Почему Россия начала спецоперацию в Украине. Три причины (по версии Лошкарёва)

Почему Россия начала спецоперацию в Украине. Три причины (по версии Лошкарёва)

— А при чем здесь Россия? Пусть бы себе занимались [в Украине] чем хотят, и все были бы спокойны. Но здесь есть несколько важных аспектов. Первый связан с этим расширением НАТО и с тем, что баланс сил продолжает меняться. Наша спецоперация выявила присутствие неизвестных даже нам инструкторов, учебных баз, развертывание инфраструктуры. Это говорит, по сути, что Украина стала членом НАТО без формального членства. Нас немножечко обманывали. У нас были основания так думать, но мы это проверили только в ходе спецоперации.

Второй очень важный момент. Мы с вами говорили о ядерном оружии. В 1994 году Украина отказалась от своего ядерного оружия, которое ей досталось от СССР, подписав Будапештский меморандум. Он говорил, что все страны должны уважать суверенитет Украины и так далее. И вот когда произошли события 2014 года, воссоединение Крыма с Россией и начало вооруженного противостояния в Донбассе, Украина начала говорить: «А как же Будапештский меморандум-то?» Наша дипломатия нашла ответ в Декларации о принципах развития международного права 1970 года. Там есть пункт о том, что уважать суверенитет можно только у того правительства, которое представляет всю территорию. Поскольку выборы в Донбассе были отменены украинским правительством неоднократно, оно не представляет всю территорию.

Значит, мы пока не отказываемся, но воздерживаемся от полного уважения. Просто потому, что так написано в конвенции, которую когда-то все согласовали.

Из-за того, что призывы к Будапештскому меморандуму не реализовались, украинская дипломатия начала говорить о том, что возвращается к ядерному оружию. Здесь надо понимать: они, конечно, не смогут сделать «чистую бомбу», но смогут сделать «грязную». От разговоров украинцы, судя по последним заявлениям — и их, и нашим, — перешли к действию. Вы представьте: страна живет на контрабанде, на каких-то таких отношениях, и у них есть ядерная бомба. Первое, наверное, что они бы сделали, — они бы ее кому-то продали. Второе — там много людей, которые захотели бы ее применить. Вы не поверите, насколько есть радикально настроенные по отношению к России люди в украинской политике. Вот в 2014 году утекла в Сеть беседа Юлии Тимошенко с одним из депутатов. И она же там прямо говорит, что надо бомбить [Россию] к чертовой матери. Я не говорю, что украинцы доработали свою ядерную бомбу. Но по крайней мере те документы в Сети с атомной станции в Энергодаре, которая теперь под контролем российских войск, говорят о том, что от разговоров они перешли к действию: появилась настоящая ядерная программа Украины. Когда такое появилось у Ирана, на Иран посыпалась вся кара небесная: все санкции, все провокации, какие могут быть.

Вы наверняка все слышали про эти лаборатории. Я вам скажу вещь, которая меня очень поразила. Мы в экспертном сообществе знали о 12 лабораториях, а их оказалось 30. Те болезни, которые там исследовались, они же исследовались не для того, чтобы их победить. Происходило редактирование генома этих бактерий и функций. С какой целью — непонятно. Но если вы улучшаете какие-то свойства бактерий и вирусов, очевидно, что это для какого-то поражения. И я здесь должен сделать оговорку: не факт, что украинские власти об этом знали. Дело в том, что у американцев более 200 лабораторий по миру и не во все пускают местные власти: незачем им знать. Но опасность для нас это представляет огроменную. Понятно, что завтра нас, может, никто и не заразил бы, но наличие рядом с нами такой угрозы без ответа оставлять нельзя.

