фото показано с : znak.com

На прошлой неделе стало известно, что бывшему главному редактору некогда самого известного белорусского оппозиционного телеграм-канала NEXTA Роману Протасевичу, которого обвиняют в организации массовых беспорядков и разжигании социальной розни, смягчили условия содержания под домашним арестом

На прошлой неделе стало известно, что бывшему главному редактору некогда самого известного белорусского оппозиционного телеграм-канала NEXTA Роману Протасевичу, которого обвиняют в организации массовых беспорядков и разжигании социальной розни, смягчили условия содержания под домашним арестом. Теперь ему можно ходить на работу - в провластную Системную правозащиту . Согласно белорусским законам, расследование уголовного дела против Романа Протасевича должно завершиться осенью этого года. По совокупности вменяемых преступлений Протасевичу грозит до 15 лет колонии. В интервью Znak.com Роман Протасевич рассказал, чем его поразили белорусские силовики, почему альтернативы Лукашенко нет и о том, что происходит в его отношениях с Софьей Сапегой. Казалось, все возможно! Потом наступило разочарование - Почему тебе изменили условия содержания под домашним арестом? - Я сотрудничал со следствием и никогда этого не скрывал. Если честно, то я не знаю, как [изменение условий домашнего ареста] происходило с юридической точки зрения. Сейчас мне бы хотелось каким-то образом исправить ошибки, которые я совершил. Хочу быть полезным белорусскому государству и обществу. - Что ты такого рассказал следствию, что меру смягчили? - Я связался с Дмитрием (Беляковым - провластным активистом, главой Системной правозащиты . - Прим. Znak.com), мы договорились о работе. Потом я писал запросы на имя следователя, прокурора, чтобы мне позволили работать. Меня никто не принуждал, это была моя инициатива. - А что тебе теперь можно делать [под домашним арестом], чего нельзя было раньше? - Мне нельзя, как и раньше, выходить гулять, принимать гостей, но я хожу на работу в офис, и это уже что-то. Пользоваться интернетом стало можно через некоторое время, может, неделю-две после перевода из СИЗО под домашний арест. - По совокупности предъявленных обвинений тебе грозит до 15 лет колонии. У тебя, твоих защитников есть понимание, какой срок может запросить гособвинитель, когда будет суд? - Тут, если честно, не знаю, что сказать, потому что последние несколько месяцев каких-то активных следственных действий не было. Следователи не говорят, когда дела могут завершиться. Просто сижу и жду у моря погоды. - Если бы самолет, на котором вы с Софьей летели в Вильнюс, не посадили бы принудительно в Минске, ты бы вернулся в Белоруссию когда-нибудь? - Сам бы я не рискнул возвращаться, понимая, что мне грозит длительное тюремное заключение. Мало кто, наверное, решился бы на такое. - Алексей Анатольевич [Навальный]. - Ну, он в своем роде уникальный человек. А я бы не решился. Но честно скажу - вижу даже в этом плюсы, позитивные моменты. - Плюсы? Позитивные моменты? Это какие, например? - Если думать только о плохом, то очень скоро поедет крыша. То же самое касается адаптации. Через две недели даже к СИЗО привыкаешь, адаптируешься, уже нет супердепрессии. Первый позитивный момент связан с моим характером, с тем, как я жил многие годы. Я всю жизнь пытался куда-то спешить, торопиться, горел работой, идеями. Я не замечал, как жизнь мимо проносится. А сейчас, посидев в информационной тишине, могу сказать, что время, проведенное под домашним арестом, помогло мне лучше понять самого себя, изменить взгляды на жизнь, планы, проанализировать, какие ошибки совершил в прошлом (и это я не только про политику). Мои близкие видят эти перемены. Вся ситуация пошла мне на пользу. Был сам себе психолог. Я стал, как бы громко это ни звучало, другим человеком. Еще я устроил себе информационный детокс. Я отписался от всех каналов, почти не заходил в Twitter, не включал телевизор. Мог разве что почитать литературу, посмотреть видео развлекательное на YouTube. И все. Могу сказать, что с учетом той информационной плотности жизни, которая была, это так перезагрузило меня, позволило избавиться от негатива, постоянной борьбы. Когда от вечной информационной борьбы отключаешься, причем на долгий промежуток времени, жить становится намного проще. И вот сейчас я возвращаюсь в повестку, новости и воспринимаю все намного проще, и от этого действительно легче жить. - Кстати, а как вы умудрились полететь в Вильнюс на самолете, который следовал по воздушному пространству Белоруссии? Столько же вариантов было