фото показано с : rusnovosti.ru

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Здравствуйте, господа! «Воскресная школа экономики» на «Русской службе новостей». В студии Никита Кричевский. Ну что ж, не будем засыпать, погода сегодня располагает к тому, чтобы вести мирный неторопливый стиль беседы.

Говорить обо всём, говорить о вечном не будем. Будем просыпаться, говорить об экономике, о политике, будем говорить о футболе, в конце концов. Вчера было поистине сумасшедшее событие, наверняка все его видели, а кто не видел - тот сегодня посмотрел: и повторы, и комментарии, и сводки с полей, где представители постимперского менталитета выражали своё, мягко говоря, несогласие с позицией английских фанатов.

А я предлагаю начать с того, что мы все стали свидетелями откровения представителей государственного истеблишмента, тех, кто волею судеб оказался на вершине государственного бизнеса и, конечно, либеральных идеологов. Разговор идёт о том, что на этой неделе вышла статья господина Улюкаева в «Ведомостях» о том, какие он видит пути дальнейшего развития российской экономики, появилась публикация Грефа, где он говорил о своих ошибках на посту министра экономического развития и торговли. И, конечно, мне как экономисту нельзя было обойти вниманием публикацию большого интервью с деканом экономического факультета МГУ, господином Аузан. Александр Аузан рассказывал нам в присущей ему категоричной манере с примесью лёгкого хамства о том, как он видит развитие нашей экономики, точнее, по каким теоретическим рейсам мы должны двигаться дальше. И первое, и второе, и третье интервью были с примесью демагогии. Но так как Улюкаев и Греф поют, что называется, с чужого голоса, я полагаю, что начать нам нужно с интервью Аузана, где он говорит много интересного, что, кстати говоря, перекликается с тем, что говорят другие представители власти.

А у нас есть звонок. Добрый день!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Хотелось бы обобщить все эти темы. Я занимаюсь инвестициями и знаю, что у нас в стране более 70 предприятий, которые «на ладан дышат». А всем известно, что постиндустриальное производство с численностью от 200 до 600 человек качественно-количественно заменяют собой от 3 до 5 индустриальных производств с численностью от 1,5 до 2,5 тысяч человек. Соответственно, с такого завода необходимо только корневище: корпус, подведённая железная дорога, коммуникации, так как строить новый - это гигантские убытки, проще строить в Испании. Предположим, я покупаю этот завод, выкидываю все старые станки. Вместо 900-та человек у меня работает на постиндустриальном производстве 40. И тогда начинается голодный бунт, когда меня мужики поднимают на вилы, а бабульки начинают колотить меня по голове.

Скажите, пожалуйста, как вы думаете, кто приедет разгребать этот голодный бунт: наша национальная гвардия или товарищ Путин?

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Я не понял, причём здесь Путин, причём здесь национальная гвардия, причём здесь ваши инвестиции?!

СЛУШАТЕЛЬ: Элементарно и просто! У нас есть инвестиция в инновацию. Наша инновация - прощай численность рабочих. Соответственно, эти рабочие перестают приходить на производство, покупать корм для кошки, стричься в парикмахерских. Я говорю сейчас про градообразующее предприятие.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: У меня к вам встречный вопрос: кроме градообразующего предприятия других площадок для организации вашего производства нет?

СЛУШАТЕЛЬ: Такое предприятие должно обладать тремя важными качествами, о которых я говорил: фундамент, железнодорожные пути и коммуникации. В данном регионе таких объектов, как вы понимаете, больше нет.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Я этого не понимаю, я с вами не согласен. Какой регион?

СЛУШАТЕЛЬ: Калуга, например.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: И что, Вы хотите сказать, что фундамент ниже глубины промерзания, коммуникации и ж/д ветка существуют только в единственном месте?

СЛУШАТЕЛЬ: Нет. Я хочу сказать, что тащить её вручную абсолютно невыгодно.

