-за пандемии - прим. Znak). Впрочем, фестивальное сообщество нашло способы продолжить работу в виртуальном формате. Так что последние два месяца мы участвовали в онлайн-кинофестивалях. Это дало нам немного импульса к премьере на HBO. С 2017 по 2019 год я несколько раз посещал Россию. У меня была небольшая команда. В целом она состояла из меня и еще одного человека, который участвовал в съемках 2019 года, - Аскольда Курова. Он - русский продюсер и главный оператор. Аскольд и я снимали последовательно, следили за разными историями и ждали развязок. Мы были вовлечены и попросту наблюдали [за происходящим] во время работы. - Вы говорили о вашей технологии сокрытия лиц. Как вы пришли к ней и почему ее разработка заняла так много времени? - Я хотел снять происходящее так, чтобы зрители могли прочувствовать эмоции, почувствовать страх и понять опасность [жизни людей], понять, как все происходящее повлияло на жизни этих, по большей части, молодых людей. Понять, как они восстанавливаются после пыток, после ужасов преследования, которым они подверглись. Чтобы этого достичь - [прежде всего] пришлось обратиться с непростой просьбой к героям фильма. Потому что они были очень напуганы, ведь их жизни все еще находились в опасности - даже после того, как они покинули Чечню, и даже после того, как они покинули Россию, в большинстве случаев. Но они, тем не менее, разрешили мне снять их так, чтобы я потом изобрел какой-нибудь способ, который позволил бы нам считать их лица без раскрытия их личности. Я представлял, что такая задача выполнима, но у меня не было нормальной идеи, как это осуществить. Мы изучили возможные техник и поняли, что большинство вариантов просто не могут отразить истории героев так, как я задумывал. Этот новый подход [использующийся в фильме], никогда не использовали раньше. Мы разработали его с художниками видеоэффектов из Лос-Анджелеса, которые верили, что возможно сделать цифровой перенос лица таким образом, чтобы новое лицо передавало те же выражения, что и лицо героя, не изменяя их, и позволяло нам видеть выражения лиц безопасно для героев. Эта работа была очень технологичной. Нам пришлось разработать компьютерную программу, это заняло несколько месяцев. После того как программа и алгоритм работы были готовы, оставалось ждать, пока компьютер закончит работу. Работал искусственный интеллект. В конечном счете этому алгоритму удалось заменить лица людей, которых нужно было скрыть, на лица других людей. Пиксель в пиксель, кадр за кадром, элементы кожи лиц были подменены элементами кожи другого человека. И, когда мы видим, как герой фильма смеется или плачет, или испытывает страх - все это не было изменено. Мы можем видеть [реальную эмоцию], потому что они делают это под чьей-то другой кожей. - Как вы считаете, какое будущее у этой технологии? Как она повлияет на журналистику? Возможно ли вообще ее использовать где-то? - Эта технология теперь доступна каждому, кто хочет ее использовать. Это абсолютно новый инструмент для документалистов. Она позволяет людям, чьи истории в другом случае очень опасно предавать публике, быть понятыми глубже. Это восстанавливает истории людей. Вы знаете, герои фильма очень хотели рассказать миру, что с ними произошло. Но они не чувствовали, что могут сделать это безопасно для себя. Пока не появилась эта технология. Поэтому технология поможет людям, чьи гражданские права пострадали, чья физическая безопасность была попрана. Она возвращает силу рассказам людей. - Кто финансировал проект? - Фильм финансировали из частных источников. По большей части это были донаты от частных лиц и семей - от людей, которые понимали важность рассказа этой истории и могли помочь в реализации проекта. Нам также помогли известные публичные фонды - Sundance Documentary Fund, Ford Foundation, британский Bertha Foundation и несколько спонсоров, чья задача - помогать людям рассказывать истории о социальной справедливости и о проблемах с правами человека. Они помогли набрать достаточную сумму, которая нам понадобилась, чтобы закончить фильм. - Можете ли вы сказать, сколько стоил ваш проект? - Я обычно не говорю о полной стоимости, но я могу сказать, что этот фильм был очень дорогим. Потому что нам нужно было решать проблемы с безопасностью людей. Также дорого обошлись поездки, как вы можете себе представить. Кроме