фото показано с : aif.ru

Половинчатые решения всегда чреваты рецидивами, уверен эксперт

В специальной военной операции на Украине наметился серьезный перелом: нацисты из батальона «Азов», засевшие в катакомбах «Азовстали», наконец начали сдаваться в плен, практически сомкнулся котел вокруг донбасской группировки ВСУ.Киев все больше делает ставку на радикальные неонацистские группировки, Запад же постепенно начинает задумываться о пределах русофобии и последствиях антироссийских санкций, которые бумерангом ударили по американской и европейской экономике. Была ли возможность избежать операции, каковы мотивы Запада в тотальном противостоянии с Россией, каким будет мир после украинского кризиса — все эти вопросы мы обсудили с российским политологом и телеведущим, членом Центрального совета партии «Справедливая Россия — Патриоты — За правду» Сергеем Михеевым. — Сергей Александрович, прежде всего хотелось бы узнать Ваше мнение о том, с кем и за что мы все-таки сражаемся?— Все довольно просто. На самом деле Украина является той территорией и тем инструментом, который Запад использует против России. Это — средство давления, расходный материал, удобный театр военных действий. Что касается американцев, мне кажется, они используют Украину не только для давления на Россию, с целью ослабить ее, но и как возможность восстановить линию напряжения между Россией и Европой, привязать к себе Европу на десятки лет вперед, чтобы у нее не было ни единого шанса стать альтернативным Америке центром геополитического влияния. После распада биполярной системы перед американцами замаячила очень серьезная угроза — угроза раздвоения Запада. То есть, грубо говоря, при отсутствии внешнего давления со стороны Советского Союза появилась возможность для того, чтобы Европа отвязалась от американцев. Никто не мог исключить противостояния ЕС и Америки, которая 350 лет назад бросила вызов старой Европе, но на новом витке. Американская элита, осознав в какой-то момент эту угрозу, стала делать все, чтобы разжечь конфликт между Европой и Россией, и Украину избрала как самое удобное средство и самую удобную площадку для этого. К сожалению, американцам это удалось. В какой-то момент ни у европейцев, ни у России уже не было другого выбора. США его нас лишили. Конечно, они не могли официально заявить о своих опасениях по поводу того, что Европа от них отвяжется. Но стоит напомнить, что все попытки ЕС играть чуть более самостоятельную роль всегда воспринимались в Вашингтоне в штыки. Американцы были резко против введения евро, быстро получившего статус второй резервной валюты мира. Не нравились США и разговоры о создании единой европейской армии. И расширение НАТО и ЕС за счет восточных европейцев стимулировалось США именно потому, что американцы таким образом получали своих верных агентов влияния внутри Европы. Мне кажется, в первую очередь борьба идет именно за Европу. И хотя многие утверждают, что американцы сейчас выигрывают и сохраняют роль гегемона, если мы посмотрим на реальную картину, США не управляют ни Китаем, ни Россией, ни Индией, ни Латинской Америкой, ни Ближним Востоком. И что же у них остается? Одна Европа. Думаю, наиболее дальновидные стратеги в Вашингтоне понимали, что, если еще 10-15 лет продлится период мирного стабильного существования, пожалуй, Европа с Россией заключат договор о континентальной безопасности, и в мире фактически не останется ни одного региона, который можно назвать американской сферой влияния. — Теперь по поводу того, был ли у нас выбор. Некоторые считают, что Россия могла не начинать военную операцию на Украине, поскольку ей якобы ничего не угрожало... — Сейчас уже есть документы, которые подтверждают, что у украинской стороны были планы нападения на Донецк и Луганск, а затем и на Крым. Впрочем, здесь и документы никакие не нужны. На момент начала спецоперации в Донбассе была сосредоточена огромная стотысячная украинская армия, которая начала обстрел ДНР и ЛНР (напомню, что до этого с «сепаратистами» воевали небольшие подразделения в 5-10 тысяч), активно развивалась сеть лабораторий под эгидой Пентагона, в которых разрабатывалось биооружие, Украина добивалась для себя ядерного статуса. В общем, если бы Россия не начала спецоперацию 24 февраля, ей в любом случае пришлось бы реагировать на агрессию Киева, подстрекаемого США, только с куда более плохих позиций. Конечно, есть типично обывательская концепция: «я никого не трогаю — и меня никто не трогает, я никому не желаю зла и поэтому буду действовать лишь тогда, когда мне дадут по башке». Но правда жизни в том, что иногда, если вам