Н. КРИЧЕСКИЙ: Я так понимаю, что вы сейчас предложили мне сыграть на вашей поляне, в вашей системе координат, вы задали сразу условия игры и говорите, что есть единственное место в Калуге, хотя кроме Калуги существует ещё масса других областей, а после чего говорите, что вы сокращаете производство, градообразующее предприятие. Но какое? Если оно пустое - значит оно уже не работает, значит люди уже там не покупают корм кошке. Но вы говорите, что собираетесь там кого-то сокращать. Кого вы сокращаете, если там уже всё стоит?! Так о чём мы тогда говорим? О Путине? Так давайте поговорим о Путине, давайте говорить по поводу Пикалёво. Есть общепринятая версия о том, что Путин в Пикалёво нагибал господина Дерипаску. А есть другая версия, что господин Путин приехал, наоборот, не для того, чтобы нагибать господина Дерипаску, а чтобы разрулить ситуацию в пользу господина Дерипаски, что и было, собственно, сделано. Но сделано это было соответствующими публичными перфомансами в виде «ручку верни».

Будучи человеком, который занимается инвестициями, Вы как-то подозрительно верите тому, что говорит Вам телевизор и показывает картинка. В связи с этим у меня возникают сомнения, а так ли уж Вы действительно богаты и велики как инвестор. Вопрос-то в чём: нацгвардия приедет или Путин? Куда?! К вам, где предприятие уже не работает? Или куда?!

СЛУШАТЕЛЬ: Давайте к нам на АвтоВаз.

У меня к Вам конкретный вопрос по поводу наших политических программ: куда они будут упираться, как они будут загонять в себя инвесторов, что именно ждать?

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Какие инвесторы?

СЛУШАТЕЛЬ: Крупные инвесторы.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Кто? Вы инвестор? Да вы демагог! В Калужской области масса точек, где есть и подъездные пути, и фундамент ниже грунта промерзания, и пр. Все ваши условия выполнимы. Более того, есть масса других регионов, близких к Москве. Но Вы, понимая, что здесь потекли, переводите тему на АвтоВаз. Причём здесь АвтоВаз?! Я, конечно, с удовольствием бы с вами пообщался ещё, но нам всё же нужно переходить к теме. Спасибо огромное Вам за звонок!

Давайте всё-таки говорить о конкретике, о каких-то проблемах. Я с вами собрался говорить о серьёзных вещах: о Булзаново, о том, что у нас действительно такая катастрофическая затычка в экономической идеологии, что дальше бежать некуда.

Ещё один звонок. Добрый день!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! В том году был уход денежных средств в зарубежье меньше. Как с этим бороться?

Н. КРИЧЕВСКИЙ: С чем?

СЛУШАТЕЛЬ: С компьютерами, электронными деньгами. Нажал кнопочку - и деньги ушли. А кто и что - не найдёшь потом!

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Вы начали с того, что в том году денег меньше уходило, а в этом больше. Всё наоборот. Как с этим бороться? Этому нужно посвящать отдельную получасовую, а то и часовую программу. Вы хотите предложить разломать все компьютеры и пустить их под откос?

СЛУШАТЕЛЬ: Ну как в Израиле: 70% оставить в Израиле - остальное можете вывозить.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: А причём здесь Израиль-то и электронные деньги?

СЛУШАТЕЛЬ: Мне так кажется.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Вы меня извините, но плохо Вам кажется. Причём здесь электронные деньги? Мы говорим либо об оттоке капитала и о том, что с этим делать, либо говорим о том, что у нас развиваются параллельные денежные обороты с криптовалютой, причём самым широким шагом. И я бы сказал, что, так или иначе, но через несколько лет она займёт подобающее место. Уже сейчас можно их обналичить и получить за них реальные деньги. А это ставит совершенно новую задачу по ужесточению контроля за финансовым терроризмом. Я сейчас не готов разговаривать на эту тему по одной просто причине: потому что я, например, не слышал, чтобы кто-то предложил что-то реальное для того, чтобы этому противостоять. Конечно, есть умные парни с большими головами, которые могут через компьютер отследить любые транзакции и, если что, поставить человека к ногтю. Но, мне представляется, что мы хотим бороться с абсолютно новым явлением, которое 20-25 лет назад было просто невозможным, прежними устаревшими методами. Неужели мы будем с овчаркой бегать за этими людьми?

