фото показано с : vz.ru

Мире, снова стал двуполярным. Запад и Россия встретили начало новой Холодной войны. И теперь пришло время подумать о главном: с кем, собственно, мы собрались воевать? И что за новый мировой полюс мы отныне собой представляем? Отгремели залпы санкций Отбушевал парад ВМФ И мы проснулись в ином, как будто, мире.

Мире, снова ставшем двуполярным, то есть - вернувшемся к своему нормальному состоянию.

Запад и Россия встретили начало новой Холодной войны. И теперь пришло время подумать о главном: с кем, собственно, мы собрались воевать? И что за новый «мировой полюс» мы отныне собой представляем?

Прежде всего, кажется необходимым уточнить: враг наш не Запад, не Европа и даже не Америка. Даже не «мир капитализма», с которым мы вели войну во второй половине ХХ века.

Дело кажется глубже, и война, которая, как будто, возобновилась сегодня, на самом деле не прекращалась никогда.

В явном формате она ведется уже лет пятьсот, и ведут ее два принципиально противоположных, антагонистичных друг другу мира: мир революции против мира традиции.

Ибо существует не один, а два Запада, не одна, а две Европы.

Когда Шпенглер писал свой «Закат Европы», он писал о закате модернистского, революционного Запада. Когда Шарль Моррас поднимал на борьбу свое «Французское действие», он поднимал его против модернистской, республиканской, с явными следами разложения, Франции. Когда де Местр поднимал знамена контрреволюции против якобинского погрома, он поднимал их против того же самого зла.

Даже Сталин, которого наши «марксисты» и «коммунисты» (которые никакие, конечно, не марксисты и не коммунисты) поднимают сегодня на щит, поднимают его прежде всего, как анти-троцкиста, анти-революционера, как последователя Ивана Грозного, то есть, как, прежде всего, защитника традиции, пусть и несколько превратно понятой.

Россия напоминает сегодня Гулливера (фото:Mary Evans Picture Library/Global Look Press)

Наконец, когда Фукуяма объявлял свой «конец истории», он объявлял конец войны идеологий, праздновал окончательную победу модернистского революционного Запада над традиционной консервативной Европой.

Фукуяма ошибся. Традиционная тысячелетняя христианская Европа не умерла. И сегодня она, кажется, вновь обрела своего защитника. Своего представителя. В виде единственной силы, способной противостоять «глобальному Западу».

Россия - великий и удивительный парадокс.

Выступая, даже не со времен Петра, а еще с Михаила Романова на стороне модернистских, революционных сил - разрушителей традиционной Европы (при Михаиле мы приняли участие в тридцатилетней войне в коалиции Швеции и «протестантской лиги»), Россия всегда при этом внутренне оставалась сугубо традиционной страной.

Большевизм, став нижней точкой падения России, стал во многом и моментом ее искупления.

И как бы мы ни относились сегодня к Сталину - но именно с середины двадцатых начинается постепенное возвращение России к своему традиционному консервативному амплуа

И вот еще один парадокс:

почитатели «красного царя» славят в его образе отнюдь не тирана, а победу над якобинской тиранией - то есть над революцией и разрушением.

Но если мы взглянем на современный мир, то что мы увидим?

Все тот же «троцкистский террор», все ту же «якобинскую тиранию» Разумеется, неизбежно и лицемерно прикрытые «либерально-демократическим» флером и завораживающим шорохом прессы о «свободе личности». На деле же давно уже нет ни «личности», ни «свободы»

Одно лишь пустое место, насквозь продуваемое черными ветрами революции, метущими мусорный ворох, оставшийся от тотального погрома великой европейской культуры и традиции

Так что, этот мир объявил нам войну? Этому миру мы объявили войну?

Но Россия, при всем своем тяготении к Европе, при всей своей влюбленности в республиканскую Францию, на самом деле всегда была чем-то иным, чем-то гораздо большим.

Вспомним Герцена, этого идеалистического романтика и революционера, попавшего в Европу в самый ее революционный, 1848 год, и до глубины души потрясенного и разочарованного царящей там пошлостью и буржуазной выхолощенностью человека.

Запад сгнил, - заявляет Герцен, - его обветшалые формы не годятся для новой жизни. И с этого времени начинает славить Россию как единственно возможное новое будущее Европы, свято веря в то, что «германский период» должен скоро сменить «славянский», и смыкаясь в своей горячей вере в русский народ с крайними славянофилами.

«В русской жизни есть нечто более возвышенное, чем община, и более сильное, чем власть Я говорю о той внутренней, не вполне сознающей себя силе, которая так удивительно поддерживала русский народ под игом монгольских орд и немецкой бюрократии, о той внутренней силе, благодаря которой русский крестьянин сохранил открытое красивое лицо и живой ум и которая на императорский указ ввести цивилизацию ответила, спустя столетие, колоссальным явлением Пушкина», - пишет Герцен в статье «Россия» (1849г. ).

Через год во введении к книге «С того берега» еще раз повторяет: Пусть же Европа, которая «нас не знает», «узнает ближе народ, которого отроческую силу она оценила в бое, где он остался победителем», пусть узнает она народ «который втихомолку образовал государство в шестьдесят миллионов, который так крепко и удивительно разросся, не утратив общинного начала», и сохранив под всей тяжестью крепостничества «величавые черты, живой ум и широкий разгул богатой натуры»

Пушкин, который, по мнению Герцена соединил разорванные Петром основания русской жизни, также славит личность и свободу. Но далеко не в понимании «либеральной демократии», которую глубоко презирает за тотальную пошлость и низменность.