И третий момент, почему мы все-таки туда вошли в ходе вот этой специальной операции, — Минские соглашения. В 2015 году Россия, по сути, сделала огромную уступку Украине. Уступка заключалась в том, что в момент, когда украинские войска находились в окружении, никто не воспользовался этим преимуществом, чтобы продлить границы ДНР и ЛНР дальше. Вместо этого мы сели с Украиной, с вот этими республиками, с ОБСЕ. Подписали все — а потом начался цирк. У нас была альтернатива: договориться или вести войну. Вот мы договорились. А потом нам начали говорить: «Вот, вы оккупанты, злодеи феерические». А потом Порошенко сказал, что Украина оставит все как есть, а «дети в Донбассе будут жалеть, что там живут, и будут сидеть в подвалах». Это выступление тоже есть на YouTube. Они будут сидеть в подвалах — а мы будем не соблюдать Минск [имеются в виду Минские соглашения] и развиваться.

А потом пришел новый президент [Владимир Зеленский], появилась надежда. Он шел с месседжем. «Я буду хоть с чертом лысым разговаривать, лишь бы был мир», — говорил нам Зеленский. Тоже есть в интернете интервью с человеком лысым по фамилии Гордон. Русским по белому он говорит. А потом прошло два года — и никакого движения. Новый руководитель тоже не готов. И последняя капля возникла в сентябре прошлого года, когда началось накопление войск на тогда ими контролируемой территории ДНР и ЛНР. К февралю было собрано до 120 тысяч войск. Всего в украинской армии было около 200 тысяч человек. Мы это видели, тоже постепенно начали накапливать наши силы, но не в таком объеме. Мы до сих пор отстаем по количеству — даже сейчас, проводя операцию. И это, кстати, странно с учетом того, что мы ведем наступательные действия.

Частый аргумент, который мои западные коллеги говорят, — «получается, вы себе присвоили функции судьи». Наш ответ следующий: на постсоветском пространстве очевидно, что мы вместе с нашими союзниками по ОДКБ — да [судьи].

Нет, мы не судьи, а скорее поставщики безопасности. Мы обеспечиваем, чтобы все было спокойно. Здесь не вопрос суда — здесь вопрос борьбы с угрозами.

«Давайте решим одну проблему, а потом подумаем насчет Польши»

— Можем ли мы в таком случае провести спецоперацию в Польше? — спросил один из студентов.

— В принципе, можем, а смысл? — ответил Иван Лошкарёв.

— Так там тоже русских не любят.

— Смотрите, в Польше нет проблем с оружием массового уничтожения. В Польше все-таки, скажем так, не героизируют нацизм. Короче говоря, там не хватает всех условий. Но другой момент: какой в этом смысл? Это уже будет война: Польша состоит в НАТО. Может быть, за Польшу вступятся так же, как за Францию в 1939 году. Но не факт. В Польше у нас нет никаких целей, которые бы нас интересовали в принципе.

— А что нас интересует в Украине?

— Отсутствие там ядерного и биологического оружия, прежде всего. И мы сейчас демилитаризацией это делаем, убираем это все. И еще уход от того несостоятельного проекта государственности, который там есть. В Польше нормальное государство, там собирают налоги, почти нет теневого бизнеса. Там проблем-то нет таких серьезных.

— Там русских бьют.

— Нет, смотрите: нацизм — это больше чем просто избиение русских. Потому что в таком случае в любом русском городе тоже могут быть нацисты. Нацизм — это все-таки не только разделение людей на сорта, но и приписывание им какой-то ценности — большой или маленькой. Нередко русских бьют там за рубежом, не приписывая им какой-то ценности или ее отсутствия. Все-таки у поляков такого градуса идеологии и человеконенавистничества нет, честно.

— Но они же поддерживают Украину.

— Официально — больше, чем в обществе.

Как защитить ребенка от пропаганды и Z-флешмобов. Советы «Альянса учителей»

— Значит, там государство нацистское, они поддерживают нацистский режим в Украине.

— Хороший вопрос. Но я вам отвечу так: а мы со всеми сразу сможем разобраться?

