«Мы забежали в ложбину, а она была пристреляна. И по нам начали прицельно бить 120-е миномёты...» Подробности того боя Михаил Цветов до сих пор не любит вспоминать. Но самым страшным оказалось даже не это.

«Самое страшное на фронте — осознание, что ты не можешь оказать помощь. Всё остальное — это работа и дело привычки».Михаил Цветов родом из Макеевки в ДНР, ему 29 лет. Награждён медалью «За отвагу». После ранения он проходил реабилитацию в Центре восстановительного лечения им. Лиходея в подмосковной Рузе. В санаторий ему помог попасть проект «Время своих», который занимается реабилитацией и социализацией участников боевых действий и гражданского населения. Несмотря на огромное желание вернуться к боевым товарищам, осуществить его оказалось невозможно. На передовой Михаила, по его словам, «списали из-за увечья». Так что решил приносить пользу Родине иным способом и принял предложение работать спортивным инструктором в ЦВТ. Теперь бывший профессиональный спортсмен помогает восстанавливаться другим бойцам после ранений. И на этом не собирается останавливаться.Как складывался его боевой путь и каковы планы на будущее? Об этом корреспондент aif.ru поговорил с участником СВО.«Воевал 4 года»Юлия Борта, aif.ru: — Михаил, как вы оказались на передовой?Михаил Цветов: — Записался добровольцем, в марте 2022 года подписал контракт и поехал работать в зону спецоперации. На самом деле это уже был не первый мой боевой опыт. Так как я сам из Макеевки, то начинал еще на Донбассе. Но воевал не все восемь лет, а четыре года с перерывами. Когда конфликт между Украиной и Донбассом только начинался, мне было 20 лет, я заканчивал учёбу в училище и одновременно работал подземным электрослесарем в шахте. В 2014 году вступил в ряды Народного ополчения Донбасса. В 2015 году поступил на заочную форму обучения в Донбасскую строительную академию. Работал на войне и параллельно учился. Конечно, не очень получалось совмещать, но все равно какие-то чертежи чертил. С 2016 по 2018 год у нас была такая вялотекущая война. В составе ополчения выполняли разные задачи, начинали на блок-постах. Потом был перерыв. А в начале 2022 года созвонился с ребятами (мы тогда ещё не знали про СВО, на тот момент она не была официально объявлена) и стали организовывать очередную отправку в зону боевых действий. Так что когда вышел указ об участии в СВО добровольцев, у нас коллектив уже был собран. И мы одними из первых из Союза добровольцев Донбасса подписали контракт и поехали воевать. У нас был диверсионно-разведывательный отряд.— В 2014 году кто-то выбрал Донбасс, а кто-то Украину. Какие у вас были мотивы?— Да самые что ни на есть простые. Мы жили в мире и благополучии, ездили в Россию, а кто-то на Украину. Но когда в 2014 году на Украине произошел переворот, к нам пришли радикалы и наёмники с западной стороны, которые начали активно заниматься пропагандой в стиле «Украина — это Европа». В центре Киева они проводили факельные шествия. А нам стали указывать, что мы должны говорить только на украинском языке, учили нас, как нам жить по новым правилам, подменяли привычные ценности. Перезахоронение Бандеры в прямом смысле слова устроили, сделали его героем, что для нас неприемлемо. На удивление начали яростно сносить памятники Ленину. Хотя «Украина» — это проект Ленина, как государство она была создана по его принципам (после Гражданской войны большевики передали Украине территории, в том числе с русскоязычным населением Донбасса, и придали статус государственного образования — прим. Ред.). Всё это была не моя история. Поэтому мы приняли сторону Русского мира, Донбасс всегда был русскоязычным. Но националистам стало мало одной пропаганды. Они стали творить мародёрства и террористические акты. Хаотично били с миномётов по мирным жителям. Причем гибли не только взрослые, но и дети, которые вообще были ни в чем не виноваты, не понимали, что происходило. Чтобы это все остановить, мы с парнями приняли решение вступить в Народное ополчение и пришли на ближайшую военную базу.