дали на улице по башке, вы уже и встать не можете, не то что дать кому-то сдачи. То есть выбор был: дождаться явного ухудшения ситуации и все равно втягиваться в конфликт, но с более сложных позиций или вообще проиграть. Если бы мы дожидались удара со стороны Украины, шансов на победу у нас было бы куда меньше. Судя по тому, что мы увидели за эти 2,5 месяца, Украина, а точнее США и другие западные страны, готовились к конфликту давно и весьма успешно. Страна была накачена современным натовским оружием, миллиарды долларов потрачены на пропаганду и масштабную информационную войну, сценарий которой, очевидно, был прописан до мельчайших деталей: неслучайно Запад в этом смысле действует слаженно, продуманно и далеко не спонтанно. Учитывая военную подготовку, украинская армия за два-три дня могла бы обойти Донецк и Луганск и выйти к российско-украинской границе. И что бы мы делали в этом случае? Вне всяких сомнений, жертв среди мирных жителей было бы гораздо больше: ни Донецк, ни Луганск ВСУ бы не пощадили. Ведь не церемонились же они сейчас с мирными жителями Мариуполя и других городов Донбасса. Население столиц ДНР и ЛНР они бы просто уничтожили, а потом повесили бы это на нас. Возвращаясь к вопросу о том, был ли у нас выбор, скажу — да, выбор, безусловно, был. В 2014 году, например, мы могли добиться совершенно другого сценария развития событий. Мы могли настоять на том, чтобы Янукович, избрание которого было признано всеми государствами мира, остался бы президентом Украины, мы могли тогда поддержать его военной силой. И мы получили бы совершенно другую картину: «сепаратистами» были бы объявлены люди на западе Украины и в Киеве, а не в Донецке и Луганске. Был выбор и в 2004 году, когда мы могли куда более решительно отреагировать на оранжевую революцию. В 1991 году у Ельцина была возможность предоставить Киеву независимость совершенно на других условиях. И так мы с вами можем углубляться в века: советская власть, романовская империя. Выбор, конечно, был. Вопрос в том, что на каждом этапе этот выбор был разным. — Можно ли идти на компромиссы с Киевом и что, на ваш взгляд, могло бы считаться для нас победой в конфликте?— Никаких компромиссов, разумеется, быть не может. И никакого соглашательства. В идеале, конечно, мы должны поменять политический режим на Украине в целом, потому что половинчатые решения всегда чреваты рецидивами. Любое половинчатое решение приведет к тому, что на следующем этапе опять придется разбираться примерно с такой же ситуацией. Как будут развиваться события в реальности — другой вопрос. Я думаю, что мы получим контроль над левобережьем Днепра и выход к Черному морю. Это позволит нам вести переговоры о судьбе остальной части Украины. Причем вести эти переговоры нужно с Западом, который не скрывает, что Киев пока держится только благодаря его помощи.— Как бы Вы охарактеризовали поведение нашей так называемой элиты? — Как известно, экстремальные ситуации всегда выявляют реальную суть вещей, показывают, кто чего стоит. Оказалось, что даже внутри правящего класса, я имею в виду чиновничество и капитанов экономики, нет никакого единодушия по поводу интересов России. Что касается культурной, медийной, творческой элиты, мы увидели совершенно четкую картинку. Наши попытки заигрывать с либералами привели к тому, что огромная часть «креативного класса» настроена против государства. Мы сделали из этих людей божков, полных тщеславия и гордыни, которые на протяжении многих лет обманывали людей, давая им ложные ориентиры. А сейчас мы наблюдаем момент истины. Многие лидеры мнений не готовы ни поддерживать интересы страны, ни бороться за них, ни даже тихо молчать и делать свое дело. Двигаться с такими людьми дальше невозможно. У России есть блок незыблемых интересов. Если их пересмотреть или отказаться от них, страны не станет. Если же учитывать базовые интересы России, становится очевидно, что конфликт с Западом был неизбежен и никаких компромиссов тут быть не могло. Для тех, кто продолжает боготворить США и Европу и занимает, по сути, антигосударственную позицию, есть два выхода: уехать из страны или остаться и не лезть в политику, занимаясь своим делом. К политической дискуссии и тем более к принятию решений могут быть допущены только те люди, которые занимают однозначно пророссийскую позицию и имеют необходимые профессиональные знания и умения, для того чтобы эту позицию отстаивать. Ситуация, конечно, непростая, но именно кризисные ситуации позволяют находить новые решения и двигаться вперед. — Что удивляет в сложившейся ситуации: Запад, который всегда себя позиционировал