Я, собственно, по поводу господина Аузана хотел Вам сказать в связи с тем, что Вы меня время от времени спрашиваете, что почитать. И вот здесь господин Аузан время от времени помогает, потому что его интервью в «Ведомостях» начинается с фразы: «Имел удовольствие дискутировать с Дароном Аджемоглу в Астане». Сразу обясню: Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон написали книгу: «Почему одни страны богатые, а другие бедные». Книжка большая, местами заумная. Я не буду пересказывать вам её содержание, но могу сказать, что Аджемоглу и Робинсон на первое место ставят существование в разных странах политических институтов: одни из них - инклюзивные, то есть встроенные в системы, а другие - экстрактивные, которые отождествляются со всем плохим, начиная с автократии и заканчивая исключительным извлечением ренты во всех её проявлениях. Но это весьма интересная и познавательная книга. Она познавательна не только взглядом этих людей на проблему, она познавательна дополнительными историческими фактами. Я вам рекомендую.

Так вот, что говорит Александр Аузан: «Имел удовольствие дискутировать с Дароном Аджемоглу. Предметом нашего разговора было: где та точка, от которой начинается движение к другой траектории. По Аджемоглу и Робинсону получается, что эта точка лежит в политике. Там речь идёт о перемене политических институтов, то есть о демократии доступности. Но я так полагаю, что не в политике лежит точка отсчёта. Если вы делаете демократизацию в условиях плохих экономических институтов, неработающих судов отсутствующего правопорядка - вы получаете ухудшение. Мне кажется, что точка отсчёта в другом - в сдвиге ценностном, когда начинается (неважно сверху или снизу, сбоку или изнутри) какие-то преобразования. Когда возникает то, что называют словом «длинный взгляд».

Смысл этого тезиса в том, что господин Аузан, на мой взгляд совершенно справедливо, сомневается в первенстве политических институтов, политического устройства того или иного государства, но одновременно говорит о том, что нужно развивать институты, сопровождающие финансово-экономическую деятельность. Что-то новое вы услышали? Ну конечно, нет. Надо реформировать институты. Но очень важное замечание было у господина Аузана, когда он сказал: «Мне кажется, что точка отсчёта в другом - в сдвиге ценностном, когда начинаются (неважно сверху или снизу, сбоку или изнутри) какие-то преобразования». И через несколько абзацев в продолжение истории о ценностном сдвиге вопрос от журналиста: «А как же мечты о великой державе, как вы сказали, потому что у нас такой менталитет?» И здесь вот звучит следующий ответ господина Аузана: «Вот не надо! Слово менталитет я вообще не употребляю. Я говорю о ценностях и поведенческих установках, потому что это соизмеримые вещи. А вот дух народа - этого я не понимаю, это не к экономисту». Так вот почему происходит исчерпание контракта лояльности, даже готовность к снижению дохода в обмен на чувство принадлежности к великой державе.

Это всё говорит о том, что плевать на русский национальный менталитет, на поведенческие ценности и установки, на ту социометрию и на вопрос, что самое главное: «А почему у нас именно такие поведенческие установки? И что послужило спусковым крючком и теми факторами, которые привели к выстраиванию именно таких, а не иных поведенческих установок?». Это очень важный момент, потому что до тех пор пока мы не начнём исследовать особенности нашего экономического менталитета, мы не сдвинемся никуда. Мы будем рассуждать об инвестициях, об институтах, о прочих каких-то вещах, но мы никуда не пойдём, потому что есть вещи, которые являются причинами, но не следствием, базовыми установками, но не производными.

И теперь перейдём к вопросу по поводу политики, политических институтов как основы экономического роста. Настоятельно рекомендую книгу Ручир Шарма «Прорывные экономики». Я его процитирую: «В 1980-х годах 32 страны росли темпами выше 5%, из них 19, то есть 59% были демократическими. В 90-х годах из 39 стран с высокими темпами роста демократическими были 59%, а в 2000 - 43%». Итог трёх десятилетий: 52% из 124 растущих стран были демократиями, то есть 48% из 124 быстрорастущих стран демократиями не были. Они были автократиями. И самая известная и прорывная автократия в мире, вы знаете, это Китай (до этого была Южная Корея, до этого был Тайвань, Гонконг, Сингапур). Это говорит о том, что спорно выглядит тезис о верховенстве политических институтов.