— Мы сильная страна, мы сверхдержава.

— Мне здравый смысл подсказывает, что надо по очереди решать проблемы. Давайте решим одну проблему, а потом подумаем насчет Польши.

— Хорошо. Можно еще вопрос? Мы оправдываем зло злом?

— Очень хороший вопрос. Первый ответ: да.

— Ну это правильно?

— Да. Смотрите. Есть в этике несколько стандартов оценивания того, что есть хорошо, а что есть плохо. Один из стандартов — это стандарт долга. Иногда ты просто обязан что-то сделать, иначе будет хуже. И вот здесь это просто долг. Если вы не согласны с такой трактовкой, вы имеете на это право. Тогда посмотрите на цель. Цель благая?

— Не факт.

— Ну скорее да, чем нет, или скорее нет, чем да?

— Скорее нет, чем да.

— Но чуть-чуть есть [блага], да?

— Может, где-то.

— Вот. Если сравнить с украинской целью по ликвидации анклава ДНР и ЛНР, по разработке ядерного оружия — их цели лучше или хуже, чем наши?

— Просто в таком случае мы можем оправдать и действия Америки в отношении других стран.

— Поверьте, этим они займутся сами. Нам тут помогать им не надо. Они сами прекрасно это делают.

Лекция Ивана Лошкарёва. Фото группы Главного управления Смоленской области по делам молодежи и гражданско-патриотическому воспитанию. Источник: vk.com

— И мы делаем то же самое.

— Отчасти нет. Потому что мы все-таки работаем в своем соседнем пространстве. Мы в Афганистан не полезли, который у черта на куличках. Ну в Советском Союзе полезли, но сейчас-то нет. Мы совершенно Ирак не затронули.

— Насколько я помню, мы участвовали там.

— В Ираке? Мы просто голосовали, дали [зеленый] свет американцам, пускай там разбираются. Но сами там не участвовали. Понимаете, мы хотя бы разбираемся со своими соседями, от которых идут угрозы. Мы не провозглашаем угрозу где-то далеко и там ее ликвидируем.

— Можно еще вопрос? Что наши войска делали на территории Донбасса и Крыма?

— На территории Крыма — базировались в соответствии с соглашениями.

— Нет, они туда пришли.

— В 1783 году.

— Там [в Крыму] были украинские подразделения в 2014 году.

— Понимаете, там российские войска в той или иной форме с 1783 года. Менялось оформление того, почему они там. Но они реально там очень давно. Что они там делали? Базировались. Мы пытались поддержать Донецкую и Луганскую республики. Почему поддержали? Здесь этика работает: это люди русские, и мы ответственны за тех, кого приручили. Мы ответственны за этих людей.

— Как мы были за них ответственны?

— Во-первых, часть из них была нашими гражданами.

— И в Польше наши граждане.

— В Польше, дай бог, 40 тысяч наших граждан.

— Но наши же, русские.

— Ну если они обратятся за помощью — тогда подумаем. Пока обращений нет. Нельзя просто спасать людей без обращения. Надо, чтобы люди попросили. Люди Донбасса просили. Они даже в состав нашей страны просились.

— Почему мы их не приняли [раньше]?

— Скажем так, в 2014 году мы надеялись на мирное разрешение.

— Но Крым-то мы взяли.

— Ну Крым — совершенно другая история.

— Там по-другому просили?

— Совершенно по-другому. Крым, во-первых, обратился первым. Вы не поверите, в 2014-м и от Приднестровья приезжала делегация, они просились тоже. Это менее известный факт, но мы тоже им отказали. У нас счет — один из трех по присоединениям. Вообще расширение территорий — сложный процесс, и желательно такого часто не делать. Это все разные кейсы, несмотря на то что кажутся одинаковыми. Вот смотрите, есть яблоко, груша и апельсин. Это все можно есть. Но с разными целями и по разным причинам.

Подробнее читайте на 7x7-journal.ru ...