2021-10-8 00:04 |
Врачи запрещали Александру Горшкову кататься, но он вышел на лёд, чтобы выиграть Олимпиаду.
8 октября Александр Горшков отмечает 75-летие. «АиФ» вспоминает с ним «скользкий» путь к этим медалям и к должности руководителя нашего фигурного катания.Дмитрий Гранцев, «АиФ»: Александр Георгиевич, я прав: из детской секции по фигурному катанию вас в своё время выгнали?Александр Горшков: Правы. Мне было 6 лет, когда мама услышала по радио объявление о наборе в группу фигурного катания. Привела в секцию. Пока занятия проходили в зале (ОФП, хореография), справлялся наравне со всеми. А потом, когда грянули морозы и на улице замёрз лёд, начался второй этап отбора. Я до этого на коньках не стоял ведь — разве что перед самым отбором на замёрзшей луже во дворе. Перед прокатом в раздевалке услышал разговор чьих-то родителей: «Мол, неважно, если ребёнок не умеет кататься. Главное в этом деле — настойчивость: если упал, то вставай». С этой мыслью и вышел. Всё, что я делал, — падал и вставал. Само собой, меня сразу отсеяли. Мама расстроилась, но не сдалась. Кто-то ей посоветовал спустя пару недель вновь привести меня в секцию. За это время я чуть освоил коньки. Явился на занятия, катаюсь, не падаю. Тренер спрашивает: «Саша, я тебя что-то давно не видел. Болел, что ли?» Я покраснел, неуверенно кивнул... Подвоха никто не заметил. Так я и остался в фигурном катании.— Папа как отнёсся к тому, что сын — фигурист?— Думаю, положительно. Папа работал в художественно-производственных мастерских Театра им. Станиславского и Немировича-Данченко, был специалистом по одежде. Как и его отец. Дедушка вроде бы даже шил пальто или шубу самому Шаляпину. Не могу утверждать с полной уверенностью, потому что рассказ этот слышал лет 70 назад (улыбается)... Папа меня многому научил в плане эстетики. Как носить пиджак, завязывать галстук, правильно подбирать одежду, сочетать цвета.Предложение от Милы— Коньки приличные тяжело было в то время достать?— Коньки для фигуристов делали тогда на шарикоподшипниковых заводах. Качество было хорошим, но модель для танцев на льду не выпускали. Когда я уже катался в паре с Милой, то танцевальные коньки мне из Чехословакии привез её папа — генерал-майор авиации в отставке, занимавший ответственный пост в ДОСААФ. Они оказались на два размера больше, чем надо. Лезвие пришлось разрезать и сварить заново, но следы этой «экзекуции» над коньками скрыть было невозможно. В них я выступал на своих первых чемпионатах Европы и мира. После проката в раздевалке прятал ноги под лавку, чтобы никто мои коньки не увидел.— Татьяна Тарасова писала в книге, что Людмила Пахомова сама выбрала вас. Как думаете, чем вы её привлекли?— Даже и знаю... Это была весна 1966 г., Мила из-за какого-то конфликта рассталась со своим партнёром Виктором Рыжкиным. У неё была травма ноги, которую она залечивала в спортивном диспансере «Лужников». А в «Лужниках» на катке «Кристалл» я тренировался с Ириной Нечкиной. После процедур Мила иногда заходил на «Кристалл» и помогала нам. Как-то раз она попросила проводить её до метро «Спортивная», по дороге предложила встать с ней в пару, сказала: «Подумай». И я подумал. Через 6 станций вышел из метро, добежал до телефонной будки, набрал ей: «Я согласен».— Через несколько лет под руководством Чайковской Горшков и Пахомова уже выигрывали чемпионат мира. Взлёт вашей пары случился потому, что был создан новый стиль, основанный на достижениях нашей балетной школы?— Так и есть. И здесь надо отдать должное Елене Анатольевне, закончившей балетмейстерское отделение ГИТИСа. Плюс её личные творческие и организационные качества. Мила тоже отучилась на этом факультете. К работе Елена Чайковская привлекала балерин Большого театра. Так, Валерия Кохановская много занималась с парой Линичук — Карпоносов. Боль от каждого шага— За год до Олимпиады-76 в Инсбруке вы перенесли сложную операцию.— Впервые понял, что случилось что-то нехорошее, когда выступили на чемпионате Европы в Копенгагене. Тогда всем сказал, что у меня просто приступ невралгии, потому что накануне пришла информация из МОК: танцы на льду наконец включены в программу Олимпийских игр... Когда приземлились в Москве, боль была такая, что ни ходить, ни сидеть не мог. Ехали в автобусе из аэропорта — и от каждой кочки темнело в глазах. Дома, по совету врача, сел в ванну с горячей водой. Через пару минут почувствовал, что теряю сознание, кое-как выбрался, упал в постель, сознание отключилось. Два дня разными способами меня пытались поставить на ноги дома, леча от невралгии. На третий день наконец доехали до диспансера, сделали снимок и поняли, что произошло. Это был спонтанный пневмоторакс — разрыв плевры лёгкого, воздух попал в межплевральную полость. Плюс в самолёте я неудачно повернулся — и лопнула веточка лёгочной артерии, в полости оказался не только воздух, но и много крови.