других. - Я думал на самом деле полететь через Варшаву, сделать там пересадку, встретиться с друзьями. Но просто отпуск подходил к концу, да и денег не оставалось уже. Но это не главное. Главное, почему я решил, что все будет нормально, - ровно за неделю до тех событий тем же самым рейсом из Афин в Вильнюс летел весь штаб Светланы Тихановской. Они спокойно пролетели. А я не пролетел. - Давая интервью белорусскому госканалу, ты говорил, что никогда больше не хочешь лезть в политику. Но сейчас ты начал работать в центре Системная правозащита . Это тоже политика. Как так? - Это не в полной мере политика. Центр, где я сейчас работаю, занимается скорее международными вопросами. Например, самый известный кейс - история польского солдата Эмиля Чечко, который бежал в Белоруссию. Он рассказал о том, как на границе якобы расстреливают беженцев. И к его словам нельзя не относиться всерьез - в Гааге начали рассмотрение дела. Такие ситуации единичны! Что касается политики. Летом - осенью 2020 года, когда я пытался активничать, у меня был запал, я был идейным дурачком. Казалось, что все возможно! Это была уникальная для Белоруссии ситуация. Мы смотрели на это с определенной долей эмоциональности. Но когда началась внутренняя борьба, [представители оппозиции] стали делить шкуру неубитого медведя - какие-то будущие посты, должности, - запал пропал. Наша светлая идея стала тонуть в проблемах внутри оппозиции, разборках за деньги, власть. В ноябре 2020 года многие начали отдавать себе отчет - революция проиграна. Это было очевидно. И вот тогда наступило разочарование. Силовики предложили мне чай и печеньки - Ты подвергался насилию с момента своего возвращения в Белоруссию? Тебя избивали / угрожали тебе / твоим родным, шантажировали? - На самом деле нет. Когда меня задержали в аэропорту и привезли уже в Минск, я был в наручниках и все такое, но меня удивило, что при первой беседе с сотрудниками милиции, в кабинете, мне дали чай и даже предложили печеньки. А после стали просто со мной разговаривать. И это вообще не укладывалось в голове, у меня был разрыв шаблонов - я не ожидал, думал, будет лютый прессинг. На всех этапах ко мне относились по-человечески. - После того, что весь мир узнал о СИЗО Белоруссии, в твои слова как-то не очень верится. - У всех разные истории, могу говорить только за себя. - А безопасностью / свободой Софьи [Сапеги] тебя шантажировали? - Нет. Во-первых, у нас абсолютно разные дела, они не пересекаются. Во-вторых, не было какого-то смысла в шантаже, я почти сразу принял решение, что не буду упираться, пытаться строить из себя героя - хотя бы потому, что мне некому и нечего доказывать. - С тем обвинением, которое выдвинуто против тебя, ты согласен? - Да. Я действительно работал над организацией протестов. Глупо отрицать очевидное. - Ты считаешь свое уголовное дело справедливым в таком случае? - Дело справедливое по той причине, что все по факту. Есть законодательство страны, ты в ней живешь, значит, по умолчанию ты его принимаешь. Помню, как в 2020 году мы шутили, что на пару статей УК мы уже заработали. Уже тогда было четкое понимание, что мы нарушаем закон. Поэтому как тут оценивать справедливость? Все по факту. - Когда ты давал интервью летом 2021 года, на твоих руках, на месте, где находились наручники, были видны повреждения. Можешь объяснить, откуда они? - Это следы от наручников, мне их очень жестко (после моего задержания) затянули. На моем здоровье это никак не сказалось. - Почему во время того интервью ты заплакал? - Все просто. После моего задержания на тот момент прошло недели две, и конечно, в результате таких сильных эмоциональных потрясений тебя колбасит, и очень сильно. И в какой-то момент эмоции взяли вверх. До этого я старался держаться, но когда зашел разговор о том, как я планирую жить, меня накрыло. - Твой отец был уверен, что тебя заставили дать то интервью. - Нет, это не так. Мои родители не могли знать, как все происходило изнутри. Я сам соглашался и всегда мог сказать нет , отказаться от сотрудничества. - Все в жизни можно сделать один раз. Даже уксус выпить можно, но только один раз. И сказать белорусским следователям нет тоже можно. Но не исключено, что только один раз. - Понимаю, но нет. Я с самого начала знал, что буду делать. Поэтому у меня легко проходило общение со следователем. Тут нет никаких секретов. Альтернативы Лукашенко нет - В 2020 году ты публично оценивал так называемые выборы президента Белоруссии. В прямом эфире на YouTube в 2022 году ты это делать отказался, сославшись на