Ещё одна книга - Элханан Хелпман «Загадка экономического роста». Снова цитата: «У нас нет ни хорошей теории, которая устанавливала бы связи между политическими институтами и ростом, ни надёжных эмпирических доказательств существования таких связей». Ну и для справки ещё одна цитата из Хелпмана: «Технологический прогресс не обязательно должен увеличивать производительность труда. Он может также увеличивать производительность капитала или земли. Другими словами, технологические усовершенствования могут повышать как производительность труда капитала и земли, так и производительность других факторов». Это ставит крест на всех разговорах о технологическом прогрессе.

И, наконец, Эрик Райнерт «Как богатые стали богатыми». Здесь о политике практически ни слова.

Итак, а мы о том, что на этой неделе с огромным интервью в «Ведомостях» выступил один из идеологов экономической политики, господин Аузан. Он говорил много интересного. В частности сказал о том, что: «Вот не надо! Слово менталитет я вообще не употребляю. Я говорю о ценностях и поведенческих установках». Как они формируются?

По недоразумению о менталитете, об этносе нации размышлял, собираясь писать об этом, Адам Смит. Он, как известно, был профессором моральной философии, после богатства народов подумал о том, чтобы «заточить перо» на эту тему. Но не успел.

Ещё одно подтверждение среди прочих - известный экономист, Карл Поланьи. Здесь я представлю одну цитату из его фундаментальной статьи «Аристотель открывает экономику». Вот ещё один был, простите меня, придурок, Аристотелем звали его. Почему придурок? Потому что не надо размышлять о каких-то духах нации - надо об инвестициях, об институтах. И вот что пишет Карл Поланьи в своей статье: «Чтобы очертить рамки исследования, Аристотелю нужно было соотнести все вопросы происхождения и функционирования институтов». А дальше он перечисляет три базовых категории, от которых Аристотель отталкивался: «Сообщество, самодостаточность, справедливость». Ещё одна цитата: «Сообщество, самодостаточность, справедливость - эти три базовых принципа социологии Аристотеля служили ему точками отсчёта в размышлениях по всем экономическим проблемам: будь то природа экономики или практические вопросы».

У Аузана была такая фраза, когда ему говорят о темпах экономического роста: «Фактически у нас впереди желаемые темпы роста могут оказаться чуть выше нуля - 2%, например. Желаемый или возможный… Желаемый - вроде как, 4%. Конечно, 4 - это лучше, чем 2. Есть страны, которые могут себе позволить двигаться небольшим темпом в 2%, например, Германия». То есть, разговор не о том, какими способами мы достигнем этих 2-х - 4-х%, а что для нас важней: 2 или 4?

Теперь смотрим по поводу «2-4» у Улюкаева. Не сумев вписаться в новую нормальность, Россия, по словам Улюкаева, рискует застрять на недопустимых для неё среднегодовых темпах роста ВВП в 2%. Не Улюкаев нашептал Аузан эту цифру, а всё было совсем наоборот. Это их совокупное мнение.

А давайте порассуждаем не о том, как это сделать и как не скатиться вниз. Нам с вами от этого не станет ни холодно, ни жарко, денег больше не станет.

Тут же Улюкаев говорит: «Эти темпы для Российской экономики неприемлемы, так как ведут к снижению нашей долю в мировой экономике, потере конкурентоспособности, падения уровня жизни населения относительно большинства стран».

А у нас в эфире Игорь Астафьев, кандидат экономических наук, доцент. Здравствуйте!

И. АСТАФЬЕВ: Добрый день! Я думаю, что если у нас экономические реформы будут делать те, для кого дух народа и менталитет - это пустой звук, то вряд ли нас ожидает что-то хорошее.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Вам господин Фридман несколько недель назад говорил о том, что мы при проведении грабительских реформ 90-х не учли, что, оказывается у народа есть менталитет.

И. АСТАФЬЕВ: Дело в том, что в этом интервью Аузана есть великолепное место, которое я зацитирую: «Как только вы не можете сформулировать реальную цель - у вас появляется огромное количество отчётностей». Когда господин Аузан говорит о духе народа, он предпочитает ему поведенческие установки, при этом говоря о том, что их можно оценить. Как можно оценить поведенческие установки? Мне кажется, они оценимы не более, чем дух народа.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Их можно уточнить социометрически, путём опросов.