— А были люди из вашего окружения, которые приняли сторону врага и уехали на Запад?— Были. Одни уехали от войны, потому что у них были коммерческие интересы, бизнес. Они как бы за мир во всем мире, а на самом деле подстилка под новую власть, и когда кричали «Слава Украине!», они поддакивали. Другие стали открыто помогать врагу, например, воду на украинские блок-посты возили. Понятно, что этих мы потом тоже в городе не видели.«Миной оторвало пальцы»— Чем вы занимались в составе диверсионно-разведывательного отряда?— Работали в Харьковской области. Задачи были разные. Вообще очень мало успели повоевать, потому что в нашей группе за сутки из 24 человек осталось четверо, остальные погибли или были ранены. Несколько раз попадали в засаду, потом при штурме нас конкретно доломали. Там я и получил ранение.— Расскажите, как это было.— Перед штурмом подошел командир отряда и сказал: «Я понимаю, парни, у вас пол-отряда уже разобрали меньше, чем на сутки. Но сейчас нам предстоит идти на штурм. Если кто останется, никто о вас ничего зазорного не скажет, потому что здесь охрана тоже нужна». Охранников почти не оказалось. Один или двое согласились, вот почему они целые и остались. Все остальные ранены или убиты.Это было в ночь на 29 апреля 2022 года. Мы шли большой пешей колонной. Нас «срисовали» с беспилотника. Перед нами рассыпали зажигательные снаряды. Мы забежали в ложбину, а она была противником пристреляна. И по этой ложбине начали прицельно бить 120-е миномёты. Наша артиллерия среагировать не успела, по нам только и били. Потери были очень большие. Всех подробностей не могу рассказать. Но так было нехорошо, что поступила команда снимать медикаменты с «двухсотых», погибших парней, и оказывать помощь «трёхсотым», то есть раненым. Да и саму помощь уже почти некому было оказывать. У кого были оторваны руки, ноги, у кого кишки наружу. Когда я сам бежал парням на помощь, по мне прилетела мина. Передо мной одного полностью вывернуло, другого откинуло. Если бы не они, получается, я бы тоже там остался лежать. Большая часть осколков в них попала, но и мне досталось. Пальцы на руке оторвало, тело посекло, и автомат с магазином оказался весь раскурочен.— Но это было начало СВО, сейчас уже все признали, что там были ошибки.— Да, были ошибки, ценой которых стали жизни людей. Не было возможности вывозить всех тяжелораненых, не хватало медиков.«Он ещё живой...» — На передовой не бывает сомнений, что нужно стрелять в других людей?— Там все просто. Если ты не стреляешь, то в тебя стреляют. Не может быть никаких зазрений совести. Когда в тебя целят, разве ты их будешь жалеть? Надо первым сработать. Вы друг друга мотивируете, как говорится. Другое дело, если перед тобой гражданский, безоружный человек. На чьей бы стороне он не был, в таком случае только маньяк будет стрелять. А когда в тебя стреляют, то ты думаешь только о том, чтобы выгодную позицию занять, стать менее уязвимым, опередить и ликвидировать свою цель. Которая целится в тебя.— Что самое страшное?— Я для себя решил, что самое страшное — когда ты не можешь оказать помощь. Лежит рядом раненый, а ты бессилен ему помочь в силу физической недееспособности, отсутствия ресурсов, ещё чего-то. Вот он смотрит на тебя, просит, а ты не знаешь, чем помочь. До сих пор не могу забыть тяжёлую сцену. Когда нужно было снять медикаменты с бойца (было понятно, что он уже умирает), чтобы помочь другому раненому, парнишка рядом схватился за голову и все повторял: «Он же еще живой, он же еще живой...» Понятно, что в бою нужно трезво оценивать, у кого нет шансов, а кому ты еще можешь помочь. Но как такое принять — он ещё дышит, а тебе с него надо снимать медикаменты, чтобы отдать другому? На необстрелянных это действовало очень тяжело.