Перед тем как отвезти в больницу, меня завезли на Пироговку к известному кардиологу. Он сказал: «Вас надо студентам медвузов показывать — настолько кривая и косая ваша кардиограмма». На самом деле в левом лёгком столько всего скопилось, что субстанция начала давить и смещать сердце. Операция длилась 6 часов, и потом от одного из медиков я услышал: «Ваша максимальная нагрузка теперь — в магазин за кефиром ходить».— И всё же вы решили выступить в Инсбруке?— Мне было 29 лет. Возраст, когда считаешь, что будешь жить вечно. В голове пульсировала мысль: мы столько лет шли к тому, чтобы выступить на Олимпиаде, у нас были все шансы выиграть. А тут такое! Как я могу всех подвести?! Когда после реанимации меня перевели в обычную палату, уже на третий день я стал потихонечку разминаться. Отказался принимать обезболивающие, от которых дурел. На лёд в итоге вернулся. Во многом благодаря вере в меня Михаила Израилевича Перельмана, профессора, который делал операцию. Он дал добро на то, чтобы менее чем через месяц после операции я поехал на чемпионат мира в США. Сказал: «Под мою ответственность». Тот чемпионат был принципиально важен для нас, т. к. был последним перед предстоящими Олимпийскими играми.— После олимпийской победы вы завершили карьеру. Людмила стала тренером. Вы почему не пошли по этому пути?— Здесь несколько причин. Мне хотелось работать в Федерации фигурного катания. Совмещать это с работой тренером невозможно. Да и два тренера в одной семье... Мне кажется, это многовато слишком. В общем, Мила тренировала, я трудился в Спорткомитете, судил соревнования. В 1984 г. на Конгрессе ИСУ (от англ. International Skating Union) меня избрали в технический комитет по танцам на льду Международного союза конькобежцев, где я проработал 26 лет, половину из которых руководил этим комитетом.— Простите за этот вопрос... Даже когда Людмила услышала приговор врачей, она продолжала тренировать. Верила, что болезнь отступит?— Надо было знать Милу. Она была кремень! Всегда шла к цели, не обращая внимания на препятствия. К болезни (онкологическое заболевание лимфатической системы. — Ред.) отнеслась как к досадной помехе. Поэтому, несмотря на все рекомендации врачей, оставалась на льду. Говорила: «Мне другой жизни не надо!»«Да он же интеллигент!»— Вы уже 11 лет возглавляете Федерацию фигурного катания России. Сложное хозяйство?— Сложно, если не очень любишь то, чем занимаешься. А если искренне любить всех участников этого процесса — спортсменов, тренеров, хореографов, то всё решаемо. Для себя я чётко сформулировал главную задачу: вовремя контролировать и, главное, по максимуму помогать. Когда ещё работал в Госкомспорте, доходили слухи, что про меня говорят: «Да он же интеллигент!» Но стучать кулаком по столу, кричать: «Делай, как я сказал!» — не мой метод. Надо стараться жить проблемами своих подопечных, разговаривать, вникать. Здорово, что у нас есть победы, что популярность фигурного катания растёт. Но при этом нельзя расслабляться и тем более почивать на лаврах.— Много вам журналисты крови попили, пытаясь втягивать в разные разборки?— То, чем занимаются иные журналисты, — это, как мне кажется, не от хорошей жизни. Работа такая: напишешь о хорошем, читать мало кто будет. А броский заголовок, что-то лежащее в области скандалов, сплетен заинтересуют публику. Я всё понимаю, поэтому несильно обижаюсь. Но интервью даю ограниченно. И всегда прошу показать перед публикацией. Не потому, что не доверяю. Просто хочу убедиться, что меня правильно поняли. Неверно интерпретированное слово может вырасти в проблемы. А они никому не нужны — ни спортсменам, ни тренерам, ни нашему фигурному катанию в целом.ДосьеВ 1970 г. пара Александр Горшков и Людмила Пахомова впервые взяла золото чемпионата Европы и мира. Вскоре сыграли свадьбу. Дуэт выигрывал ЧМ 6 раз — больше, чем кто-нибудь за всю историю танцев на льду. В 1977 г. родилась дочь Юля. В 1979 г. Пахомовой поставили диагноз «лимфогранулематоз». Она умерла в 1986 г. в возрасте 39 лет.С 2010 г. Александр Горшков возглавляет Федерацию фигурного катания России.
Подробнее читайте на aif.ru ...