того, мы встретились с очень необычными вызовами, которые требовали дополнительных трат. Я говорю как раз о работе над лицами. Это была непростая работа, 10 месяцев ежедневного труда. В нее были вовлечены десятки людей, в том числе волонтеров, которые, помимо всего прочего, одолжили свои лица для проекта. Да и даже для того, чтобы добраться до момента, когда подобная технология возможна, нам потребовалось несколько месяцев исследования и разработки. Мы не наблюдали такого с Германии времен 20-40-х годов прошлого века - Вы провели большое количество времени в России. Как вы оцениваете ситуацию с ЛГБТК-людьми здесь, в России, - и в частности, о ситуации в Чечне? - Фильм проливает свет на особый риск быть гомосексуалом в Чечне. Вы знаете, гомосексуалам невозможно существовать в обычном смысле в Чечне. Ты не можешь раскрыться, рассказать, кто ты есть на самом деле и кого ты любишь. Ты не можешь раскрыть свое сердце в Чечне без риска смерти. И ты рискуешь жизнью даже без демонстрации желаний своего сердца. И, вдобавок, многим людям просто сложно покинуть Чечню и найти более открытую жизнь в другом месте. Я работал в разных частях света, я посвятил большое количество лет освещению жизни гомосексуалов в разных уголках мира. И я не думаю, что я когда-либо ощущал настолько строгое и опасное общество, как то, которое я повстречал в Чечне. - Действительно? - Абсолютно. Я продолжаю напоминать людям, что это - первая территория со времен Гитлера, где власти организовывали операции по вычислению, захвату и ликвидации всех ЛГБТК-персон в попытке, как они говорят, отчистить чеченскую кровь родственников таких персон. Мы не наблюдали такого с Германии времен 20-40-х годов прошлого века. Это выделяется среди всех преступлений, которые регулярно происходят в отношении гомосексуалов по всему миру. Условия жизни гомосексуалов в целом в России очень непростые. Мы знаем, что после падения Советского союза все анти-ЛГБТК законы были отменены. И некоторое время в стране происходила либерализация - как политическая, так и культурная, гражданская, социальная. Разнообразие процветало на протяжении нескольких лет. Но с 2011 года произошла смена курса, продиктованная Путиным и его укреплением в политике. Это в разы ухудшило жизнь гомосексуалов в России, им стало сложнее с каждым днем реализовывать те же права, что и остальным россиянам. И пока мы с вами сидим и разговариваем, люди голосуют за поправки в Конституцию, которые закрепляют в Конституции, впервые с развала СССР, серию анти-ЛГБТК принципов. Это можно расценивать как перманентное возвращение [к тем принципам, к тому] месту гомосексуалов в культуре россиян, и это просто катастрофично. - И ваш фильм как раз выходит во время голосования по поправкам в Конституцию. - Это совпадение. Голосование должно было пройти раньше. Время, конечно, странное. Но россиянам важно знать, что происходит в стране. И я знаю, что иногда сложно получить информацию через новостные издания. Но в стране - реальный кризис с ЛГБТК, и с каждым днем становится только хуже. - Вы думаете, что поправки в Конституцию ухудшат жизнь гомосексуалов? - Я абсолютно уверен в этом. Пропаганда [отрицательного мнения], существующая вокруг ЛГБТК-движения, строится на паранойе по поводу целей, к которым якобы стремятся гомосексуалы. И надо понимать, что это не европейское движение , это просто движение людей. Это не европейское влияние - это естественное движение людей к свободе. Гомосексуалы в России хотят быть свободными - вот и все. И я знаю, что ЛГБТК-комьюнити используют, подают как инструмент культурной войны, как инструмент для давления на путинский компромисс . Это печально, но это также повышает риск насилия в отношении ЛГБТК-россиян. Во всем этом (в поправках - прим. ред.) нет необходимости. Я думаю, это самое душераздирающее в этом вопросе. В этом нет необходимости, это непродуктивно, это только травмирует людей - и в этом случае, это также травмирует общество. - Одна из героинь вашего фильма сказала: Мы скрываемся не от страны, а от людей . Вы согласны с ее высказыванием? - Она имела в виду, что все [насилие] - оно не от россиян, оно из-за того, что происходит с некоторыми людьми, которые получают власть, и как они реализуют эту власть. Она определенно говорила о политических лидерах России и Чечни, и как эти лидеры