Я в обычной жизни очень вспыльчивый человек. Сам не понимаю, как в момент ранения сумел сохранить хладнокровие. Первые 15 секунд сидел, чувствуя боль, шок. Потом принял решение «лечиться», сам перевязался, не дожидаясь помощи, иначе бы истёк кровью. А мог бы в панику впасть. Были люди с большим опытом, с высокими наградами, которые повели себя панически. И их никто не осуждает, потому что тогда все пошло не по плану. Мы уже думали, что все, приехали, настолько был плотный минометный огонь. До этого тоже падали рядом мины, пули свистели, но с такой интенсивностью и такими большими потерями — в первый раз.«С каждым разом всё страшнее»— К этому можно привыкнуть?— Нет, с каждым разом все страшнее и страшнее. Просто с опытом приходит понимание, что нужно делать в конкретной ситуации. Когда мины летят, то не просто падаешь, а стараешься укрыться за бордюр или спрыгнуть в ров, окопчик, чтобы сравняться с землей. Но это чисто дело привычки. Когда ближний бой идет, стараешься передвигаться, не стоять на месте. Ну и конечно, уверенней себя чувствуешь, когда работаешь с опытными людьми, потому что знаешь, что в сложной ситуации они не будут иметь бледный вид.Кстати, по поводу людей. У нас в отряде было несколько необычных бойцов. Были Герои ДНР, награждённые «Орденом Мужества», то есть настоящими наградами за реальные заслуги. Были бывшие бизнесмены, которые в Москве имели несколько квартир и машин. Никто прежними заслугами не кичился. Если нужно было дрова наколоть, воду принести, чтобы помыться или еду сварить, работали плечом к плечу и герои, и бизнесмены, и обычные парни.— А какой наиболее яркий момент помните?— Когда наша колонна подъезжала к Харьковской области, к нам подбегали волонтеры и закидывали пакеты, в которых были сигареты, перчатки, носки, трусы, продукты. Очень приятно было такое внимание. Парни в основном сигареты себе забирали, это ценная вещь на фронте. Продукты потом раздавали местным жителям, детям конфеты.— У вас есть семья?— Родители остались в Макеевке. Мама с отцом давно живут порознь. Предлагал её вывезти, и возможности есть. Отказывается наотрез, мол, никуда из своего дома не уедет. Раз уезжать она никуда не хочет, решил ей ремонт сделать. Пусть хоть живет в уюте. Вообще сейчас в Донецкой народной республике около миллиона человек проживает. Это большое население.«Мечта — учить подростков»— Какие планы на будущее?— Когда понял, что меня уже списали на фронте, много думал, чем хочу заниматься...— А вы бы пошли обратно?— Конечно. Но добровольческих отрядов уже нет, они перешли в Минобороны, а по контракту с моим увечьем служить не возьмут. Да и сам не хочу быть обузой товарищам. Рука-то есть, а все равно без пальцев даже шнурки не могу нормально зашнуровать. И зная рабочие моменты в зоне боевых действий, понимаю, что можно подвести людей. Когда на тебя рассчитывают, а ты сам как тюлень. Можно приносить пользу и по-другому. Я изначально думал о волонтёрской деятельности. Но в Центре восстановительной терапии предложили заниматься с участниками СВО спортивной реабилитацией. Тем более с детства профессионально спортом занимался — сначала футболом, потом пауэрлифтингом, единоборствами, кросс-фитом.Ещё планирую создать военно-патриотический клуб для подростков. Есть друзья, которые готовы помочь. И обязательно сделать филиал в Макеевке. Власти ДНР тоже готовы поддержать.

Подробнее читайте на aif.ru ...