как оазис права, вдруг ведет себя как большевики в 1917 году, поднимая на знамена лозунги экспроприации... — Что касается большевиков — позволю напомнить вам, что их идеология — это как раз развитие европейской традиции. И неудивительно, что современный Запад показал свою абсолютную беспринципность, продемонстрировал, что в том случае, если это ему выгодно, он может полностью отказаться от декларируемых принципов. Таким образом, мы наблюдаем сейчас деградацию привлекательной когда-то западной модели, которая основывалась на принципах свободы слова и неприкосновенности частной собственности. Альтернативная точка зрения по событиям на Украине не просто запрещена, ее сторонники подвергаются преследованиям и массовому остракизму, «неправильные» медийные ресурсы жестко табуированы. Миф о свободной конкуренции и священном праве частной собственности также разваливается на глазах. Западные страны без суда и следствия экспроприируют активы, недаром каперство было когда-то узаконено в Англии. Это вызывает недоумение и страх у китайских и арабских элит, которые все последнее время активно инвестировали в Европу, и, безусловно, работает на подрыв авторитета западного «цивилизованного» мира. — Тем не менее у наших оппонентов огромные информационные ресурсы, и, по словам аналитиков, даже если Россия победит в реальной войне с неонацистами, в мире продолжит распространятся миф о том, что наша страна является агрессором... — Действительно, все рычаги формирования глобального общественного мнения находятся в руках США. И, прежде всего, мы должны перестать видеть в их медиа и в их массовой культуре идеал и ориентир для себя. Мы должны осознать, что мир — это не только Америка. Проще говоря, враг силен настолько, насколько вы позволяете ему быть сильным. Если вы освободитесь от своей внутренней вторичности, вам станет легче и, честно говоря, все равно — что они там думают и пытаются нарисовать. Это — первое. А второе, я думаю, что, на самом деле, нынешние события в глобальном смысле будут способствовать размыванию однозначного доминирования американского масскульта. Процесс, конечно, не быстрый, но я думаю, что он практически неизбежен. Грубо говоря, надо отстаивать свою идентичность и отказаться от американоцентризма. Чтобы избавиться от американской гегемонии, надо в первую очередь избавиться от нее в своей собственной голове. — Американцы уже осознали, что маленькой победоносной войны в стиле «Хвост виляет собакой», рассчитанной на рост рейтинга Байдена, у них не вышло. Можно ли утверждать, что теперь они заинтересованы в том, чтобы сохранять очаг напряженности на Украине до бесконечности?— Конечно, они делают ставку на то, чтобы как можно больше вытянуть из нас сил и ресурсов. У них, безусловно, своя игра. Наша задача — минимизировать потери, при этом добившись максимального успеха. Ситуация непростая, но, на мой взгляд, помимо большого количества рисков, она открывает перед нами и целый ряд возможностей. Просто надо уметь их использовать. Нынешний санкционный кризис продемонстрировал, что мы не умеем, а точнее разучились, делать многие элементарные вещи. Мы разрушили производство, у нас нет специалистов, вся система образования нацелена на какую-то постиндустриальную экономику, которая с треском провалилась. Сейчас у нас есть возможность восстановить часть того производства, которое было утеряно, и продолжить процесс национализации элиты. Решения должны принимать те, кто способен поступиться своими личными интересами ради страны. Ну и, наконец, культура и образование. Речь даже не о том, чтобы вернуться к советским образцам, а о том, чтобы сформировать такую систему образования, которая соответствовала бы современным вызовам — и с точки зрения идеологической, и с точки зрения технологической. То есть на самом деле у нас есть шанс стать сильнее благодаря разразившемуся кризису. Из любого кризиса есть два выхода, как из болезни: можно лечь и умереть, а можно попытаться выздороветь. Россия на протяжении своей истории выходила из таких передряг, из которых ни одна другая цивилизация выйти бы не смогла. Поэтому при всей сложности ситуации я лично — категорический противник пессимистических и пораженческих настроений. Мне кажутся нелепыми вопли о том, что если мы не наладим выпуск какой-то продукции через месяц или не возьмем какой-то город через неделю, то мы пропадем, развалимся, распадемся, сгорим и исчезнем. Ничего подобного. Не сгорим, не исчезнем, не распадемся и не развалимся. Если только сами не ляжем в гробы и не начнем ждать второго пришествия.

Подробнее читайте на aif.ru ...