И. АСТАФЬЕВ: Путём опроса - это такая же оценка, как оценивать длину платья, выше или ниже колена и т. д. Но с другой стороны, есть такой Роберт Солоу, который использовал Дельту, то есть если не хватает чего-то - то вот это вот нехватка и есть. Можно любопытную вещь отсюда вывести, что оказывается дух народа оценить в деньгах можно, но каким образом? А мы возьмём среднюю зарплату европейца перед Второй мировой войной и среднюю зарплату советского гражданина, умножим на количество населения, получим разницу - вот эта разница и есть дух народа, благодаря которому объединённая Европа и была сделана.

Дело в том, что в этих статьях Аузана я, например, не увидел никаких новых идей.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Перед тем как вас вывести в эфир, я говорил о том, что, во-первых, это не только его точка зрения, она весьма распространена, и никто из них не предполагает ничего нового, у них просто идёт дискуссия.

И. АСТАФЬЕВ: Я подразделяю экономистов на два типа: есть экономист типа деньги, есть - типа отношения. Я отношусь к тем, кто считает, что экономика - это отношения между людьми. А деньги - это статистика, механический подход.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Тогда уж не деньги/отношения, а цифры/отношения. Два подхода было в экономике: формалистский и субстантивистский. Формалистский - это подход, основанный на рациональном хозяйственном поведении, оптимизирующем нашу жизнедеятельность. А субстантивистский от слова субстанция, а субстанция - это кровь, жильё, зарплата, здоровье, безопасность - такие вещи, которые можно ощутить кожей.

Как вы думаете, как сделать так, чтобы альтернативную точку зрения, отличную от всех, услышали? Что надо для этого сделать?

И. АСТАФЬЕВ: Для начала надо услышать тех, кто говорит эту точку зрения. И таких много, но их не хотят слышать. А с другой стороны, менталитет нашего народа серьёзно болен, и его надо лечить.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Для того, чтобы что-то лечить - надо сначала знать строение этого организма. Вы уверены, что вы знаете основы менталитета, его основные черты.

И. АСТАФЬЕВ: Я хотя бы пытаюсь об этом думать.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: А вот этот сложно, поэтому Аузан и не думает.

И. АСТАФЬЕВ: Но я бы хотел обратить здесь внимание на другое: был такой Д. И. Менделеев. Нам он известен как химик, потом мы узнали, что он делал чемоданы, а потом узнали, что он ещё и экономист, и демограф.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: А ещё, говорят, он водку изобрёл!

И. АСТАФЬЕВ: Это само собой, как побочный продукт демографии. Но суть в другом. Подход учёного - подгребать всё под себя, а кто говорит, что это не моё - тот чиновник. То есть чиновник должен отгребать всё от себя.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Спасибо огромное, что были сегодня с нами!

А у нас обращения от зрителей.

СЛУШАТЕЛЬ: Глобальная долговая проблема - кто за это заплатит?!

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Мы-то тут причём? Как говорит Путин, что наш внешний долг один из самых низких в мире. Так что к нам-то это никакого отношения не имеет.

СЛУШАТЕЛЬ: Технология - пропуск в завтра - изменись или умри!

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Я не понимаю, почему ничего не говорят об институтах.

Отмечу, что прогнозы-то у нас хорошие на будущее.

Один из слушателей мне пишет: «Вы же профессор МГУ, подсаживаете начальство». Господин хороший, я не профессор МГУ. Профессора бывают либо по должности, либо по званию. Я получил звание, ВАК присвоенное, в 2006 году. Десять лет назад. Руководил кафедрой социального страхования в РГСУ, а в МГУ не работал никогда и, по всей вероятности, работать не буду по одной простой причине: что МГУ, что «Вышка», что другие подобные им академии государственной службы - этой мейнстрим. А я не мейнстрим. Вот Вам же сказали, что менталитет - это не экономиста, а я ведь с какого-то перепугу менталитетом интересуюсь. Мы не мейнстрим, такие не нужны. Нужны такие, кто будет про инвестиции задвигать, про инновации лапшу на уши вешать, про новые мосты в отношениях с Западом, про смягчение санкций, про отказ от присоединения Крыма - вот это да, вот это мейнстрим, вот это враги. Вот Путин не зря в свое время Рузанова в 2005, по-моему, году назвал врагом. Правда, там была история с экономическими организациями. Но ничего не изменилось за 10-11 лет. То же самое. Хватит уже болтать. Давайте о хостелах.