обернулись против людей, повредили стране в целом. Она и ее семья все еще любят Россию. Их заставили покинуть Россию под угрозой убийства. Это произошло не потому, что в ментальности жителей страны есть антигомосексуальный настрой. Это произошло из-за спущенных сверху систематических усилий демонизировать ЛГБТК-людей. Это подвергает риску жизни, это подвергает риску страну в целом. Я думаю, что власть можно использовать для благих целей или для зла. И я думаю, когда политическое руководство разделяет страну и работает на то, чтобы ополчить часть людей против другой части людей - это политическое преступление. Все может быть остановлено со сменой политического лидера. - К слову о политике. В конце фильма вы отметили, что Трамп не принял ни одного беженца-гомосексуала из России. Почему вы подчеркнули это? - Как у американца у меня есть ответственность говорить моему правительству о его проблемах. Администрация Трампа перечеркнула десятилетия либерального прогресса, связанного с проблемами культурного разнообразия, защиты прав человека, в том числе за рубежом. Мы верили, что это - то, чем была Америка последние 75 лет или даже больше. И неожиданно, все было повернуто вспять. Как я говорил, у политических лидеров есть гигантская сила влиять на культурный прогресс. Америка, в которой я вырос, могла бы понять гуманитарный кризис в Чечне, в России, и протянула бы руку - сказала бы: Иди сюда, мы приглашаем тебя разделить с нами человеческие свободы . Эта администрация изменила принцип работы. Для меня стало шоком, что Вашингтон ничего не сделал. Мы видели страны в Европе и в целом везде, которые протянули руку помощи [российским гомосексуалам]. Южная Америка протянула руку помощи, север Европы протянул руку помощи. Канада согласилась помочь. Но правительство США закрыло двери, и даже после того, как я показал фильм шесть месяцев назад, дверь стала закрыта еще пуще. Я надеюсь, что изменения в Чечне начнутся сразу же - Возвращаясь к фильму. Насколько я понимаю, некоторое время вы все же провели в Чечне. Почему же в фильме не так много кадров оттуда, не считая истории Ани ? Почему так мало съемок из республики? - Единственная часть фильма, связанная с попыткой вывоза человека из Чечни, - история Ани . Поэтому все съемки сконцентрированы на ней. Это единственный раз, когда сам фильм переносит зрителей в Чечню. Эту часть снял я со своей командой. Мы внедрились в эту операцию и сняли ее изнутри. - Было страшно? - Это было пугающее, потому что мы понимали, чем рискует Аня . Это было очень непростое решение для нее - покинуть ее семью, ее близких, просить отправить ее в ту часть мира, которую она не понимает, о которой она ничего не знает. Нас могли поймать в любой момент, поэтому ее жизнь была в еще большей опасности. Я волновался об этом - о ее безопасности - больше, чем обо всем остальном. Активисты выполняли свою работу - они уже знали, чем рискуют. И как ветеран журналистики, к своим рискам я подошел осознано, понимая, что может произойти со мной. - А почему, например, вы не поговорили с жителями Чечни? - В фильме говорит Рамзан Кадыров. Он говорит не со мной, но он говорит с другим американским журналистом. В защиту своих действий на националистский манер он буквально открыто объявил о своей кампании против ЛГБТК-чеченцев. Мне не нужно было, чтобы он сказал это снова, но уже мне. Он сказал это публично, при этом он не испытал последствий ни международных, ни домашних. И это - проблема, которая позволяет подобной ситуации развиваться. В своем фильме я хотел рассказать историю людей, которые помогают спасти жизни. Не историю чеченского народа в целом. Это может быть темой для другого фильма. - Вы уже думаете о следующем фильме? - Я бы хотел посмотреть фильм о прогрессе в Чечне. Но его буду делать уже не я. Я надеюсь, что изменения там начнутся сразу же. Но я думаю, что у меня была одна возможность рассказать историю. И я говорю, что эта история зверства, которое продолжается, которая не разрешилась и не смягчилась. И если мой фильм хоть как-то повлияет на это зверство, то я надеюсь, что другие вступятся [в тему] и смогут запечатлеть эту историю. Вы знаете, очень много людей умерло, очень многие покинули дом - все из-за того, что Кадыров делает в Чечне и что Путин позволяет ему делать там. Здесь есть, что расследовать. Есть множество