некомпетентность в этом вопросе. Почему ты избегаешь ответов на вопросы про выборы сейчас? Что с твоей компетенцией случилось? - Выборы [президента Белоруссии в 2020 году] не были прозрачными, но это не значит, что мы могли знать реальные результаты (Протасевич ведет к тому, что на выборах президента вполне мог победить Лукашенко, даже при наличии нарушений. - Прим. Znak.com). Раньше, когда я был ярым представителем оппозиции, я говорил то, что считал нужным. Любое мое интервью, публичное выступление - это была пропаганда так или иначе. - Изучать скелеты в шкафу Александра Григорьевича желания не осталось? - Я не стремлюсь дальше лезть в эти разборки, в политику. - Александр Лукашенко - хороший президент? Это тот человек, которого ты бы хотел видеть во главе своей страны? - На самом деле очень хороший вопрос, неоднозначный. У меня не произошло полного переобувания, я не стал каким-то ярым фанатом Александра Григорьевича. Просто посмотрел на обе стороны. У меня есть собственный взгляд на некоторые проблемы, которые есть в Белоруссии. И о них надо говорить. Прозвучит банально, понимаю, но альтернативы [Лукашенко] нет. - Летом 2021 года ты говорил, что твоя поездка на Донбасс - самая главная ошибка в жизни и это та единственная вещь, о которой ты, правда, жалеешь . Больше ты ни о чем не жалеешь сейчас? - Жалею, что влез в политику, принял решение заниматься акциями [протеста], а не журналистикой, сблизился с политическими штабами. Мне жаль, что так вышло - С Софьей Сапегой вы познакомились, когда она уже администрировала телеграм-каналы про белорусских силовиков или ты ее привел в эту сферу? - Когда мы познакомились, она уже этим занималась. - А ты чувствуешь за собой вину / ответственность за все, что с ней случилось сейчас? - Описать свою эмоцию как вину , я, наверное, не могу. Когда мы познакомились, она уже в этом была. Я не прилагал каких-то усилий, чтобы втянуть ее во что-то, не навязывал свою точку зрения. Мне жаль, что так вышло. Получилось, что, подставив меня - в ситуации с самолетом, - подставили и Соню. Она просто попала под раздачу. Никто не думал, что с ней может что-то произойти. Со мной-то все ясно было. Я до последнего надеялся, что она проскочит, но я недооценивал белорусских силовиков. Знаешь, говорят, что среди силовиков сплошь дураки, только те, кто с ними никогда вот так не сталкивался. - Предпочту не владеть никакими знаниями по этой теме. - Такая жизнь. - Мама Софии Сапеги говорит, что вы с Софьей не общаетесь даже через адвоката. Это так? - Да, мы действительно не общаемся. У нас нет возможности связываться, потому что мы не находимся вместе. - Даже письма через адвоката не передавал? - Если бы такая возможность была, я бы о ней знал. - Ну, у тебя же есть адвокат, ты через него не пытался ей весточку передать? - Мы периодически общаемся с мамой Софьи. Не скажу, что много, но периодически это общение есть. - Получается, через маму можно передавать что-то Софье? - Могу, но тут важно понимать: мне ничего не говорят. Она (Анна Дудич - мама Софьи Сапеги) не рассказывает, как там обстоят дела у Софьи. - Когда вас с Софьей задерживали, вы были парой. А сейчас какие между вами отношения? - Такой вопрос мне еще ни разу не задавали. - Ну, мы не на белорусском госканале. Можем себе позволить. - На самом деле, я не знаю, как ответить. Мы несколько месяцев с Соней не общались, не контактировали. Сказать что-то конкретное трудно. Вообще непонятно, как у нее и у меня сложится жизнь, что вообще будет дальше. Я стараюсь думать позитивно, надеюсь на благоприятный исход и моего дела, и дела Софьи, но вообще непонятно, чем все закончится. - Не было такого, что ты говоришь силовикам: Меня берите, все расскажу, а Софью отпустите! - Нет, реальность немного суровее. - Прости, но я как девушка не понимаю, как можно за семь месяцев домашнего ареста не написать ей ни строчки? - Мы какую-то часть времени были вместе. - Во время домашнего ареста? - Ну да. - Благоприятный исход в твоем деле - это какой? - Не получить максимальный срок. Это будет не самый плохой исход. - Какой бы ни был приговор суда, он тоже когда-то закончится. А ты думал, что потом? - Конкретных планов нет. Время покажет. Знаю только, что мне надоело бегать, бегать от себя и своей жизни. План у меня только один - найти и построить свой дом. Не в физическом смысле построить дом, а остановиться, осесть и начать просто жить. Я, правда, набегался. * Голос внесен в реестр незарегистрированных общественных объединений, выполняющих функции иноагента.

Подробнее читайте на znak.com ...