Идея Личности в понимании Пушкина глубоко традиционна: «Самостоянье человека» (то есть его осознание себя независимой личностью) основано на «любви к родному пепелищу, любви к отеческим гробам» То есть, неразрывно связано с почвой, историей, культурой, родом и с другими.

Слово «личность» для Пушкина неразрывно связано со словом «любовь», и это, конечно, очень русское понимание слов.

И «Свобода», которую славит Пушкин, далека от политических «свобод» крикливой интеллигентской черни. Пушкин откровенно глумится над притязаниями мелкотравчатого буржуа «оспоривать налоги» и обладать свободой голоса: «И мало горя мне, свободно ли печать Морочит олухов, иль чуткая цензура В журнальных замыслах стесняет балагура» В самом деле, зачем свобода тому, кому и сказать-то нечего?

Свобода Пушкина это, прежде всего, свобода творческой личности: «По прихоти своей скитаться здесь и там, Дивясь божественным природы красотам. И пред созданьями искусств и вдохновенья Трепеща радостно в восторгах умиленья. Вот счастье! вот права. . . »

Да, это, конечно, прежде всего, свобода поэта, но, в сущности - все то же радостное принятие жизни русским крестьянином; все та же широкая воля свободной крестьянской общины, которые восхищали и Герцена.

Не будем забывать, что крепостничество, как и апофеоз работорговли это продукт Нового времени, продукт нарождающегося капитализма, «индустриальной эры», а вовсе не Средних веков.

Традиционный мир знал личность, волю и свободу в гораздо большей мере и степени, чем знает ее современный либеральный мир - мир всеобщего наемного рабства, мир целых народов и государств, вогнанных в кабалу банковского кредита

Миллионы европейцев живут сегодня в государствах с госдолгом столь фантастическим, что они и их потомки фактически являются безвременными заложниками «кабалы процента».

Живут в домах, долги за которые придется выплачивать их детям и внукам, вынуждены работать от зари до зари, выплачивая процент по кредитам (то есть, даже кусок хлеба, который ест европеец, он вынужден брать в долг у банкира).

О какой свободе в таком мире может идти речь?

Принадлежащая банкирам мировая пресса (а так же и т. н. «нонконформистская» марксистская пресса, принадлежащая тем же банкирам) трещит об элитном «золотом миллиарде», купающемся в свободе и роскоши (на горбе «черных миллиардов» - добавляют марксисты).

Но о какой роскоши может идти речь, если человеку «золотого миллиарда» не принадлежит ни его дом (банкир может выкинуть его оттуда в любой момент за малейшую неуплату); ни его государство (оно давно загнано в долговую яму и прочно посажено там на цепь); ни даже будущее (его дети и внуки уже рождаются в процентной кабале на сотни лет вперед).

«Роскошь» современного европейца - это фантом, иллюзия, поддерживаемая только гипнозом СМИ

Вот какой мир объявил сегодня войну России. Вот мир, которому Россия объявила сегодня войну.

Отсюда ее насущное дело: выработать идеологию, противостоящую идеологии современного кабального рабства (т. с. «свободного мира»); дать народам надежду на настоящую свободу и свободное развитие. И, быть может, возглавить движение сопротивления?

Но, прежде, конечно, России самой должно освободится от кабалы.

Ведь как может огромная страна, полная невероятных богатств и способная накормить половину мира, пребывать в нищете?

Только в том случае, если ее внутренние силы остаются нераскрытыми, а сама она связанной по рукам и ногам. И это, увы, наш именно случай. Экономически Россия сегодня находится в той же кабале, что и Европа. Но в силу своего нерастраченного статуса сверхдержавы, в силу своих огромных богатств, способных обеспечить ей практически автономное существование, она обладает гораздо большей политической свободой, чем прочие европейские страны.

Оставаясь в финансовой кабале, Россия одна из редких стран, способных всерьез говорить о своем политическом суверенитете.

И этот суверенитет станет полным, если ей удастся порвать путы финансовой кабалы.

И новые американские санкции дают ей на это шанс. Как же мы можем не приветствовать этих санкций и этого окончательного разрыва?

Но разрыва не с Европой, не с Западом, не с Америкой, нет. По большей части, там живут такие же люди как мы, наши братья. Мы надеемся, что итогом этой «фазы войны» станет наш окончательный разрыв с шайкой международных проходимцев, захватившей мир и «загипнотизировавшей» его обитателей.

А освободившись сами, мы, наконец, обретем силы исполнить и свою настоящую миссию: расколдовать мир, рассеять всеобщее наваждение и вернуть обитателей мира в нормальное и живое человеческое состояние.

Да, Россия напоминает сегодня Гулливера, выброшенного на берег и опутанного с ног до головы бесчисленными путами лилипутов

Но постепенно, очень медленно, она начинает приходить в сознание. Гипнотический туман покидает ее голову. Гулливеру приходит пора проснуться.

Теги:

Россия и Запад, духовные ценности, идеология

Подробнее читайте на vz.ru ...