людей, которых должны обвинить в преступлениях. Для пересмотра этого криминального периода потребуется очень много работы. - Говоря об обвинениях. Почему вы не поговорили с представителями власти, с полицией? Это же их работа - разбираться в этом. - Мой фильм - не новостной продукт. Он рассказывает о событиях с определенной перспективы. Это - взгляд на мир через глаза выживших и через глаза людей, которые им помогли. И другой фильм может показать мир с точки зрения нарушителей человеческих прав и с точки зрения тех, кто смотрит в сторону. Мне было бы очень интересно посмотреть такой фильм - как люди оправдывают такие вещи. Где же корень в их человечности, который позволяет им так себя вести, вовлекает в жестокость, в отрицание. Что-то есть в человеческой сущности, что порой ведет себя зверским образом. И это было бы очень интересное исследование, но я оставлю его для других. Не могу согласиться, что политическое влияние извне сделает ситуацию в России хуже - Как, по-вашему, российские власти отреагируют на выход вашего фильма? - Я надеюсь, что они отреагируют сердцем, что они увидят трагедию, которая разворачивается от их политики, и они ответят как люди, состраданием и справедливостью, и начнут использовать свою силу и свое влияние для того, чтобы остановить это. - Есть надежда получить такую реакцию? Вы слышали последние новости - один из депутатов, Петр Толстой, обратился в комиссию по расследованию фактов иностранного вмешательства во внутренние дела РФ, чтобы проверить, нет ли вмешательства в том, что посольства США и Великобритании в Москве вывесили ЛГБТК-флаги? Реальность же совсем другая. Я не думаю, что власти сильно заботит ситуация с гомосексуалами в Чечне и что фильм сможет достучаться до сердец власть имущих. - Я думаю, что всегда есть вероятность достучаться до людей. Я оптимист в этом плане. Я также знаю, что люди, которые высказывают ужасные вещи в отношении гомосексуалов, как-то убеждают себя, что гомосексуалы - не такие [люди], как они. И они делают так потому, что не знают ни одного гомосексуала. Каждый раз мы обнаруживаем, что когда люди понимают, что люди, которых они уважают и любят, - гомосексуальны, они меняют свое мнение. И иногда фильм может оказать положительное влияние на уничтожение ненависти. Но я не могу притворяться, что мой фильм будет иметь некий магический эффект. Сложно сделать так, чтобы люди, полные ненависти, посмотрели этот фильм и вдруг открыли себя для новые идеи. Но я знаю, что когда ты проводишь время с героями моего фильма, когда ты их слушаешь, когда ты вовлекаешься в их жизнь - даже на 90 минут, - ты чувствуешь безумное горе за то, какой жизнью их заставляют жить. И я верю, что в историях из фильма можно увидеть историю любви, историю желания и амбиций. Это - универсальные ценности. И даже люди, которым внушили ненависть, смогут прочувствовать их и отреагировать на них. - Как вы думаете, как отреагируют жители Чечни на фильм? - Я не знаю. Я надеюсь, что у них будет возможность увидеть фильм, что они послушают, посмотрят и позволят себе бросить вызов ортодоксальности Кадырова и его людей, позволят себе увидеть ущерб от этой ортодоксальности - урон отдельным людям, семьям и культуре в целом. - Как россияне, в том числе чеченцы, могут увидеть ваш фильм? - У нас все еще нет плана, как показывать фильм в России. Мы все еще изучаем этот вопрос. Мы надеемся, что мы сможем найти способ, который бы позволил каждому россиянину увидеть фильм и отреагировать на него. Через телевидение, трансляции через интернет - тем или иным способом, мы работаем над тем, чтобы каждый получил шанс увидеть фильм. - Как, по-вашему, на глобальную премьеру отреагируют в мире? Что скажут после нее главы разных стран и руководители общественных организаций и что они должны сделать? - На прошлой неделе мы показывали фильм посольствам нескольких стран в Москве, чтобы представители этих стран поняли, что происходит в России с гомосексуалами. Так мы пытаемся информировать, образовывать людей в этих посольствах и дать им повод для того, чтобы они использовали инструменты внешней политики для усиления голоса ЛГБТК-активистов из фильма. Мы показывали фильм парламенту Великобритании, европейскому парламенту. Мы показывали фильм парламентам стран Европы, в том числе Северной Европы. Мы показывали фильм в