На этой неделе сижу я такой, смотрю телевизор. И выступает РБК. Выступает господин Титов. Борис Юрьевич, Партия РОСТА. И говорит: «Закон о хостелах - абсолютно антибизнесовый закон». Мы с вами понимаем, что такое хостелы - это мини-гостиницы без звёзд, как правило, их организуют в жилом фонде. Так вот, до конца июня Госдума должна принять закон о запрете хостелов в жилом фонде, точнее внести изменения в ЖК. Хостел можно будет содержать только на первых этажах жилых домов после перевода помещения в нежилой фонд. Если речь идёт о межэтажных хостелах, под которыми находится жильё - этого быть не должно. По мнению депутатов, такие мини-гостиницы нарушают права людей смежных с ними квартир. Кроме того, гостиничные услуги можно оказывать лишь после того, когда жилое помещение переводится в разряд нежилого. Галина Хованская процитировала письмо из Петербурга от жильцов дома на Наличной улице: «В нашем доме в хостеле на 10 этаже проживает 50 человек. В квартире установлены нары в несколько ярусов. Постоянно запах никотина на лестничной клетке в любое время дня и ночи. Постоянно можно встретить пьяных, ну или незнакомых, лиц». Это то, что Хованская цитировала в качестве одного из обращений о запрете хостелов. И вот сидит Титов. Он знаете, такой метр, человек, который оценивает всё с высоты прожитых тысячелетий. Он говорит, что это абсолютно антибизнесовый закон. Я понимаю, что человек, дедушка которого был главврачом больницы для старых большевиков, когда папа был депутатом Моссовета и знаменитым геологом, когда сам Борюша закончил МГИМО и во время обучения в МГИМО в 80-е мотался в Перу переводчиком, по дороге на пересадке закупая за 1 доллар часы. А они стоили здесь 50-60 рублей. Наши часы электронные 40 рублей. Мама потратила-купила. Сыну приятное сделать. С подсветкой, хорошие, голубенькие такие. Но, конечно, когда у тебя на руке «Casiо», ты другой весовой категории. Ещё один вид собизнеса был - привоз, поставка и продажа пластинок. Целая армия жуков была у магазина «Мелодия», вроде так он назывался. У такого же магазина на Маяковской. Борис Юрьевич там тоже зажигал. И в 89 году Борис Юрьевич с товарищем купили английскую фирму. Купили. С которой они до этого работали. Не организовали, а купили. И вот теперь. Я представляю, я живу в обычном доме. Вы тоже живёте, наверное, в обычных домах. Не всегда там консьержи, не всегда там хороший ремонт и прочее. А Борис Юрьевич живёт, наверняка, в доме элитном, а то и загородном коттедже. И вот он на нас смотрит на нас с прищуром, с ленинским, и говорит: «Это абсолютно антибизнесовый закон». Мне кажется, что вот если бы у меня этажом выше устроили бы хостел, я не знаю, что бы я сделал. Когда там нары в несколько ярусов. Но, может быть, кто-то будет соблюдать и мои тоже права как маленького человечка?

А у нас звонок. Добрый день.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Насчёт хостелов хотел сказать, что, действительно, они в жилых домах не нужны, потому что это бардак, это антисанитария. Это в двухкомнатной квартире, которая рассчитана максимум на 3-4 человека, не могут жить десятки. А насчёт часиков хотел кое-что вспомнить. Как раз конец 80-х годов, вот эти часики «Casio» и прочая японская дешёвка привозилась сюда и сдавалась по комиссионкам через форцы. Вот откуда они сделали свои первые капиталы. Там были не только часики. Там были и тогда популярные женские колготки и прочее, прочее, прочее.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Спасибо огромное Вам за звонок, спасибо за комментарий. Но, конечно не только на форце, потому что в нашей стране, да как и в любой другой, первостепенное значение имеют связи. А так же наличие качественных, хороших, высокопоставленных родственников. Титов мог бы поступить в МГИМО в начале 80-х без помощи? Да никогда. Я же как-то говорил, спрашивал я у матушки: «А может мне поступить в МГИМО, оно тогда было МИМО?». А она мне отвечает: «Никита Александрович, это не мимО, а мИмо!»