Северной Америке. В том числе у нас был показ на Капитолийском холме в Вашингтоне, чтобы дать поводы для действия про-ЛГБТК законодателям. Мы делали показ в ООН. Мы хотим быть уверены, что проблема не будет замалчиваться. Что люди, которые могли бы стать союзниками, после просмотра фильма вспомнили, что им немедленно нужно реагировать и что есть вещи, которые дадут немедленный эффект. - Что они должны сделать, по-вашему? - Две вещи. Во-первых, они должны начать давить на Кремль с требованием остановить Кадырова и его людей, а также с требованием позволить судам рассмотреть обвинения в нарушении прав человека. Потому что суды, следственный комитет отказываются от расследования, они отказываются рассматривать доказательства. Например те, которые предоставил [один из пострадавших от насилия в Чечне] Максим Лапунов. В апелляционной инстанции суд даже отклонил просьбу прочитать документы, посмотреть на эту кучу доказательств, которая была собрана в поддержку его обвинений. Судебная система, которая не связана со справедливостью Это должно измениться. Сообщество мировых лидеров, частью которого является и Путин, должно воздействовать на каждого лидера так, чтобы он не сходил с морально-этического курса. Именно это и должны сделать главы государств, они ответственны это сделать. Во-вторых, нужно сделать так, чтобы каналы, по которым люди уходят от преследования в России, уезжая в другую страну, оставались открытыми. Для этого требуется политическая воля от руководителей этих стран, причем постоянная. Мы видели, многие лидеры государств поднялись в 2017 году, когда новости о пытках только появились, и мы видели, что они готовы продолжать помогать людям. Это - второе, что они должны сделать: лидеры должны продолжать оказывать давление на свои страны, чтобы держать открытым этот клапан для тех, кому нужно покинуть Россию. - Вы сказали, что главам других стран нужно давить на российскую власть, чтобы остановить Кадырова. Вы думаете, что это действительно будет эффективно? Потому что Россия отвечает на давление извне тем, что бьет по собственным гражданам. И чем больше будут давить - тем хуже будет россиянам, особенно гомосексуалам. - Вы знаете, с начала прошлого века мы осознали себя как глобальное человечество. Мы поняли, что у нас есть ответственность друг перед другом. На этом концепте мы основали мировое партнерство, объединили нации под одной миссией - дать человечеству возможность двигаться вперед, защищать людей в мире в равной степени. Мы выровняли и стандартизировали все - от торговли до гражданского дискурса, до свободы выражений и прав человека. Это не новая идея. И также нет ничего нового, что некоторые политические лидеры отрицают такое вмешательство в их местную политику. С этой проблемой мировые лидеры пытаются справиться более чем на протяжении века. И больше всего проблем возникает с людьми, которые отрицают права человека. Они спорят не столько с внешним вмешательством, сколько с теми, кто против нарушителей. Но я не могу согласиться, что политическое влияние извне сделает ситуацию в России хуже. Мы уже несколько раз видели, как государства были изолированы с помощью подобного давления. И политическая, культурная и экономическая изоляция давала позитивный результат - в далекой перспективе она вызывает перемены. - Говоря о переменах. Как вы считаете, все же есть ли надежда, что ситуация с гомосексуалами в России изменится? - Я говорил ранее, что я оптимист. И мы видели - страна за страной, - как за одну ночь может измениться то, как государство реагирует на своих ЛГБТК-граждан. Это просто вопрос политики. База для перемен в культуре уже есть - мы видим, что некоторые сообщества в России уже смотрят в будущее, что у некоторых есть абсолютно новые представления о том, как должно выглядеть сообщество, о разнообразии среди россиян. Изменения возможны. Что требуется? Политическая воля режима, который должен дать разрешение на подобное изменение. - Но пока изменений не видно. Сколько времени, как вы считаете, должно пройти? - Потребуется время и работа. И ее должны выполнять не только жители России, но и люди по всему миру, которые бы поддерживали работу внутри вашей страны и давали понять Кремлю, что мы как люди считаем это неприемлемым и мы не остановимся, пока ситуация не изменится.

Подробнее читайте на znak.com ...