Хостел. Это малый бизнес. Это рабочие места. Смешно прям. Может быть, это действительно так. Может быть, все совсем по-другому. И вот эти письмена подстроены. И никаких там нар не существует. А наоборот, там очень милые, приятные, цивильные люди. Добрый день.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Евгений. Москва. Во-первых, хочу выразить Вам большую благодарность за то, что Вы в такой передаче поднимаете такие темы. И говорите мысли многих людей, которые с Вами их разделяют. Полностью солидарен с Вами. По поводу хостелов. В плане обидно, если покопаться в биографии каждого из руководителей, которых Вы перечислили. Думаю, все непростые, бывшие комсомольцы, бывшие «сынки». . . Поэтому, вот мы говорим про менталитет. Но их дети не парятся.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Вы говорите, что они все там «сынки», комсомольцы и прочее. . . Я подумал, а Путин-то чей сын?

СЛУШАТЕЛЬ: Нет, я не хочу говорить о 100%.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: А тот же Греф? Или Кудрин?

СЛУШАТЕЛЬ: Ну а как же, они тоже, как говорится. . .

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Да ладно, Греф вообще немец из Казахстана.

СЛУШАТЕЛЬ: При чем здесь национальность?

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Так мы о русском менталитете говорим. Вам ли не знать, что немцев во время войны ссылали? Прежде всего, с Волги. Это люди, которые в одном ряду с чеченцами, с крымскими татарами, с другими народами, которых просто заслали в Среднюю Азию. У меня был в армии дружок ближайший, Лёня. Как раз из Казахстана, как раз немец. Он уехал давным-давно в Германию. Греф был из семьи изгоев. А когда мы с Вами говорим про русский менталитет, мы говорим, что русские - это все, кто живёт по нашему русскому социокультурному коду. Проще говоря, читает, говорит, пишет, изъясняется на русском языке. Для которого русская культура - приоритетная культура. Это совершенно не важно, немец ты, чеченец. Думает как русский человек. Живёт как русский человек. А Греф. . . Я говорю о его происхождении. Он в 64 году родился, в Казахстане или где-то там. Он же Омский институт заканчивал.

СЛУШАТЕЛЬ: Ничего, пробился.

Н. КРИЧЕСВКИЙ. Это я к тому, что у него мохнатой лапы-то не было, как у Борьки.

СЛУШАТЕЛЬ: Значит, он это компенсировал другими своими качествами. Есть люди, которые по головам идут.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Может, за что ему честь и хвала. Смог же.

СЛУШАТЕЛЬ: С молодости идут по головам.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Это проблема не тех, кто идёт по головам. А тех, кто привечает тех, кто идёт по головам. Это проблема старших товарищей, которые не могут отделить зёрна от проросших зёрен.

СЛУШАТЕЛЬ: Вы обратили внимание, что в советское время многие руководители не любили умных заместителей?

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Почему в советское? Их и сейчас не любят.

СЛУШАТЕЛЬ: Да, это уже по традиции, плавно перешло от советского времени в нынешнее время.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Вы молодец. Вы вывели нас на очень интересную мысль. Мы меряем наше прошлое советскими временами. Когда я заикнулся о расколе, я более чем уверен, что 98% слушателей поморщились и сказали: «Это что такое было?»

СЛУШАТЕЛЬ: Вот насчёт раскола я Вас на 100% поддерживаю.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Когда нам говорят, например, о Петре, когда его превозносят, когда говорят, что он окно в Европу прорубил. . . Давайте танцевать сначала. Кто такой Пётр? Это сын Алексея Михайловича. Сын человека, который этот раскол учинил. Алексей Михайлович умер в 78 году, если мне память не изменяет. Маленький Петя остался совсем один, не помню, в каком году. И бунт стрельцов и подавление стрельцов-староверов в армии проходило на глазах маленького Пети. Он поэтому неврастеником стал. После того, как увидел этот ужас. Бедный ребёнок, выросший в царской семье, вы представляете, что это такое. Пылинки сдували. Там же бытовал обычай до 15 лет или 16 лет над царевичами когда посещали церкви или другие публичные места, несли такие занавесочки, чтобы оградить их от сглаза. Вот вплоть до этого! До совершеннолетия к ним мог подойти очень узкий круг людей. Комнатные, например. Те, которые допускались в покои. Несколько человек, как правило, ровесники. Дядька-воспитатель. Всё, минимум. И тут Пётр Алексеевич видит стрелецкий мятеж, видит, как их вешают, как их мучают, как их убивают, что может появиться? Отсюда все эти ужасные вещи, которые он творил в дальнейшем, уже в начале XVIII века. А началось всё оттуда. Оттуда всё! Оттуда!

СЛУШАТЕЛЬ: У нас всё это передаётся генетически в крови. Из поколения в поколение.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Так это называется менталитет.

СЛУШАТЕЛЬ: Конечно.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Мы с Вами заболтались.

СЛУШАТЕЛЬ: Мы с Вами просто любим историю, наверное.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Мы с Вами не историю любим, а то, что из неё можно выудить. И при этом я всегда вам говорю, господа хорошие, не пользуйтесь одним источником. Если Вы хотите иметь более-менее объективную точку зрения по какому-либо вопросу, возьмите 2-3. Не зря я этому товарищу, который говорит о том, что это голое утверждение, выдернутое из контекста, привёл не 3 даже, а 5. И все одинаковые. Но есть и другие. Потому что это дискуссия. Потому что это экономика. Потому что это наука общественная. Потому что мне тут пишут по поводу прогноза: «Экономика - это не наука. И ни один прогноз не сбывается». Господа, экономика это не метеорология. Это во-первых. Спутники и компьютеры здесь применимы в очень ограниченном числе. Экономика - наука социальная, поведенческая. Скажите, мы с вами доки в социальных науках? Мы достаточно сильно изучили строение, например, нашего общества, американского, китайского? Нет, конечно, нет. Психологи, социологи, филологи, философы, экономисты, антропологи. Кто занимается именно общественными науками? Нет. А что же Вы хотите от экономики. Экономика это всегда люди. Вы подходите с формалистского подхода: изменись или умри, как Греф обозначил свою сессию на питерском форуме. Так, потому что прогноз-то не сбывается. Я погоду смотрю по нерусскому погодному сайту, а результат предстоящего матча Германия-Украина вовсе предсказать не могу. О хостелах говорим.

А у нас звонок. Добрый день.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Я тоже о главных верхушках. Меня зовут Олег. Вы столько раз сегодня упомянули о Рузанове. Вы, наверное, к нему неравнодушны. О менталитете. Вот мой отец участник войны. До 10 лет не учился в школе. А после войны делал ядерное оружие, и сделал его. Не только он один. А я спрашивал отца: «У тебя есть менталитет?» Он говорит: «Нету». Вот у меня тоже нет менталитета. У меня есть образ мыслей, это у меня есть. Теперь о формалистах и формализме. Вы, я так понял, не хотите ещё формулировать. А я за то, чтобы формализовать образ мыслей. . .

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Вы меня неправильно поняли!

СЛУШАТЕЛЬ: У нас есть общие и есть особенности в нашем русском образе мыслей. Вот общее, то, что относится к людям всего земного шара можно формализовать. И можно сделать программу, и можно сделать математическую модель, против которой Вы выступаете. А почему? Потому что этого не понимаете.

Н. КРИЧЕВСКИЙ: Можете Вы как-то по-простому общаться? «Вы этого не понимаете. » С чего Вы решили, что я этого не понимаю? Я Вам другое хочу сказать. Вот почему вроде два одинаковых человека. Один целеустремленный такой, упрямый, упёртый, стену прошибет лбом, а другой такой вот размазня, разгильдяй. А ведь отношение одинаковой, родители практически идентичные. Это менталитет, господа.

А это была «Воскресная школа экономики». Спасибо, что были с нами!

Подробнее читайте на rusnovosti.ru ...